После войны (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 6

Женщина уже не кричала; только надсадно кашляла, когда я тащил её по пепелищу, и окончательно перестала сопротивляться. Вокруг ещё тлели отдельные очаги, но зола сделала своё дело, потушив пожар.

Перед домом уже собрались люди, вооружённые вёдрами; кажется, они пытались тушить пламя. Но мой огонь в этот раз не вырвался из-под контроля и остался в пределах отведённого ему пространства. Волоча ноги, я подошёл к стоящим людям, смотрящим на меня с ужасом. Целительница Уна прижимала к себе ребёнка, не позволяя ему наблюдать происходящее.

С трудом разжав руку, я бросил женщину в грязь перед собой.

— Не знаю и знать не хочу твоей фамилии, тварь, — с трудом шевеля пересохшими губами, заговорил я. — Эта женщина продала нежити не только собак, о чём вы тактично умолчали, но и вас всех, — обратился я уже к столпившимся людям. — Я не уполномочен карать её за измену, за то, что она скормила не-мёртвым не только тех, кто умер в прошлом году, но и своего собственного сына в обмен на сытую спокойную жизнь в войну. Сейчас я доложу командованию, а доживёт ли она до суда и казни — мне нет никакого дела.

— Товарищ офицер, что ж это делается? Как же так? Что значит — собственного сына? Как скормила? — загомонили деревенские. Разговаривать сейчас не хотелось, но объясниться было необходимо.

— Причиной семи смертей ваших односельчан стала не-мёртвая тварь, называемая псарней. Если очень хочется, вы можете разгрести пожарище и спуститься в погреб, там от нее должно было что-то остаться. Тварь появилась, когда эта женщина отдала некросам с вашего согласия всех деревенских собак. Всё это время она зрела в погребе. В прошлом году проснулась, сначала сожрала двух животных, чтобы укрепить свою плоть, после чего принялась за людей и их души. Ей нужно было столько душ, сколько было собак, после чего тварь окончательно сформировалась бы и вырезала всю деревню за несколько часов. Последней душой, которую она скормила твари, была душа её сына Ятика. Всё это — плата за спокойную жизнь. Естественно, что вслед за собаками умрут все деревенские, она забыла вас предупредить совершенно «случайно». Ещё вопросы есть?

— Да что ж это делается, товарищи? — решительно упёрла руки в бока дородная крепкая баба. — Аки волки друг друга жрать! Мало нам было некросов проклятых, так ещё вот такие стервы курвы будут нас всех покойникам продавать?

— Бить Нульку! — раздался выкрик из толпы.

— Точно, бить! Стерва она! Давеча у меня курицу спёрла!

— Да иди ты со своей курицей, дура! — рявкнул на жертву кражи какой-то старичок. — Она ж нас всех убить хотела, а ты про курицу какую-то! Отходить её розгами, да в погреб засунуть, покамест за ней власти не придут!

— Да какими розгами? Камнями забить! Виданное дело, сыночка, кровиночку, твари злобной на поживу!

Я не стал слушать, что за судьбу уготовят односельчане трусливой твари в человечьем облике. По-хорошему, они тоже виноваты, хотя и меньше. В общем, рапорт я отправлю, как только до своих вещей доберусь, а уж простят и оставят её в живых, розгами будут бить, дрынами, камнями или насмерть косами зарубят, мне плевать. Вот умыться бы…

Я медленно побрёл по направлению к постоялому двору.

— Да уж, много я с тобой повидал, с таким сталкиваться ещё не доводилось, — хмыкнул Тень. — Ты, оказывается, хороший оратор! Почему раньше не блистал? Или ты эту способность после удара головой об потолок получил?

— А когда я головой об потолок ударился? — нахмурившись, поинтересовался я.

— Ты не сам ударился, тебя та тварь приложила. И, по-моему, не только об потолок. Уж очень быстро она тебя швыряла, я не успел рассмотреть, — Тень хихикнул. — Но ты точно уверен, что тебе помощь этой девочки не нужна?

— Что мне сейчас надо, так это бадья чистой воды, — я вздохнул. — Жалко только, мозги промыть не получится. Как глаза закрываю, так эту сцену вижу — тварь ребёнка дожирает, а мать на это смотрит.

— Пройдёт, ты же и не такое видел, — неожиданно решил поддержать меня Тень.

— Ты прав, да только там-то война, а тут уже вроде бы и мир.

— А то ты без меня не знаешь, что война пока ещё на бумаге закончилась, а сколько будут слышаться её отголоски — даже богам неведомо.

— Знаю. А с чего вдруг ты так лирично настроен, да ещё и разговорчивый такой? — поинтересовался я.

— Как тебе сказать? Во-первых, я удовлетворён твоим выступлением, познакомился с новой крайне интересной не-мёртвой тварью и тщательно её рассмотрел. Во-вторых, обнаружил ещё несколько интересных образцов человеческого поведения, начиная с этой женщины, которую ты поводком назвал, и заканчивая тобой. Жалко только, ты не дождался развития событий.

— А что я-то? Мог бы и без меня посмотреть.

— Мог. Но здесь вступает в силу «в-третьих». Так вот, в-третьих, если я не буду с тобой разговаривать и отвлекать, ты не то что в бадью — до постоялого двора не доползёшь! Что я, не вижу, что ты пока на одном адреналине и рефлексе держишься? — он хмыкнул. — Конечно, я переживу, если ты по дороге завалишься, проспишься, очнёшься к вечеру… Но это будет скучно.

— Да уж, не весело, — хмыкнул я. — Тогда разговаривай, разговаривай, у тебя это хорошо получается.

— А-а-а, оценил! — радостно протянул Тень. — Поздно, сейчас тебя без меня развлекут.

Я догадался оглянуться, и сделал это как раз вовремя, чтобы лицом к лицу столкнуться с целительницей. Надо же, не заметил, как она меня догоняла; видимо, действительно вымотался.

— Илан, да что же Вы делаете! — проворчала она. — Вам помощь нужна, Вы ранены! Ну-ка, давайте руку. Давайте-давайте, не капризничайте!

Спорить с целителями я уже отучился, потому что целитель в общении с пациентом всегда прав. Безропотно позволив девушке поднырнуть мне под руку и подпереть острым крепким плечом, я постарался всё-таки минимизировать нагрузку на неё. Всё понимаю, наверняка доводилось одной раненых таскать, не новое занятие. Но я же вроде бы не настолько плохо себя чувствую, и вполне могу идти сам.

Вернее, я был в этом уверен, пока через несколько секунд не обнаружил себя всей массой висящим на плечах девушки. Силы оставили сразу и внезапно; вот только что я довольно уверенно шёл, и вдруг — уже не могу даже поднять руку. Но в полной мере возмутиться подобным положением вещей не успел: звуки начали стремительно отдаляться, картинка перед глазами поплыла и растворилась в кромешной темноте.

— Товарищ магистр! Товарищ магистр! — кто-то, издавая жуткий грохот, ломился в дверь.

— Гвардии обермастер, — пробормотал я себе под нос, понимая, что когда-то подобное уже было. Впрочем, мысль сложиться не успела, так как события пошли по иному сценарию. Я услышал скрип открываемой двери и раздражённый женский голос.

— Что ещё случилось? Объясняю же, раненый он, ему отдых нужен!

— Так беда у нас, Улечка! — залебезил хозяин постоялого двора. — Помощь очень нужна, а сами мы не справимся!

— Да что у вас там опять случилось-то? — проворчал я, садясь на постели и пытаясь одновременно обнаружить сапоги и определить собственное состояние. — Псарня с собой рядом конкуренции не потерпит.

По всему выходило, что состояние моё было даже лучше, чем в момент предыдущего пробуждения. Во всяком случае, я выспался, был явно чист, местами перевязан и одет в свободную белую рубаху и подштанники; явно не мои, на несколько размеров больше. Но всё лучше, чем пропотевшая грязная форма.

Оберлейтенант Колко, судя по всему, была очень молодой целительницей, и, вероятно, работала где-то в тыловом госпитале. Или просто слишком переволновалась из-за последних событий, и решила перестраховаться? Если судить объективно, не так уж сильно я был ранен. Слегка кружилась голова: видимо, небольшое сотрясение мозга. Несколько не слишком глубоких порезов от клыков и когтей стараниями целительницы уже практически затянулись; во всяком случае, болезненных ощущений было немного. Обожжённые руки и вовсе зажили сами собой: побочный эффект моей специализации, мне крайне трудно заработать ожог от обычного или собственного пламени, а даже если это удаётся, заживают подобные травмы крайне быстро. Вот, собственно, и все повреждения, если не считать многочисленных ушибов, синяков и ссадин, которые тоже стараниями оберлейтенанта почти сошли на нет. Конечности целы, голова практически цела, внутренние органы не повреждены: жить буду и, надеюсь, достаточно долго.