Там, где свобода… - Харви Кеннет Дж.. Страница 12

На заднем сиденье жена обнимала Бобби.

— Привет, мам, — сказал Бобби, как будто они виделись только вчера. Словно бы ничего особенного не произошло. Туда. Обратно. Какая разница. Просто еще один день. Короткая передышка перед тем, как все снова изменится.

— Куда? — спросила госпожа Брофи.

Машина стояла на месте. Во все окна заглядывали лица. Мистер Мерден. Кто им теперь был нужен? Он или его сын? Мистер Мерден.

Бобби просунул голову между передними сиденьями. Он обернулся, смотря на сына. Тот рассматривал госпожу Брофи.

— Ты кто? — спросил он.

— Я из Ассоциации помощи невинно осужденным.

— А… — Бобби глядел на нее в упор потемневшими глазами. — Как тебя зовут, черт возьми?

Жена захихикала.

— Попридержи язык, — сказал он.

— Друзья до первой беды, — заметил Бобби, откидываясь назад.

«Неплохо», — подумал он.

Камеры и микрофоны облепили машину, барабанили в окна. Все звуки доносились неясно. Мистер Мерден. Куда бы он ни глянул, везде были они. Так и лезли внутрь.

Госпожа Брофи стояла на месте, никуда не торопясь.

— Поехали, — сказал он, глянув на нее.

Она тотчас исполнила его просьбу. Щелкнула ручкой передач. Стала осторожно протискиваться вперед, тесня микрофоны и камеры, которые не желали убираться с дороги. Они двигались вместе с машиной, но так, чтобы не попасть под колеса. Машина газанула. Тогда они посторонились. Остались позади, глядя им вслед.

Он обернулся. Бобби и жена смотрели в заднее окно на сжимающиеся вдали камеры и микрофоны. Он взглянул на госпожу Брофи, смотревшую в зеркало заднего вида. Как она здесь оказалась? Всегда какие-то загадки. Возит преступников. Кем она себя считает? Кого она в действительности пытается спасти? Миссионерка.

Он пытался поговорить с Бобби. Но Бобби не слушал. В голове у Бобби был план. Ему было девятнадцать лет. Много разных дел. Планы. Ему нужно было повидать людей. Компанию приятелей, которые навещали его там. Они не боялись ходить к нему в тюрьму. Его дружки. Женщина. Робин ее звали. Бобби встречался с ней несколько лет. Он был к ней добр. Женщины любили Бобби. Он ни одну и пальцем не тронул. Планы и действия. Много действий. Его тело жаждало движения. Только и всего. Он недолго там пробыл и потому не имел времени подумать. Он успел только обозлиться. Он им покажет. За четырнадцать лет ты изживаешь все планы. Ты их теряешь. Другие люди строят за тебя планы. А ты превращаешься в ничто. Никому ты не нужен. О тебе забывают. И ты забываешь.

— Новый холодильник, — сказал Бобби. Он ел что под руку подвернется. В спешке. Схватил кусок жареной свинины. Съел его. А теперь вот пил молоко из пакета.

— Возьми стакан, — сказала жена.

Открыв буфет, она достала стакан и протянула ему. Бобби не взял. Даже не взглянул на нее. Она грохнула стаканом об стол и вышла. Работал телевизор. Зазвонил телефон. Все вместе.

Бобби закрыл пакет и поставил его обратно в холодильник. Захлопнул дверцу. Взглянул на него.

— Тебя опять посадят, — сказал он ему.

Бобби покачал головой:

— Ни за что. — Пошевелил плечами. Покрутил головой. Мышцы затекали от постоянного лежания и стояния. В одном и том же положении.

— Ты сам себя посадишь.

— Ты в это веришь?

— Я не верю, я вижу.

— А, мне плевать.

Он встал со стула, и Бобби насторожился.

— Ах, тебе плевать.

Бобби молчал, глядя в пол и слегка опустив плечи.

— А что еще делать? — спросил он тонким мальчишеским голоском.

От такого вопроса у него самого осекся голос.

— Найди себе работу.

— Работу! — Бобби поднял на него нервный взгляд. — А что это такое?

Он сделал шаг вперед. «Дурак», — подумал он. Ему это не нравилось. Не нравился голос Бобби.

— Ты же богатый. Зачем мне работать? — Теперь он смотрел хитро. Непочтительно. — Взять тебя. Ты невинно осужденный. Я видел по телевизору. — Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой. — И взять меня. И я невинно осужденный. И я тоже. — Он беззащитным жестом прижал обе руки к груди. Он стоял неподвижно. Как вкопанный. — И я тоже.

Вот и все. И он ушел. Вот так. Вышел, грохнув дверью. Камеры и микрофоны снова были там. Бобби задержался на пороге и произнес речь о том, как его невинно осудили.

Ему стало тошно. Он подошел ближе к двери, чтобы послушать. Он стоял у двери и сквозь рифленое стекло смутно различал движение.

— Что значит «невинно осужденный»? — крикнул один из них.

— Это наше семейное, — ответил Бобби.

Кто-то засмеялся. Другие не знали, что это означает. Это вызвало у них полное недоумение.

Он вытащил из заднего кармана бумажник, который ему вернули, когда он выходил. Он открыл его и заглянул внутрь. Просроченные водительские права. Медицинская карта. Дочкина фотография. Джеки тогда еще ходила в школу. Она была похожа на Кэролин. Их можно было бы спутать. Этот бумажник достался ему от отца. Единственное, что от него осталось. Его отец умер в тюрьме. Кто его знает отчего. Ему отдали конверт. Внутри лежал бумажник. И больше ничего. И обручальное кольцо. Из морга. Он хранил его в бумажнике. На кольце было клеймо.

Микрофоны и камеры приехали и на следующее утро. Он слышал шум за дверью. Шумели громче, чем обычно. Как будто что-то случилось. Больше суеты. Больше суеты, больше народу.

Он не хотел открывать дверь, потому что они все бы на него набросились. Как собаки, спущенные с цепи. Он просто стоял за дверью. Подвижное пятно за рифленым стеклом. Как один шевелящийся ком.

— Что происходит? — спросила жена.

Он оглянулся. Она проснулась и вышла на лестницу.

— Я не знаю.

«Бобби Мерден», — услышал он. Зазвонил телефон. Не было еще семи часов. Жена бросилась обратно в спальню. Телефон. Она узнала прежде, чем произнесла «алло».

«Бобби Мерден». Голоса за дверью громче. Больше голосов. «Бобби Мерден». Жена онемела. Ни звука. Потом что-то похожее на всхлип.

Вопросам не было конца. Он без конца задавал себе вопросы. Сердце полнилось ими. Иногда становилось трудно дышать. Ответов не было. Он нес гроб. Боль в груди. Тяжесть. От усталости он едва не выронил ручку. Нет сил. Что там внутри. Все о чем-то спрашивали. Трудно глотать. Он нес гроб. С пятью другими мужчинами. Его сыновья и братья. Один из сыновей приехал с материка. Мак в длинном черном пальто. Белая рубашка. Черный галстук. Белые перчатки. Единственный, кому удалось выбиться. Старший. Владелец фабрики по производству очков. Ни капли не выпил. Давно бросил пить. Трезвенник. Теперь несет гроб вместе с ними.

Уже второй из его сыновей. Первый был Крис, а теперь Бобби. Двадцать три года. Избит до смерти в переулке. Без свидетелей.

Кладбище. Толпа на морозе. Все в пальто. Они не хотят этого видеть. Но вынуждены. Приходится стоять и смотреть. Услуга за услугу. Родня. Нужно терпеть. Камеры и микрофоны. Стараются не шуметь, делают вид, что их вообще тут нет. Притворяются невидимками.

Рут. Он увидел ее мельком. И все. Она знала, где он.

Жена с одной стороны. Джеки — с другой. Он стоял, пристально глядя на блестящий ящик. Не мог отвести взгляда. Дерево. Ручки. Зияющая яма. Священник говорит. Произносит ничего не значащие слова. Он всхлипнул и вытер нос. Белые перчатки, что дал ему распорядитель. Тонкий материал. Не греет на морозе.

Священник закончил. Захлопнул книгу, из которой читал. Посмотрел на гроб. «Будет радость», — говорил он. Праздник. Но в его глазах не было радости.

— Мы все встретимся в лучшем из миров. Мы обретем спасение в руках Господних.

Кто его знает, что теперь делать.

Распорядитель наклонился и нажал на кнопку. Гроб стал опускаться. Медленно и упорно. Это было самое тяжелое. Джеки взяла его за руку. Разрешила себе. Позволила себе взять его за руку. Великий Боже. Черт побери. Его рука в ее руке. Как в детстве. Она слегка сжала его руку. По его щекам покатились слезы. Джеки. Прости.