После войны (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 8

— Да не «не хочу» я, а… Ну, что уж там, пусть будет как есть, — оборвал свои откровения мой загадочный спутник. — Оделся? Пойдём, будешь поводок тащить. Я, кажется, догадываюсь, как ты собираешься это сделать, но всё равно с удовольствием посмотрю.

На улице, пока я шёл до развалин дома старосты в компании оберлейтенанта Колко, со мной здоровались и общались, как со старым товарищем, едва ли не выросшим в этой деревеньке. Интересовались здоровьем, делились радостями, хвалили, благословляли, благодарили… Один старичок даже задержал и устроил допрос с пристрастием: где служил, в каких боях участвовал, есть ли награды и взыскания. Я даже кое-что ответил, из общеизвестного и широкодоступного, чтобы не возникло накладок с секретностью.

Уже возле самого места назначения нас догнала самоходка, причём скоростная. Уна Колко сделала небольшой шажок назад, делая вид, что она скромно меня сопровождает. Она вообще, кажется, неуверенно знала устав, да и мне было приятнее с ней общаться в менее официальном тоне.

Из лёгшей на брюхо восьминогой паукообразной машины вышел, потирая шею, довольно молодой офицер, а вслед за ним горохом высыпались трое рядовых, вытянувшись за спиной командира по стойке «смирно».

— Подмастерье СОБ Лехей Архаров, — отсалютовал он, мы с Уной ответили тем же. — Гвардии обермастер Илан Стахов? — вопросительно посмотрел на меня службист. Я только утвердительно кивнул. — Рад видеть, что вы вполне оправились от ранений. Я прибыл, чтобы отконвоировать арестованную по обвинению в измене Нулию Соленко до места заключения под стражу и последующего проведения судебных разбирательств.

— Видите ли, товарищ подмастерье, — я вздохнул. — Пока я пребывал в недееспособном состоянии, а товарищ оберлейтенант, — я кивнул на девушку, — боролась за мою жизнь и здоровье, арестованная умудрилась сбежать. Но сейчас мы её вернём, не волнуйтесь.

Он не стал задавать лишних вопросов и возмущаться, только сдержанно кивнул, скомандовал своим бойцам вольно и вопросительно посмотрел на меня, доставая пачку папирос:

— Вам нужна помощь?

— Разве только я попрошу у Вас закурить, — я не удержался от улыбки. Вообще, службистов я не слишком жалую, но этот белобрысый парнишка с цепким взглядом лучистых голубых глаз вызывал куда больше положительных эмоций, чем виденные мной до сих пор его коллеги. Вообще, что-то подсказывает мне, далеко пойдёт этот подмастерье, и очень быстро. Службист понимающе хмыкнул, протянул мне пачку, с интересом понаблюдал, как я поджёг папиросу от пальцев. — Спасибо, Вы мне буквально жизнь спасаете!

Архаров улыбнулся одними глазами, а я, зажав в зубах папиросу, подошёл поближе к дому и принялся за подготовку вызова.

Магия у нас делится на традиционную, ритуальную и стихийную.

К традиционной относятся вербальные формулы, алхимия, общение с духами природы, богами и все старые, народные способы колдовства. Наверное, самый трудный в изучении раздел, дающийся далеко не каждому. Принято считать этот раздел магией бытовой, устаревшей и малоэффективной. В большинстве случаев это именно так: к примеру, многие сложные вербальные конструкции гораздо проще заменить стихийной магией. Но при этом иногда традиционная магия бывает в десятки раз сильнее и эффективнее всей остальной. Её мы изучали не слишком интенсивно; алхимия нам не нужна, вербальных заклинаний был ознакомительный короткий курс на семестр, и изучали мы преимущественно способы построения и основные принципы. А духов природы и всё остальное изучали факультативно. Я этот факультатив не посещал, занятый другими вещами.

Возникшую из традиционной ритуальную магию, к которой относятся некромантия, вивисекция, целительство, прорицания и ещё множество направлений, мы изучали уже достаточно основательно.

Что касается стихийной магии, её открыли не так давно, и используется она по большей части как боевая, хотя и не только (сюда относятся и некоторые разделы целительства, и множество отраслей сельского хозяйства, где она уже практически незаменима). Она кардинально отличается от двух других типов колдовства; если в них маг апеллирует к внешним силам и атрибутам, то здесь задействован он сам, его энергия и тело. Изначально любой человек, не только маг, ориентирован на одну-две стихии, с ними он более дружен, чем с другими. Например, человек огня реже обжигается, чем остальные, а человеку воды легче даётся плаванье. А маг-стихийник воспитывает своё тело так, чтобы можно было воздействовать на энергию в буквальном смысле собственными руками, а не только усилием воли. Так быстрее, удобнее и можно действовать в том состоянии, когда сосредоточиться в нужной степени невозможно.

Сейчас я готовил ритуал на основе некромантии с применением призыва; как я уже говорил, «поводок» привязывает «свору» к месту, и если убить собак, без посторонней помощи поводок далеко не денется. Да и с ней тоже не денется, если не перерубить связь. А связь перерублена не была.

Ритуал был простой, и требовал только аккуратности выполнения всех фигур и символов, а с этим у меня проблем никогда не было. Чертил я взятой тут же головешкой, на небольшом участке подсохшей земли перед домом. Если бы дом был цел, можно было бы вообще рисовать пером на бумаге, главное — внутри здания, в идеале — в комнате искомой женщины или в подполе.

Законченный узор потемнел, выжигая в глине неглубокие бороздки, и пыхнул небольшим чёрным облачком пепла, укрывшим рисунок от солнца. Нагнувшись, я ухватил краешек почти неподвижного облачка и осторожно потянул на себя, вытягивая тонкую едва заметную нитку, и вернулся к лениво наблюдающему за моими действиями службисту, накрутив её на палец.

— Остаётся только немного подождать, — сообщил я. — А скажите, подмастерье, кто Вы по специальности? Менталист? Или это секретная информация?

— Нет, не секретная, — подмастерье насмешливо хмыкнул. — Вы правильно догадались, товарищ гвардии обермастер. Встречный вопрос: Вы, как я понимаю, огневик? — он кивнул на развалины дома. Я утвердительно кивнул, задумчиво их разглядывая; от дома действительно осталось очень мало — обгорелые стены, закопченная печь. Домового жалко, если он там был. Но, с другой стороны, для него смерть от огня всё-таки лучше, чем смерть от лап нежити или в трухлявом брошенном доме. — Никогда не видел псарню живьём, редкая тварь. Даже немного жалко, что Вы оказались настолько хорошим профессионалом, и взялись разбираться с ней, не прибегая к нашей помощи, — Архаров сдержанно улыбнулся.

— За высокую оценку моих способностей спасибо, а по поводу псарни… Не накликайте, подмастерье. Я никогда не сталкивался с вышедшей на свободную охоту псарней в одиночестве, и предпочёл бы больше этого не делать, — поймав его вопросительный взгляд, пояснил. — Я однажды уже встречался с этой нечистью; нас было шестеро, а в псарне семнадцать собак. Выжило только трое охотников, мне же просто повезло. Сегодняшняя встреча была второй, и я почти опоздал.

— Вы участвовали в событиях под Лихом? — его брови удивлённо выгнулись, и серьёзный офицер сразу стал куда больше похож на любопытного мальчишку. — Я просто интересуюсь сложными формами нежити, изучал историю, — несколько смущённо пояснил он.

— Вот как? А я подумал, Вы просто тщательно подготовились к заданию, — я хмыкнул. — Участвовал — это громко сказано, толку от меня тогда было очень мало.

— Зато, наверное, сейчас всё прошло успешно? Хотелось бы на это хоть со стороны посмотреть!

— Ну… Обсудите с товарищем оберлейтенантом, она, кажется, тоже впечатлилась, — я пожал плечами. — Кстати, где она?

— Ушла, — службист слегка качнул головой, будто собирался указать направление ухода Колко, но на полпути передумал. — У меня не было причин её задерживать. Расскажите пока, коль нам всё равно ждать, кто был поводком? И псарня как, большая?

— Восемь собак, а егерем — некрос. Поводком оказалась старостина жена, последней жертвой — её сын.

Мы помолчали. Мгновенно нахмурившийся и замкнувшийся службист явно не был расположен к продолжению беседы, а я отвлёкся на начавшую слегка подрагивать нить — верный признак приближения искомого объекта. Правда, молчание надолго не затянулось; Архаров ругнулся и пробормотал.