Неизвестные лица - Дербенев Клавдий Михайлович. Страница 12
— Ни звука! Я от Честера Родса!
Бочкин пытался что-то пролепетать, но его толстые губы только хлюпали.
— Немедленно удалите девчонку! — прошептал черноглазый, приблизившись губами к заросшему волосами уху старика и, схватив его за плечо, с силой подтолкнул к двери.
Бочкин медленно вышел, покачиваясь из стороны в сторону.
Мужчина прислушался и, убедившись, что старик вернулся к девушке, тихо подошел к столу, налил в стакан вина и, неторопливо попивая, слушал, как говорил Бочкин, что в доме, к сожалению, не оказалось кипяченой воды, что пора Лене идти… «Немного неправильно получилось, — подумал мужчина. — Девчонка может заметить такой крутой поворот… Черт возьми, а собака? Она же увидит собаку!» Но было уже поздно что-либо предпринять — старик с девушкой выходили на крыльцо.
Лена оттолкнула руку Бочкина и быстро сошла со ступенек. Она не могла не заметить перемены, происшедшей с Бочкиным. Теперь она даже верила, что какой-то разговор, послышавшийся ей за стеной, пока она одна оставалась в комнате, действительно был. Лене стало страшно. Она поняла, что прикоснулась к какой-то тайне в жизни киоскера…
— В молодости я, Елена Петровна, тоже был подвержен различным видениям. Галлюцинации мучили меня… Это с годами пройдет, — говорил Бочкин.
Лена вскрикнула, запнувшись за распростертую на траве собаку.
— Пион! — вырвалось у Бочкина. Он нагнулся и, увидев у морды собаки белый предмет, издававший неприятный запах, выпрямился и пискливо сказал: — Не пугайтесь, он спит, он не совсем здоров…
«Тут что-то происходит», — напряженно думала Лена, открывая калитку.
Бочкин, придержав ее руку, стал говорить о том, что они обязательно снова должны встретиться.
Лена облегченно вздохнула только тогда, когда за ней закрылась калитка. «Собака была здорова, он сам перед этим хвастался ее выносливостью», — подумала она.
Бочкин запер за Леной калитку и не двигался с места, встревоженно глядя на дом. Потом посмотрел на собаку, неподвижно лежавшую на траве. Наконец поднялся на крыльцо и решительно открыл дверь.
Гость, как хозяин, встретил Бочкина на пороге комнаты, в которой еще недавно находилась девушка. На старика в упор были устремлены блестящие черные глаза. В следующее мгновение Бочкин рассмотрел, что у незнакомца продолговатое, сильно загорелое лицо с длинным носом. Бочкин не мог выдержать тяжелого взгляда и опустил голову.
— Не узнаете меня, дядя?
Этот вопрос Бочкин принял за насмешку и, не поднимая головы, пробурчал:
— Вы обознались.
— Постойте, — невозмутимо продолжал тот. — Очевидно, вы меня действительно не узнали! Всмотритесь получше. Я — Жорж. Жоржик… Адамс, ваш племянник… Узнаете?
Бочкин поднял голову, насупившись, посмотрел в лицо стоявшего перед ним человека и как будто сразу увидел большие черные глаза сестры Ольги и длинный нос владельца петербургского ювелирного магазина.
— Господи, господи, — зашептал Бочкин и шагнул к Адамсу.
— Последний раз вы видели меня семилетним ребенком. Не удивительно, если забыли! Но не в этом главное… Вы не волнуйтесь! Идемте в комнату.
Бочкин глупо улыбался. Он безмолвно последовал за племянником и сел на диван. Разнообразные мысли полезли ему в голову, хотелось спросить об Ольге, о зяте, но он только жалко и растерянно улыбался.
— Ну как тут у вас? Как ваши дела? — спросил Адамс, садясь рядом с Бочкиным.
— Да ничего, — неопределенно лепетал Бочкин. — Стар я стал, умру скоро…
Адамс закурил папиросу и громко расхохотался, вспомнив, как всего несколько минут назад старик стоял на коленях перед девушкой. Бочкин понял причину этого смеха, быстро вскочил с дивана и стал занавешивать окна.
— Вы заперли калитку и дверь? — спросил Адамс, следя, с какой тщательностью Бочкин задергивает занавески.
— Что ты сделал с моим псом? — отважился спросить Бочкин.
— Пусть он поспит до утра, и ваша вера в его надежность исчезнет, как утренний туман, — усмехнулся Адамс.
— Это опасно для него?
— Возможно. Но об этом не стоит разговаривать. Вы всегда должны помнить, с кем имеете, дело, — ответил Адамс, встал с дивана, прошел по комнате и бесцеремонно плюхнулся в кресло, обитое зеленым плюшем. Над креслом, как огромный гриб-мухомор, возвышался красный абажур на металлической стойке, усыпанный белыми точками. Постукав пальцем по стойке, он продолжал: — Не ждали напоминания о Родсе?
Бочкин открыл рот, задрожал, но ничего не сказал. Адамс криво усмехнулся и спросил:
— Ну что вы дрожите, как хилый цыпленок под холодным ливнем?
Бочкин, напуганный еще больше тоном племянника, опустил глаза, расслабленной походкой доплелся до дивана и, закрыв лицо ладонями, сел.
Адамс презрительно посмотрел на старика, затем отвернулся и, вытянув ноги, сладко потянулся в удобном кресле. От испытываемого удовольствия он полузакрыл глаза и подумал о том, что все тяжести проникновения в эту страну уже позади и какая-то часть трудной миссии выполнена. Не хотелось думать о том, что предстоит дальше…
А Бочкин тем временем думал свое. Честер Родс! Долгих сорок лет прошло со времени знакомства с ним. Весной четырнадцатого года в Петербурге, на вечере, посвященном семидесятипятилетию существования фотографии, зять познакомил его с представителем заграничной фирмы молодым Честером Родсом. Родс объехал весь мир и посетил Россию. Обходительный и энергичный иностранец, национальность которого никто точно так и не узнал, свободно говорил на многих языках, в том числе и на русском. Он умел быстро завоевывать симпатии в обществе, и когда предложил Бочкину сопровождать его в поездке по России, тот сразу согласился. Ему надоело безвыездно жить в столице и бездельничать, так как все коммерческие дела вершила его жена. С Родсом они посетили многие крупные города России, и в каждом на собрании членов фотографических обществ Родс делал доклады, проводил опыты и всячески рекламировал иностранные пластинки, пленки, химикаты, светочувствительную бумагу. Во время этого путешествия Бочкин не сразу понял, что доклады Родса только ширма. Родс собирал шпионские сведения и разыскивал по городам России какого-то человека. Но порвать с Родсом у Бочкина не хватало мужества.
И вот они прибыли в Лучанск. Здесь все внимание Родса сосредоточилось на физике Николае Чуеве. Это был как раз тот человек, которого Родс так упорно искал. Он несколько раз встречался с Чуевым. Бочкину, присутствовавшему при встречах, было ясно, что речь идет не только о продаже изобретений, касающихся фотографирования, которые имелись у Чуева. Но в чем заключалась главная цель Родса, он не знал. Последняя встреча произошла на кладбище и после бурной беседы на непонятном для Бочкина языке закончилась тем, что Родс застрелил Чуева. С помощью Бочкина убийство было инсценировано как самоубийство, и они уехали из Лучанска. Начавшаяся война с немцами застала их в Томске. Они вынуждены были расстаться. Родс снабдил Бочкина деньгами, поручил ему съездить в Лучанск и склонить вдову Чуева продать библиотеку и все записки мужа, среди которых необходимо было разыскать заметки на немецком языке. Как ни тяжела была для Бочкина эта задача, он все же поехал в Лучанск и явился к жене убитого. Но разговаривать с ней не пришлось. Она произвела на него впечатление женщины с расстроенной психикой. Махнув на все рукой, Бочкин возвратился в Петербург. В течение последующего года Родс дважды запрашивал через своих агентов о результатах. Бочкин врал, всячески изворачивался. Потом все заглохло. Деньги, оставленные Родсом, Бочкин, конечно, истратил. В восемнадцатом году Родс напомнил о себе, затем напоминание последовало в двадцать третьем году, когда Бочкин жил уже в Лучанске. Потом еще и еще… В начале войны, чувствуя, что Родс или кто-либо от него может неожиданно прибыть, Бочкин сделал еще несколько попыток установить контакт с Чуевой, но это ни к чему не привело…
— Ну что вы раскисли? — спросил Адамс, вставая с кресла. — Я прибыл не за тем, чтобы созерцать ваш покаянный вид.