Волонтеры атомной фиесты - Розов Александр Александрович "Rozoff". Страница 61
- Судья, — произнес Найджел Эйк, — мне кажется, надо пригласить к разговору вот этого джентльмена. Ему явно есть, что сказать.
Упомянутый джентльмен, крупный плотно сложенный, полчаса, как устроился на краю бассейна с бутылкой портера. Это был характерный хиппи лет примерно 40, с бородой в форме лопаты и шевелюрой с вплетенной цепочкой блестящего бисера, стильно одетый в серую тунику первобытного фасона.
- Это хорошая мысль, — сказала судья, и помахала ладошкой, — Геллер! Алло! Ты же не откажешься составить нам компанию, правда?
- Не откажусь, если меня пригласят, — прогудел хиппи.
- Я тебя приглашаю, — пояснила Пак Ганг.
- Ну, если у тебя найдется еще портер, то я с удовольствием, — сказал он, и потряс свою бутылку, демонстрируя, что там осталась, разве что, пара капель.
- Aita pe-a, — подтвердила она, снова помахала ладошкой уже в другом направлении, и крикнула, — Диосо! Пожалуйста! Притащи бутылку портера!
Молодой парень, официант филиппинец кивнул, изобразил взмах руками, поясняя, что бутылка портера появится со скоростью летящей птицы, и пошел к бару.
…
Геллер, как и полагается настоящему германскому хиппи (точнее неохиппи) для начала отметил свое появление за столом несколькими нетактичными высказываниями:
- Что, твое преосвященство? — обратился он к филиппинскому викарию, — Для здешних реалий маловато будет риторики с Манильской кафедры теологии? Пришлось звать на помощь магистра международного права с овцекроликовой фермы, точно?
- Ну тебя совсем, — буркнул Седоро Маркато.
- У меня встречный вопрос, инженер Геллер, — сказал Джеффри Галлвейт, — тебе еще не надоело маскировать свой интеллект артистически-недостоверными манерами пьяного ландскнехта из второсортного псевдоисторического кино?
- Так ты и в кинокритике разбираешься? — съязвил Геллер, — Ну прямо многостаночник, stahanovets, как говорили в Восточном блоке эпохи Первой Холодной войны!
- А ты стал историком-лингвистом? — ядовито осведомился бывший дипломат.
- Хэй мужчины! — прервала их судья, постучав чайной ложкой по чашке, — мы тут, типа, собрались по делу, а не для балагана, если вы поняли, о чем я.
- Да, мэм, — ответил Галлвейт, и поднял руки в знак того, что прекратил пикировку.
- Твой портер, — сказал подошедший официант, и поставил перед Геллером бутылку.
- Mauru-roa, дружище Диосо, ты стремителен, как brandersnatch.
- Как что?
- Не «что», а «кто». Хищник такой, из «Охоты на Снарка» Льюиса Кэрролла.
- Ух, Геллер, где ты только откапываешь всех этих монстров, — пробурчал официант и удалился в задумчивости, то ли это был комплимент, то ли грубоватая шутка.
Судья Пак Ганг снова постучала чайной ложкой по чашке.
- Геллер, ты, конечно, все слышал оттуда, где пил первую бутылку. E-oe?
- E-o, — сказал неохиппи, — и знаешь, что я думаю?
- Пока не знаю. Скажи.
- Я думаю, Ганг, что тут сказана умная вещь: каковы стремления общества, таково и воздействие слов, символов, и образов. Но откуда берутся стремления общества? Они сложены из стремлений людей, а стремления людей не растут на пальмах как кокосы. Видишь: у канадского философа загорелись глаза. Он-то знает ответ.
- Я не знаю точного ответа, — возразил Найджел Эйк, — и, вряд ли кто-нибудь знает. Но, психологи обычно говорят, что основа стремления человека закладывается в детстве, примерно до возраста 7 лет. Дальше, до возраста 15 лет, эти стремления формируются. Следующий этап уже может длиться полжизни, но, как правило, стремления остаются неизменными, и лишь уточняются по мере накопления опыта.
- Проф Найджел, — негромко произнесла Пак Ганг, — не потому ли мистер Галлвейт так настойчиво говорил о празднике католического Рождества для детей?
Найджел Эйк неопределенно пожал плечами.
- Может быть.
- Может быть, — эхом отозвалась судья, и повернулась к австралийцу, — чья была идея напирать на праздник для детей, мистер Галлвейт?
- Судья, это был один из аргументов в пользу позиции, которую я отстаиваю.
- Мистер Галлвейт, я повторяю вопрос: чья это была идея?
- Простите, судья, но у меня есть принципы…
- Ну, и оставайтесь со своими принципами, мне уже все ясно! — резко оборвала она, и повернулась к викарию, — это была ваша идея, да?
- Это идея Христа, — возразил Седаро, — в Евангелиях об этом сказано: «пустите детей приходить ко Мне, и не препятствуйте им, ибо таких, как они, есть Царствие Божье».
- В Евангелиях сказано, — произнесла она, и повернулась к Эйку, — арбитр! Сейчас мне необходим ваш совет. Давайте отойдем в сторону на несколько минут.
Канадец кивнул, и они вдвоем пошли к пляжу, к полосе, где волны с тихим шуршанием накатывались на белый с коричневым оттенком тонкий песок.
- Вот вопрос, — тихо сказала судья, — как выполнить Хартию, но не испортить праздник?
- Пак Ганг, — так же тихо ответил Эйк, — правильно ли я понимаю, что ситуация с детьми подозрительна и, возможно, нарушает Хартию?
- Правильно, — подтвердила она, — в католицизме есть догмат о грехе, запрет многого, не запрещенного Хартией. Значит, по директиве судьи Малколма, пропаганда католицизма должна пресекаться ВМГС. Но, есть католические священники, которые, как выразился викарий Седоро, «проявляют гибкость» и, как бы, не нарушают. Только вот дети…
- Я понимаю, — откликнулся канадский профессор, — дети дошкольного возраста могут воспринять любую проповедь или буквально, или как сказку. Но рассуждения о грехе не выглядят, как сказка, значит, воспринимаются только буквально. И выходит…
- …Да, — молодая кореянка кивнула, — это самое и выходит, сен профессор.
- В таком случае, — сказал он, — я вижу только один путь решения этой проблемы.
- Pyeondobangbeob, — задумчиво отозвалась она.
- Что? — переспросил Найджел Эйк.
- Это по-корейски, сен профессор. Один путь — уже что-то. Расскажите мне.
…
Через несколько минут судья и профессор вернулись за стол, и судья, очень тщательно подбирая слова, обратилась к викарию.
- Седоро, вы говорили, что католики понимают грех духовно, а среди простых действий считают грехом только то, что запрещено законом страны пребывания. Это так?
- Да, в общих чертах, это так, хотя это сложный теологический вопрос.
- Мне не понять сложный теологический вопрос, — сказала она, — и вашим прихожанам, видимо, не понять сложный теологический вопрос, но вы как-то объясняете им. E-oe?
- Да, я объясняю прихожанам упрощенно. Это допускается принципами церкви.
- Вы объясняете им в общих чертах, как я цитировала в начале? — уточнила Пак Ганг.
- Можно сказать, что так, — слегка уклончиво ответил викарий, подозревая, что все эти уточняющие вопросы задаются не спроста.
- Очень хорошо! — заключила судья, — А вы готовы повторить это на проповеди перед прихожанами на католическом рождественском фестивале, который будет разрешен?
- Что — это?
- Ваши слова, Седоро, о том, как католики должны понимать грех.
- Послушайте, — тут викарий развел руками, — я привык сам составлять свои проповеди.
- Нам вы говорите одно, а прихожанам другое? — спокойно спросила кореянка.
- Нет, судья, но форма изложения для прихожан и для внешних несколько отличается.
- Хорошо, Седоро. Пусть форма отличается. Но, две мысли должны прозвучать ясно и однозначно, без уверток… — кореянка подняла правую руку, сжатую в кулак, и резким движением выпрямила указательный палец, — …Первая мысль: избегание греха это не запрет что-то делать в простом материальном мире. Это что-то духовное, и к простой повседневной жизни отношения не имеет.
Кореянка сделала паузу, и щелчком выпрямила средний палец, так что получился жест «Victory!», после чего договорила:
- И вторая мысль. Этический долг католика в материальных делах соблюдать Великую Хартию Меганезии. Соблюдать без всяких оговорок и исключений. Это понятно?
- Этический долг? — изумленно переспросил викарий.