Одним ангелом меньше - Рябинина Татьяна. Страница 14
— Будем беседовать сразу здесь или повестку к нам желаете? Здесь? Ну и отлично. Паспорт ваш, будьте добры. И распишитесь вот тут, об ответственности за дачу ложных показаний.
Самохвалов достал из кармана висящего на спинке стула пиджака паспорт. Чешенко переписал из него данные, положил его перед собой и, помолчав пару секунд, спросил:
— Где вы были в ночь на семнадцатое февраля, Андрей Васильевич?
— Дома. Вы подозреваете меня?
Видно было, что Самохвалов изо всех сил старается выглядеть спокойным. Но стиснутые челюсти и мелко дрожащие руки, которые он пытался спрятать под мышками, выдавали его волнение.
— Кто-то может это подтвердить?
— Нет, я был один.
— Какие-нибудь соседи, страдающие бессонницей? — Вопрос был формальным, но задать его следовало, вроде как в американском боевике должна была прозвучать классическая тирада о праве хранить молчание.
— Нет. В соседней квартире живут две абсолютно глухие бабки.
— Андрей Васильевич, — вступил Иван, — у вас нет алиби и у вас был мотив для убийства.
— Мотив?! — Самохвалов наконец-то потерял самообладание.
— За неделю до свадьбы вы узнаете, что ваша невеста — проститутка со стажем и что она морочила вам голову, чтобы прибрать к рукам ваши денежки. — Чешенко отложил ручку. — Чем не мотив — обида, ревность, уязвленное самолюбие. Конечно, смахивает на мелодраму, но, говорят, в жизни и не такое бывает. Может быть, вам кто-то звонил ночью?
— Звонил? Ну конечно! — Глаза Самохвалова загорелись надеждой. — В полвторого мне звонил деловой партнер. Из Америки. Вы можете проверить, ведь операторы все звонки фиксируют — и исходящий номер, и время.
— Подождите, вам звонили на сотовый?
— Да, — неуверенно ответил Самохвалов.
Иван посмотрел на него с долей сочувствия.
— Вы, Андрей Васильевич, простите на добром слове, но у вас, похоже, от переживаний крыша слегка… того. Я голову имею в виду, а не другую крышу. Мне ли вам говорить, что по сотовому и в туалете можно говорить, и на месте преступления?
Самохвалов, похоже, действительно с перепугу соображал неважно. Он шевелил губами и был похож на крошку-идиота, не хватало только слюней пузырями.
— Даже если вы действительно разговаривали по сотовому и разговаривали дома, вам ничто не могло помешать после этого сесть в машину и быстренько смотаться на Кузнецовскую. Причем без особой спешки. Колычеву убили между двумя и тремя, а езды отсюда до ее дома по пустым улицам минут пятнадцать.
— Вы вообще могли никуда не ездить, — добавил Сева. — Думаю, вам вполне по средствам нанять кого-то.
— Бред! — Самохвалов начал приходить в себя. — Я могу позвонить адвокату?
— Разумеется, но чуть позже. Костя, поищи понятых. К сожалению, — Чешенко повернулся к Самохвалову, — нам придется произвести обыск. Вот санкция прокурора. Кстати, ваша невеста не была беременна?
— Что?! — задохнулся Самохвалов.
— Да так, проехали. Мы можем приступать?
— Пожалуйста, ищите! — Самохвалов привстал, развел руки в шутовском поклоне и снова плюхнулся на диван.
Обыск занял уйму времени. Площадь квартиры, видимо, бывшей коммуналки, впечатляла. Понятые, две пожилые женщины, были заняты разглядыванием картин и безделушек. Иван, открывая бесчисленные ящики и дверцы, чувствовал все большее и большее раздражение.
— Похоже, по нулям! — сказал он Косте, просматривая книги.
— А что ты хотел? — отмахнулся тот, заходя в ванную.
— Есть! — раздался через пару минут его удивленно-торжествующий голос.
На полу под раковиной, за коробками стирального порошка, лежала опасная бритва с бурым пятном на лезвии — будто ждала их и улыбалась.
— Для начала достаточно. Ну, что скажете, Андрей Васильевич? — спросил Чешенко, аккуратно упаковывая бритву в пакетик.
— Это моя, — тихо, как проштрафившийся ученик, ответил Самохвалов.
— Вы что же, бреетесь таким кошмаром? — не поверил Иван.
— А это запрещено? Она еще от отца осталась. Я брился и, наверно, порезался.
— Да? Вы уверены?
Самохвалов кивнул, но тут вдруг глаза его испуганно расширились.
— Черт! Это кровь Марины! Черт, все против меня! — невнятно произнес он, уткнув лицо в ладони.
— Откуда на бритве кровь Колычевой? — все так же бесстрастно поинтересовался следователь.
— Она взяла ее с полки, не знаю зачем, порезалась и уронила за коробку. Я занялся ее рукой. А вечером мы ходили в супермаркет, и Марина купила мне «Жиллет».
— Андрей Васильевич, — записывая показания, сказал Чешенко, — позвоните, куда вам надо, ну, на работу там, адвокату, потому что мы вынуждены вас задержать. Понятые, распишитесь вот здесь, пожалуйста, и можете быть свободны.
Судмедэксперт Гаврилов, ссутулившись, сидел за компьютером и набирал какой-то текст, время от времени отпивая кофе из надтреснутой голубой кружки. Рядом на салфетке лежал бутерброд с сыром. Сквозь редкие седые волосы на макушке Семеныча трогательно просвечивала розовая, как у младенца, кожа. Попадая не на ту клавишу, он забавно морщился и ворчал, и вообще тот, кто не знал Семеныча хорошо, мог подумать, что это совершенно безобидный и беззащитный дедушка. Но лишь до тех пор, пока тому не приходила охота высказаться.
— А, это вы? — Семеныч развернулся на стуле так резко, что взвизгнули колесики, и с хрустом потянулся. — Никак на понижение пошли? Выгнали, что ли, из управы?
— Да нет, — Ивану почему-то стало неловко, словно он в чем-то провинился. — Вроде надсмотрщика.
— Ясно. А что тогда побегушничаете? Впрочем, меня это не касается. Я вот как раз ваше заключение печатаю, если подождете, то заберете.
— Что-то интересное? — спросил Иван, с опаской присаживаясь на колченогую табуретку.
— Смотря что вы считаете интересным. Секса не было дня два как минимум. Зато было другое. Я не поленился у нее в животе поковыряться, уж больно типичные пятна под глазами у жертвы, коричневые. «Предчувствие ее не обмануло». Беременна была ваша клиентка, хотя и недолго. Порядка четырех недель. Если другого мотива для убийства не найдется, сойдет и этот.
— Уже кое-что. Кстати, мы в квартире тест нашли, положительный. А еще?
— Какой ненасытный! — хмыкнул Семеныч. — Да как вам сказать? И да, и нет.
— То есть?
— Сейчас покажу.
Закончив печатать и послав документ на печать, Семеныч вывел на экран компьютера какой-то снимок, похожий на абстрактную картинку в черно-белых тонах.
— Вот смотрите. Я попросил сделать ультразвуковое исследование. Это, — стрелочка мышки забегала по экрану, — сонная артерия. Вот рана, вот излитие в ткани. А вот это, — стрелка уткнулась в размытый серый контур сантиметра на два ниже, — след от пальцев. Помните, я говорил, что ее придушили и остался следок. Если бы она не умерла, то был бы очень яркий и красивый синяк.
На экране появился другой снимок, поменьше и почетче.
— Это вот в натуральную величину. Следов ногтей на коже нет, а должны бы быть, скорее всего, почти коротко подстрижены. Подушечки отпечатались четко, следок почти перпендикулярно артерии, а это значит… Это значит, что преступник придавил жертву стоя и что они были примерно одного роста, плюс-минус пять сантиметров. Вот вам и примета, хотя и хилая. Убитая у нас сколько? Ага, метр семьдесят пять. Для женщины прилично, а для мужика так себе, средний рост.
Принтер пискнул, выплюнув отпечатанный лист.
— Себе хотите экземпляр? — спросил Семеныч, и Иван торопливо кивнул.
— Далее. Отпечатки двух пальцев, судя по всему, среднего и указательного левой руки. Вот тут странно, — Семеныч задумчиво потер переносицу. — Или убийца стоял сзади жертвы, но тогда непонятно, как он умудрился не глядя сделать такой аккуратный разрез. Или же он стоял спереди, но тогда ему пришлось бы почти прижать ее к себе. Во-первых, он должен был в таком случае заляпаться кровью, во-вторых, она скорее всего упала бы не вперед, а назад, лицом вверх, а в-третьих, она бы сопротивлялась. Если, конечно, это были не любовные объятия.