Волонтеры атомной фиесты - Розов Александр Александрович "Rozoff". Страница 59

- Короче так, коллеги: даже легкую боевую технику нельзя собирать в такой спешке.

- …Тем более, — добавила Кео-Ми, — если сегодня ночью будет боевой вылет.

- А по-моему, — возразил Махно, — мы идем правильным путем. Да, с учетом разумной придирчивости команды Корвина, треть машин условно-отбракована. Но, две трети не вызывают нареканий. Это девяносто единиц. А нам достаточно даже семидесяти.

- Ни хрена себе! — возмутился Корвин, — Это как в Японии в 1944 году. Давайте строить самолеты через жопу, лишь бы быстро. Построили 50 тысяч самолетов, из них 30 тысяч взлетели, а остальные только до свалки на буксире доехали, там и остались.

- Что ты завелся, а? — спросил экс-консул.

- Просто обидно, — пояснил штаб-капитан, — столько работы киту под хвост.

- Корвин, у тебя некорректная аналогия, — заметила Кео-Ми, — прикинь: если бы Япония выиграла войну, то эти 20 тысяч бракованных самолетов были бы потом переделаны до нормальной летной кондиции. Мы выиграем войну, и ты с командой без спешки потом приведешь в порядок три десятка нестроевых виропланов. Еще скажи, что я неправа.

- Не скажу. Ты судья, поэтому…

- Вот, ты хитрый какой! — воскликнула она, хотела что-то добавить, но в это момент ее коммуникатор прочирикал: «любимая хозяйка, тебе SMS по судебной теме».

Кео-Ми взмахнула ладонью в жесте со смыслом «извините, я отвлекусь», и пробежала глазами короткий текст на экране.

- Блин! Опять про это долбанное католическое Рождество!

- Опять филиппинский викарий? — спросил Махно.

- Нет, — судья-магистр махнула рукой, — теперь этот австралийский умник с каторги. Я обалдеваю! Будто нам тут делать нечего, кроме как спорить про их Рождество.

- А в чем проблема-то? — полюбопытствовал Корвин.

- Никаких проблем. Я запретила им устраивать эту херню в общественных местах. Ну, реально: им сдали в аренду один конфискованный храм, в хорошем состоянии, и даже разрешили там строить эту монструозную многоствольную дудку.

- Орган, — уточнил Махно.

- Сама знаю, — буркнула она, — короче: у них есть храм, и пусть там собираются, но не устраивают уличную пропаганду неоколониалистской идеологии.

- Подожди, Кео-Ми, при чем тут пропаганда… — начал Корвин.

- При том! — перебила судья, — Ты директиву судьи Малколма от 17 сентября знаешь?

Штаб-капитан и руководитель «Summers Warf» утвердительно кивнул.

- Знаю. Даже наизусть помню. «На территории и в акватории Меганезии запрещается распространение и демонстрация политических и религиозных убеждений, требующих ограничить свободу жителей сверх ограничений, записанных в Великой Хартии или следующих из нее».

- Тогда, что ты спрашиваешь, если знаешь?

- Я потому спрашиваю, что Рождество, это не пропаганда, а просто фестиваль.

- Ага, как же! — огрызнулась она, — Вот увидишь: если я разрешу фестиваль, то вслед за фонариками и елкой появится викарий и начнет рассказывать про своего евро-бога. И придется расстрелять его на хер. Что, хороший получится праздник?

- Подожди, Кео-Ми, если так, то просто запрети ему проповедовать, а фонарики, елка, подарки пусть будут. Ну, реально, что в этом плохого-то?

- Корвин, прикинь: чтобы сформулировать корректный запрет, мне надо все бросить, и заниматься этой херней. Фонарики, елка и подарки у нас с 22 декабря до 17 февраля, от языческого Солнцеворота до китайского Праздника фонариков. Что мешает католикам праздновать по-человечески, вместе со всеми, без выпячивания своей религии?

- Минутку, Кео-Ми, — вмешался Махно, — по-твоему, запрещать сверх Хартии, это как?

- Да, это криво, — сказала она, — но это лучше, чем устроить репрессии под Новый год.

- Лучше, — ответил экс-консул, — делать по Хартии и по-человечески. Смотри: у каждой религии есть свой новогодний праздник. Не просто в каком-то интервале, а свой.

Судья-магистр глубоко вдохнула и громко выдохнула.

- Ладно, Махно. Я хотела по-человечески, но придется по-свински. По 40-му артикулу Великой Хартии, локальный судья может назначить компетентного арбитра…

- …Ты на меня так не смотри, у меня вечером боевой вылет, — перебил он, — эскадрон «Фарабундо» стартует с Западного берега в 19:30, ты же знаешь.

- А мне вообще в 18:15 вылетать, — добавил Корвин.

- Ага! — она потерла руки, — Как дошло до конкретики, так у всех тоже дела. E-oe?

- …Но, — продолжил Корвин, — я могу предложить кандидатуру арбитра.

- Ну, валяй, предлагай.

- Вот, я предлагаю арбитра: профессор Найджел Эйк, канадец, гость моего fare.

- Хэх… — задумчиво произнесла судья, — …Профессор Эйк, основатель религии твоих компаньонок — кйоккенмоддингеров, я правильно поняла?

- Ну, по ходу, Найджел считает себя не основателем, а только исследователем.

- Ну, — в тон ему заметила она, — по ходу, три твои компаньонки считают иначе.

- У каждого свое мнение, — ответил штаб-капитан, — так или иначе, это, на мой взгляд, адекватная кандидатура арбитра

Махно посмотрел на боевого товарища с некоторым удивлением.

- Слушай, Корвин, ясно, что проф Найджел, это умнейший дядька, но он же ненавидит христианство, он при мне говорил, что библия для человечества хуже чумы.

- Да, он так говорил, и тем не менее, лично я доверяю его объективности.

- Короче, — резюмировала Кео-Ми, — если проф Найджел Эйк согласен, то я назначаю его арбитром по выяснению допустимых рамок католического Рождества. Теперь перекур 10 минут. Корвин, за это время объясни профу, что к чему. А я попрошу Пак Ганг, судью по жребию, чтобы она участвовала в арбитраже, как полагается по Хартии. И продолжим по графику. У нас, типа, война, это в данный момент важнее, чем фонарики и елочки.

Небольшой отель «Nautilus Inn» с пляжем и с симпатичным рестораном у открытого бассейна до января этого года принадлежал компании «Tropicana Travel», Гонолулу, а после взятия Микронезии под контроль Народным флотом был поделен на паи между фондом развития Гавайики, локальным комиссариатом, и трудовым коллективом. Этот коллектив, весь состоящий из гастарбайтеров — филиппинцев остался без изменений. А ресторанчик получил имя: паб «Наутилус», и стал обычным местом деловых встреч на восточном берегу. Исходя из этого нового обычая, профессор Найджел Эйк предложил викарию Седоро Маркато, каторжнику Джеффри Галлвейту, и судье по жребию Пак Ганг собраться в этом пабе для обсуждения «рождественской проблемы»…

…Профессор Эйк был в молодости учеником Корлисса Ламонта, основателя школы натуралистического гуманизма, а перешагнув 70-летний рубеж, стал основателем новой ветви этой философско-этической школы. Внешне он напоминал толстенького гнома из любительского спектакля по Толкиену, только одет был по-современному, без затей в джинсовые шорты и лимонную футболку с эмблемой университета Конкордия.

Викарий Седоро Маркато не отличался от обычного преуспевающего провинциального филиппинца средних лет, и носил несколько старомодные брюки и белую рубашку.

Бывший сотрудник австралийского МИД Джеффри Галлвейт выглядел элегантно, как аристократ викторианской эпохи на пленере (даром, что одет был, как фермер).

Судья Пак Ганг, этническая кореянка с острова Чеджу, загорелая, плотно сложенная и круглолицая, с простой открытой улыбкой и будто, смеющимися янтарными глазами, выделялась из этой компании юным возрастом: чуть более 20 лет, а ее одежда состояла только из свободной куртки от тонкого кимоно, обернутой шнуром — поясом.

Найджел Эйк незаметно наблюдал за молодой судьей с предельным интересом: сейчас разворачивался социальный эксперимент, будто нарочно поставленный судьбой, чтобы подтвердить или опровергнуть «Четыре этических постулатов Ламонта»…

- Ну… — произнесла Пак Ганг, — …Викарий Седоро. У вас протест, так?

- Да, судья. Но, смысл протеста лучше изложит мистер Галлвейт.

- ОК, тогда давайте послушаем мистера Галлвейта.

- Судья! — начал бывший советник МИД Австралии, — Запретить добрый и политически нейтральный праздник, это, все-таки, ошибка. В мире Рождество празднуют не только христиане, но и приверженцы многих других религий, и многие нерелигиозные люди.