Драйв Астарты - Розов Александр Александрович "Rozoff". Страница 73
– Не понимаю, – отрезал он, – В смысле, я понимаю, что им это было неприятно, но не понимаю, что им помешало поступить так, как поступил твой друг Джонис.
– А как поступил патер Джонис? – поинтересовалась она.
– Ты не заметила плакат на парковке около католической пагоды? – удивился он.
Зирка улыбнулась одними уголками губ и пожала плечами.
– Там надпись на утафоа. Я его знаю еле-еле. Общаюсь на английском и на лифра.
– Понятно… Я думаю, ты его быстро освоишь. Утафоа – красивый язык и довольно простой. А на плакате написано примерно так: «Друзья! Астральное поле пагоды чувствительно к астральным полям секса, хард-ритмов и сходных видов магии. Пожалуйста, не занимайтесь этой практикой здесь. Ниже на схеме показаны четыре удобных места для этого всего в ста метрах отсюда. Спасибо что прочли эту info».
– И это действует? – удивилась она.
– Разумеется, – ответил Чинкл, – Тактичная просьба не нарушать магический процесс, понятна любому правильному канаку. Но элизиане не использовали этот метод. ещё вариант: они могли повесить плакат: «Частный клуб» и написать любые внутренние правила. Есть клуб, где полная тишина, и общаются только жестами. Есть клуб, где требуется одеваться в имитацию рыцарских лат и передвигаться только на пони. Но элизиане объявили свою территорию публичным парком. В рапорте INDEMI об этом сообщается, как о рекламном приеме для привлечения в общину новых участников, которые доставляли бы дополнительный доход устроителям бизнеса – рахманам.
– Но это неправда! – воскликнула Зирка, – Рахманы соблюдают обет бедности…
Математик успокаивающим жестом поднял ладони.
– Не кипятись. Я просто процитировал рапорт. Я не сказал, что это правда. Дальше в рапорте отмечено, что правила на воротах парка сформулированы с претензией на всеобщность. Запреты объявляются не как частный каприз, а как этическая норма с оценочным тезисом о «нечестивости», «порочности» или «неприличности». Отсюда следует вывод о стремлении навязать запреты всему местному сообществу. Так это восприняли многие жителями Киритимати, вследствие чего…
– …Вследствие чего, – перебила она, – на людей, которые никому не сделали ничего плохого, стали смотреть, как на врагов, и искать повод, чтобы расправиться с ними!
– Ты драматизируешь, – сказал он.
– Нет, Кватро, я не драматизирую! Зайди на форум. Элизиане боятся погромов. Они помнят погром в Египте. Там тоже все началось с того, что соседи вдруг стали люто ненавидеть элизиан, а полиция показала, что не будет их защищать. А здесь, как они пишут, все гораздо страшнее. Почти у каждого канака есть огнестрельное оружие…
– Зирка, они тем более драматизируют!
– Нет! Это правда! Я вижу твое ружье каждый раз, когда вытираю пыль в чулане!
– Отлично! А теперь, попробуй, представь, что я беру это ружье, и иду отстреливать элизиан. И представь, что констебль Битц отворачивается и делает вид, будто ровно ничего не происходит. Ну, что ты опустила глазки? Не получается представить?
Зирка, глядя в стол, тяжело вздохнула.
– Извини, я опять наговорила чепухи. Да, я согласна. Погромов не будет. Но будет включена расстрельная машинка, которая здесь срабатывает при слове «Хартия». Формально рахманов убьют за то, что они нарушили какой-то артикул Хартии. Но фактически, их убьют просто потому, что этого хочет община канаков.
– ОК, – Кватро кивнул, – Я тебя услышал. А теперь, если не сложно, расскажи: что представляет собой обет бедности рахманов? Мне это кажется существенным.
– Просто обет бедности. Как у монахов-францисканцев в древности… О, черт! Ты, наверное, про них не знаешь. В общем, рахманы дают клятву не владеть никаким имуществом, кроме сандалий, плаща и миски, и трудиться от восхода до заката.
– Интересное кино… – произнес математик, – А где они живут и что едят?
– Живут в одной общей хижине, спят на циновке, едят миску вареных зерен и горсть фруктов в день, и воздерживаются от физической близости с женщинами.
– Гомосексуалисты? – уточнил он.
– Нет, они вообще воздерживаются от секса и от наркотиков, даже от чая и кофе.
– Гм… И эти субъекты управляют общиной элизиан?
– Да. Я понимаю, для тебя это абсурд. Для тебя аскет это просто психопат…
– Стоп! – Кватро снова поднял ладони, – Мое отношение к их образу жизни не играет никакой роли. А можно проверить, действительно ли они так живут?
– Можно, – ответила она, – Рахманы все время на виду, кроме времени особых тайных собраний и медитаций, предписанных учением. Это тоже часть обета.
– Отлично, – сказал он, – Я получил важную info. Спасибо, Зирка. Только ты слишком нервничаешь из-за этих… В общем, слишком нервничаешь. Выкинь это из головы и ложись спать… Хотя, ещё рано… Ну, посмотри какой-нибудь жизнеутверждающий мультик перед сном. Что-нибудь диснеевское или типа того…
– А можно, я возьму этого Платона? – Зирка кивнула на томик, который так и остался лежать на столе, – Я вдруг подумала, что очень давно не читала настоящих книг… В смысле, бумажных книг. Не листала страницы. Мне кажется, я по ним соскучилась.
…
23. В Океании вещи не всегда то, чем кажутся.
=======================================
Хаген бросил взгляд вперед, мысленно нарисовав линию курса, и мягко заметил.
– Прекрасная Ундина, не знаю, интересно ли тебе это в данный момент жизни, но мы отклонились к югу примерно на пол-румба. Это, конечно, мелочь при такой малой дистанции, но просто мне кажется, что это не очень правильный стиль.
Люси вздохнула, оторвала взгляд от экрана, и чуть заметно коснулась руля.
– Хаг ты иногда начинаешь говорить, как мой папа.
– Ну, наверное, так… – согласился он, – …Если твой папа каждый вечер звонит мне, и читает нотации, как надо следить, чтобы ты правильно питалась, и вовремя ложилась спать, и не сидела на сквозняке, и ходила online в школу, и…
– Мой папа просто беспокоится, – перебила она, – он считает, что я ещё маленькая. А между прочим, в Дили на открытии колледжа сейчас будут выступать Флер и Ежик. Поэтому я слежу, чтобы не пропустить начало, хотя я записываю все, но по-любому, смотреть в записи, это уже не то, что online. Драйв и вообще. А пол-румба ерунда, ты только что сам сказал. Я права? Ну, скажи, права?
– Просто я мог бы заняться управлением, – пояснил Хаген.
– Ничего себе! – возмутилась Люси, – Ты мне обещал, что рулить буду я…!
– Стоп-стоп! Я просто сказал, что мог бы.
Она протянула руку и коротко, как кошка лапкой, погладила его по плечу.
– Хаг, ты милый, ты любимый, извини, что я на тебя наехала. Ты не дуешься?
– Нет, я прикуриваю сигару местного сорта, а она не горит. Или сырая, или какой-то огнестойкий табак-мутант… Нет, все-таки загорелась… Уф… И крепкая, joder!…
По воздуху поплыли тонкие полупрозрачные ленты душистого дыма. Пятиметровая надувная моторка «Zodiac», в темпе велосипедиста-любителя, переползала по лагуне Муруроа с цивилизованного востока на дикий запад. На корме сидели, как нетрудно догадаться, Люси и Хаген, одетые в почти одинаковые шорты «Papua-stile» с кучей карманов. Центр занимали Гастон Дюги в несколько мешковатом, зато свободном, полосатом красно-белом спортивном костюме, и Фрэдди Макграт в клетчатом килте. Доминика Лескамп в серебристом купальнике-бикини и Жанна Ронеро в типичном полинезийском lavalava (снабженном застежками-липучками на современный манер), устроились ближе к носу лодки. Впереди лежало морское кочевье баджао, так что разговор в лодке крутился, в основном, вокруг этого своеобразного этноса.