Счастливо оставаться! (сборник) - Булатова Татьяна. Страница 19

– Сами дойдете или проводить?

Полина Михайловна с недоумением взглянула на сына. Теперь пришла невесткина очередь показывать благородство:

– Чего удумал? Это еще зачем? Вроде не ночь на дворе. С Ольгой вмиг добежим.

Как вообще могла представить Ираида свою дочь бегущей, особенно после пережитого кошмара и нескольких часов глубокого сна, было одному Господу Богу известно. Девочка еле держалась на ногах, беспрестанно зевала и таращила полузакрытые отекшими веками глаза. Впрочем, мать ее это не смущало. Сказала – добежим, значит, добежим.

Ее упорное стремление домой было вполне объяснимо. Ираида Семеновна тревожилась за оставленного в гостях у Татьяны сына. Осиротевший Вовка уже битый час подвывал, стоя у окна, отчего новоиспеченная нянька испытывала если не бешенство, то, во всяком случае, жуткое раздражение. При этом Татьяна периодически косилась в сторону сидящего на диване мужа и злилась еще больше. Тот всем видом своим показывал, уставясь в телевизор, что дети – совершенно необязательное, а возможно, и абсолютно нежеланное явление в семейной жизни. Еще полчаса, и Татьяна с готовностью бы с ним согласилась, но пока данное подруге обещание удерживало ее от напрашивающегося само собой вывода.

– Слышь, Вов, ты чего ревешь-то?

– К м-а-а-ме хо-чу-у-у…

– Да придет твоя мама! Никуда не денется! – пообещала Татьяна.

– До-о-о-олго… – противно хныкал Вовка.

– Да где же долго?! – полувозмутилась-полусогласилась соседка. При этом она не переставала думать о том, как это похоже на бесшабашную Ирку! Бросить ребенка и испариться в неизвестном направлении. И хотя Татьяна прекрасно знала, куда и по какому поводу отправилась Ираида, ее не покидало чувство уязвленного самолюбия и обиды: «Господи! И вот таким-то людям ты даешь детей? Да еще двоих!»

– Эй, парень, – снисходительно протянул развалившийся на диване сосед, – иди, что ли, сюда, телик посмотрим…

– Нет, – отказался мальчик покинуть свой наблюдательный пункт.

– Да ладно тебе! Не мужик, что ли? – неожиданно точно попал Татьянин муж в нежное Вовкино сердце.

– Мужи-и-ик, – протянул младший Звягин и шмыгнул носом.

– Ну, раз мужик, так и иди сюда. Футбол смотреть будем.

– Зачем ему твой футбол? – заревновала Татьяна. – Может, мультики где показывают?

– Ты бы про мультики еще в двенадцать ночи вспомнила! Воспитательница хренова.

Слово «хренова» Вовке было хорошо знакомо, ласкало слух, и поэтому на соседа тот посмотрел уважительно.

– Футбол? – скупо уточнил мальчик.

– Футбол. Наши с югославами, – ответил Татьянин муж, не отрываясь от экрана.

Вовка подошел. Сел рядом. Правда, на достаточном расстоянии. Прокашлялся и, глядя в телевизор, не поворачивая головы, между прочим, сказал соседу:

– А мама Ольгу убила.

– Не по-о-онял? – занервничал любитель футбола и беспомощно посмотрел на жену.

– Ты че несешь? – закудахтала Татьяна. – Ты че несешь, дурень?

– Мама… убила… Ольгу, – старательно и медленно повторил Вова. – Вот и нет никого. Дома у нас. Теперь, наверное, ее в землю зароют.

– Ттты этто… – начал заикаться сосед, разом утративший интерес к футболу, – тты этто брось, парень. Чушь такую нести – убила!

– Она убила, – стоял на своем Вовик. – Ольга сначала нам не родная была. – Татьяна с мужем переглянулись. – А потом ведьмой стала и из дома ушла. Тогда мама тоже ушла, чтобы убить…

– Ой, бля-а-а, – застонал Татьянин муж. – Чикатило!

– Сам ты Чикатило! – разобиделась за подругу Татьяна. – Идиот просто! Вон, – женщина ткнула рукой в окно, – Ирка с Ольгой идут. Ну ты, Вова, сказочник! Ты смотри больше никому такое не говори.

Вовка вскочил с дивана, подбежал к окошку и грустно констатировал факт:

– Значит… не убила.

Татьяна ожила при взгляде на подругу и от мысли, что в сегодняшний вечер еще можно пожить для себя. Поэтому стука в дверь дожидаться не стала, а буквально распахнула ее перед Ираидиным носом.

– А у нас все хорошо, – елейным голосом проговорила она, встречая Ираиду в сенях. – Правда, Вовка похныкал немного. А так все ничего. С моим футбол смотрели.

– Спасибо тебе, Тань. А у нас такое там было! Тако-о-е!

Звягиной не терпелось поведать о произошедшем в доме свекрови, но выбежавший матери навстречу Вовка капризно заныл:

– Домой хочу. Есть.

– Ир, я его хотела накормить. И блинов напекла, и картошки нажарила. Кисель вот сварила. Ничего не стал. Чай с сахаром попил только.

– Да знаю я, Тань. Его разве накормишь. Господи, ну что за жизнь! Одну не прокормишь, другого не накормишь. Крутись, как хочешь. – Помолчала секунду и строго напомнила: – Вынос завтра в двенадцать. Поминки – в школе. Бегала сегодня, мед, грибы относила.

– А детей ты завтра куда?

– Дома побудут.

– А твои что же, не приедут?

– Сегодня вечером обещали. Да, видно, машину не нашли. Завтра, значит. Ладно, Тань, пойдем, что ли. Устала я сегодня. Быстрей бы уже все.

Татьяна подругу задерживать не стала. Звягины перешли улицу и скрылись за забором.

Из загона слышались недовольные вопли некормленой птицы. Вовка подбежал к плетню и заглянул внутрь – Трифона не было.

– Трифона нету! – сообщил он остальным членам семьи.

– Как же! Нету твоего Трифона, – отмахнулась Ираида. – Где ему еще быть-то? В потемках не видно.

Успокоенный материнской уверенностью, Вовка вернулся к родственницам и, расправив плечики, серьезно сказал:

– Я первый!

– Да хоть десятый, – в очередной раз отмахнулась Ираида и сошла с дорожки, ведущей к дому, пропуская сына вперед.

Вовка, встав во главе команды, бойко зашагал к крыльцу, периодически оглядываясь на мать.

– Давай и ты, – предложила Ираида дочери, жестом указывая ей двигаться за братом.

– Не хочу, – отказалась Оля и взяла мать за руку.

Жест этот был столь необычен для дочери, что у Ираиды перехватило дыхание. Всю дорогу назад Ольга отталкивала ее руку, предпочитая держаться на почтительном расстоянии. А сейчас вдруг неожиданно пошла на контакт, крепко сжала материнское запястье влажными, прохладными пальчиками и прижалась к ее упругому боку. Ираида Семеновна от неожиданности встала как вкопанная, притянула к себе Ольгу, сгребла в охапку, словно желая принять в себя свое чадо. Молча стояли, обнявшись, дыша общим дыханием, общим ритмом, не обращая внимания на томившегося около крыльца Вовку. Стояли, влившись друг в друга, склеившись, как будто завтра война или расставание на всю жизнь. И в вечерних сумерках было неясно, двое там или один, но большой и бесформенный.

Заскрипел протяжно фонарь оттого, что на него взгромоздилась ночная крупная птица и резко рванула ввысь, ощутив живое неестественное тепло. Птица охнула где-то высоко, и разом запели цикады, стало как-то повеселее, праздничнее. Вокруг горящей над крыльцом лампочки кружились ночные бабочки и с ними в одном хороводе совсем мелкая мошкара, привлеченная светом. Вовка задрал голову, зажмурился – световые волны поплыли перед глазами. Мальчик обернулся – к дому подкралась кромешная тьма.

– Ма-а-ама? – позвал он.

Из темноты никто не ответил, тогда Вовик забрался на крыльцо и выставил руку козырьком над глазами:

– Ма-ама!

Ираида прекрасно слышала глас вопиющего, но отвечать не торопилась. Укутанная наступившей темнотой, женщина бережно провела ладонями по девичьей головке – пальцы застряли в нерасчесанных кудрях, больно оттянув кожу. Оля инстинктивно дернула головой, но ни на миллиметр не отодвинулась. Боль была какая-то приятная, сладкая, солоноватая на вкус – просто на глаза навернулись слезы.

– Пойдем, что ли, доча, – хрипло прошептала Ираида Семеновна, наклонившись к спрятавшемуся в непослушных волосах маленькому ушку. – Так ведь и будет орать, ирод, пока не увидит.

– Ма-ама! – уже с тревогой в голосе прокричал Вовка.

– Идем же мы. Идем уже, сыночка, – приторно выдавила из себя Ираида и добавила шепотом: – Ни минуты не терпит, своебышник!