Клиника С..... - Шляхов Андрей Левонович. Страница 48

— Дома — это не страшно, — оценил Моршанцев, — можно просто дверь не открывать, потопчутся и уйдут, а вот на работе — неприятно.

— Да, — дважды кивнула Ирина, — просто страшно представить себе визит подобных придурков в институт. Вот и продолжаю общаться по телефону и отвечать, что не знаю, где мой бывший благоверный и не могу знать, почему он, гад такой, указал меня в качестве лица, у которого можно будет навести о нем справки. Хоррор в стиле нуар! Ах, вот еще что — теперь они угрожают сделать меня невыездной. Так и сказали: «Если вы будете продолжать запираться, то вряд ли сможете ездить в отпуск дальше Сочи».

— Бред.

— Бред, но его приходится выслушивать, что-то говорить в ответ. Я, конечно, понимаю, что рано или поздно они от меня отстанут, потому что реально предъявить им мне нечего, но боюсь, что нервов моих не хватит с ними общаться. Работала бы я в районной поликлинике — послала бы их сразу по телефону, а пришли бы на работу — так и в глаза бы послала. Но у нас же не районная поликлиника, у нас институт с мировым именем, пафосное учреждение, сверху донизу набитое сплетниками! Если пойдут слухи, что я замешана в финансовых махинациях, то моя репутация будет погублена.

— Какая связь? — не понял Моршанцев. — Это же не имеет никакого отношения к профессиональным качествам.

— На первый взгляд это так, но в нашем институте невозможно работать, если коллеги тебе не доверяют. Люди должны быть уверены в том, что я выполню обещанное, не забуду и не кину… Ну, вы понимаете, в нашей теневой экономике слишком многое завязано на доверии. Даже сам факт прихода на работу к человеку сотрудников коллекторского агентства уже говорит о многом, наводит на размышления и подозрения. Ладно пришли бы тихо, но я совершенно не уверена, что они не сообщат на проходной, кто они такие и откуда. Скорее наоборот — сообщат, это же еще один способ морального давления. Представляете, что обо мне тогда станут говорить? Один раз был случай — лежал у нас в отделении дед, установили мы ему стимулятор и выписали, благословясь. А у деда двое сыновей, и оба работают в полиции, тогда она еще милицией называлась. Они встречают меня в коридоре, я приглашаю их войти в кабинет, чтобы не разговаривать на ходу, рассказываю им про папашу, объясняю, как и что, потом они меня благодарят и уходят. А оба приходили в форме — майор и капитан, причем, насколько я поняла, младший уже майор, а старший еще в капитанах ходит, такой вот парадокс. Приходили они в конце рабочего дня, уже в пятом часу. Так на следующий день, стоило мне только войти в конференц-зал, все вытаращились, будто привидение увидели, а Ростислав Васильевич спросил: «А вас разве вчера не арестовали?» А если сюда придут коллекторы, да несколько раз… Боюсь даже представить!..

В итоге кафе получило одиннадцать баллов. Балл по-честному сняли за некоторую нерасторопность официантки. Выйдя на улицу, Моршанцев предложил прогуляться. Весна уже окончательно переборола зиму, и погода для прогулки стояла самая подходящая — не жарко, не холодно и сухо.

— Лучше покатаемся по вечернему городу, а потом я вас отвезу домой, — предложила Ирина.

— Домой можно и не отвозить, — Моршанцев подумал о том, что автомобильная прогулка даже лучше пешей, как-то интимнее. — Сам доеду.

— Так все равно кататься, — резонно заметила Ирина, доставая из сумочки ключи.

На Большом Каменном мосту Ирина спохватилась и включила плеер. Из колонок полился завораживающий голос Дженис Джоплин. Музыкальные пристрастия Моршанцева и Ирины, как оказалось, во многом совпадали.

В половине первого Ирина остановила машину у подъезда шестнадцатиэтажной башни, в которой жил Моршанцев, и сказала:

— Спасибо за чудесный вечер, Дима.

В тоне, которым были сказаны эти слова, Моршанцеву послышался не то намек, не то некая неопределенность.

— Взаимно, — улыбнулся он и, используя шанс до конца, предложил: — Можно подняться ко мне. Я живу один, у меня есть много хорошей музыки, вкусный кофе, непочатая банка датского печенья и коллекция сувенирных значков…

— Коллекция сувенирных значков — это интересно, — в голосе Ирины зазвучала несвойственная хрипотца.

— А машину можно оставить напротив, в гаражах, — сказал Моршанцев, млея от собственной наглости. — Там с ней до утра ничего не случится…

Доение как точная наука

— Дмитрий Константинович! В седьмую мужчина поступил, Ферапонтов фамилия. Вот его история.

— Ходячий или лежачий?

— Скачущий, такой живчик! Не скажешь, что седьмой десяток пошел.

— Спасибо, Мариша… Постой! Попроси, пожалуйста, его подойти в ординаторскую прямо сейчас. Я здесь с ним поговорю…

В послеобеденный тихий час лучше не шуметь в палатах. Конечно, если нет возможности пообщаться в ординаторской, то ничего не поделаешь. Но если уж есть… К тому же это очень удобно — знакомиться с глазу на глаз, без посторонних. Капанадзе только что вызвала Валерия Кирилловна, это как минимум минут на сорок, а то и на час. Довжик отпросилась к стоматологу. Микешин ставит стимулятор. Удачное стечение обстоятельств.

Ферапонтов и впрямь оказался живчиком, бодрый такой дядечка, и взгляд живой, не тусклый, как у молодого. Коллега — врач-рентгенолог, правда, уже на пенсии. Прав был доцент Бургасов с кафедры рентгенологии, когда говорил, что на большинство людей радиация действует губительно, но на некоторых, избранных, она оказывает прямо противоположное, стимулирующее действие. В качестве примера Бургасов приводил своего шефа, заведующего кафедрой, который, несмотря на довольно почтенный возраст, был бодр, подтянут, а уж о любвеобильности его по медицинскому миру Москвы легенды ходили.

Инфаркт у Ферапонтова, однако, был. Трансмуральный, в просторечии именуемый «крупноочаговым», передний. После инфаркта развилась атриовентрикулярная блокада второй степени с приступами внезапного сильного головокружения, сопровождаемого перебоями в работе сердца.

— Это как репетиция смерти, Дмитрий Константинович. Слабость, все меркнет, сердце останавливается, и будто уплываю куда-то…

— Понятно. А чем вы занимаетесь, Олег Борисович? Как проходят ваши дни? Ходите ли на прогулки, выезжаете ли на отдых? Какие нагрузки себе позволяете?

Это только дуреха Довжик может спрашивать в лоб: «Вы, вообще, человек обеспеченный или от пенсии к пенсии существуете?» Моршанцев считал, что выяснять уровень благосостояния пациента надо деликатно, исподволь. Так, во-первых, более правильное впечатление создается, потому что обходной маневр почти всегда лучше лобовой атаки, а во-вторых, пациенты не настораживаются и никакой неловкости не возникает. Ну Марго — это Марго, королева наша. Ей хоть кол на голове теши, все равно без толку.

Работая рентгенологом, миллионером, конечно, не станешь, но разные бывают ситуации. Может — дети помогают, а может, гражданин Ферапонтов на досуге антиквариатом приторговывает или успешно играет на бирже. Чужая душа — потемки, а карман — тем более.

— Нагрузки небольшие, — улыбнулся Ферапонтов. — Если погода хорошая, могу пару часов провести в Лианозовском парке, правда, больше на скамейках сижу, чем хожу. Если плохая — дышу свежим воздухом на лоджии. За обедом могу рюмочку-другую махнуть под настроение.

— Рюмочку-другую — это сколько?