Пропавшее ущелье - Шейнин Александр Михайлович. Страница 24
А тут еще случилось событие, заставившее обоих особенно остро переживать безвыходность их положения. Родился сын, о котором долго мечтали. В другое время он доставил бы огромную радость родителям. А тут невольно мысли обращались к его будущему. Что ждет его? Ведь рано или поздно наступит день, когда их не станет. И тогда он останется совсем один в этом ущелье…
Тайно от жены Полынов предпринимал отчаянные попытки найти какой-нибудь выход из каменного плена, но все оказалось тщетным. В лучшем случае ему удавалось взобраться на полтора — два десятка метров вверх, а дальше начинались совершенно голые и отвесные скалы.
Но больше, чем все остальное, его беспокоило душевное состояние жены. По целым ночам в безмолвии просиживала она у постели мальчика, росшего на редкость рослым и здоровым, днями не разговаривала.
А однажды ночью Александр Иванович проснулся и увидел, что жены в комнате не было.
— Мария! — чуть слышно окликнул он ее.
Никто не ответил.
Тогда он встал и вышел из дома.
Светила луна, заливая все кругом матовым светом.
— Мария! — снова позвал Полынов.
И снова никто не ответил.
Александр Иванович обошел вокруг дома. Жены нигде не было видно. Обеспокоенный, он углубился в лесные заросли, вышел как раз к тому месту, где когда-то находился перевал, и остановился, пораженный тем, что увидел. У скал в лунном свете выделялась одинокая женская фигура. Александр Иванович сделал несколько шагов вперед. Женщина у скалы его не замечала, потому ли, что он находился в тени деревьев, или потому, что была слишком увлечена своим делом. Полынов различил в руках жены топор, которым она упорно рубила скалу.
В первое мгновение Александр Иванович хотел броситься к ней. Но инстинкт врача подсказал ему, что нельзя делать этого. Ведь он мог смертельно испугать молодую женщину.
И Полынов, стоя в тени, молча смотрел на безумную попытку жены пробить выход из ущелья. Сердце его сжималось, он испытывал невыносимые муки, но не знал, что делать.
Но вот удары прекратились, обессиленная женщина выронила топор и тихо засмеялась. Потом подняла топор и крадучись пошла по направлению дома.
Полынов отступил в гущу деревьев, заторопился и опередил жену. Он решил не говорить, что знает ее тайну. Уже лежа в постели, Александр Иванович услышал, как жена тихо вошла, осторожно положила топор на место и проскользнула в спальню. Он дал ей улечься, подождал немного и лишь потом подсел на ее кровать, услышал учащенное дыхание — женщина спала, и он не стал ее тревожить.
С этой ночи у Полынова началась страшная жизнь. Болезнь жены прогрессировала. И он бессилен был что-либо сделать. Как врач он понимал это. И все-таки предпринимал отчаянные попытки восстановить у женщины душевное равновесие. Он создал ей полный покой, окружил еще большим вниманием, старался, чтобы ее ничто не раздражало, лечил водными процедурами и сном, но лучше молодой женщине не стало. Она заговаривалась, глаза ее лихорадочно блестели, а когда наступала полночь, исчезала. Александр Иванович знал, чем она занималась по ночам, наблюдал за ней, однако ничего не мог сделать, чтобы вырвать жену из лап страшной болезни. Когда он однажды попытался ее задержать, она с ненавистью оттолкнула его и с криком убежала.
Боясь за сына, Александр Иванович ни на минуту не оставлял жену наедине с ним. Так шло время, мучительное, тяжкое время. И только крохотный сын ничего не понимал в разыгравшейся драме. Он уже начал ходить и забавно лепетал первые слова.
Жена таяла буквально на глазах. Сизифов труд по ночам изнурял ее все больше и больше. Александр Иванович заботился и о ней, и о сыне. Ради сына надо было держаться, находить в себе силы, не пасть духом.
Трагическая развязка приближалась. Но, видно, и сейчас, много лет спустя, Полынову трудно было о ней говорить, потому что он неожиданно замолчал. Молчал и Михаил, не решаясь спросить, что случилось дальше с женой.
— Вот и все, Михаил Георгиевич, — уставшим голосом проговорил Полынов. — За эти годы я как-то уже смирился со своим положением и привык считать себя и сына обреченными. Ваше неожиданное появление воскресило во мне надежду, правда, неясную, слабую, но все же… — и будто вспомнив что-то, он тяжело вздохнул, сказав: — Только чудо может помочь нам… вы рассказываете вещи невероятные, и я верю вам. Такое не придумаешь. И у меня появилось страстное желание на конце своих дней увидеть Родину… Будем надеяться.
ХОЗЯЙСТВО ПОЛЫНОВА
Просто поразительно, чего может добиться человек, вооруженный знаниями. Александр Иванович Полынов обладал обширными познаниями не только в области медицины, но и во многих других отраслях науки. Будучи страстным путешественником, Александр Иванович хорошо знал труды замечательных русских исследователей и ученых — Миклухи-Маклая, Крылова, Докучаева, Мушкетова, Менделеева, Тимирязева.
И многое из того, что он знал, ему пригодилось в ущелье. Предполагая прожить на Памире несколько лет, молодая чета захватила с собой не только самое необходимое из вещей, книг, но и семена пшеницы, овощей и многих других растений.
С тех пор прошло почти три десятка лет, и все, что сейчас видел Михаил в доме, что носил и ел, было создано руками неутомимого Полынова и его жены.
Щербаков вскоре убедился, как обширно и многообразно хозяйство Полыновых. На пшеничном поле урожай собирался дважды в год, на плантации выращивались овощи, среди них и такие, о которых Михаил даже понятия не имел. В фруктовом саду росли цитрусовые, на животноводческой ферме находилось с десяток рослых прирученных горных баранов — архаров и несколько послушных ишаков — потомков тех животных, которые вместе с четой Полыновых некогда спустились в ущелье.
Михаил с интересом осматривал хозяйство Полыновых и само ущелье.
Быстрая, местами довольно глубокая речка с прозрачной холодной водой, вытекая из гор, разрезала ущелье на две части и скрывалась в противоположном конце ущелья, где-то под скалами. Глядя, как студеная вода уходит куда-то под землю, Щербаков невольно позавидовал ей. Проложив свой путь под горными великанами, она где-нибудь, наверное, вырывалась на свободу… А он, как и Полыновы, обречен на заточение среди гор…
Павел с охотой знакомил Щербакова со своим хозяйством.
Особенно заинтересовал Михаила один из участков плантации, занятый приземистыми растениями причудливой формы. Одни из них мясистыми стеблями лежали на земле, другие спиралями поднимались кверху, третьи походили на кеглевые шары, покрытые колючками. На отдельных растениях виднелись плоды, уже знакомые Михаилу.
— Что это такое? — спросил Щербаков.
— Кактусы. Так их называет папа.
Только теперь Михаил заметил, что в них действительно есть нечто общее с кактусами. Никогда не предполагал Михаил, что на кактусах могут расти такие вкусные плоды.
Потом они прошли в сад. Здесь росли высокие деревья, похожие на пальмы с густой шапкой листьев на вершинах.
И у них были плоды по величине чуть крупнее слив, но без косточек и с очень сладкой мякотью.
Михаил залюбовался пальмами. Ему вспомнились стихи, и он произнес вслух:
…Вот к пальмам подходит, шумя, караван.
В тени их веселый раскинулся стан,
Кувшины звуча налилися водою,
И, гордо кивая махровой главою,
Приветствуют пальмы нежданных гостей,
И щедро поит их студеный ручей.
— Лермонтов! — неожиданно проговорил Павел. — У нас есть книга его стихов, и я их все выучил.
В саду были и цитрусовые деревья, усеянные еще незрелыми плодами. Росли в нем также ореховые и другие деревья не известной Щербакову породы. Между ними пролегли канавки, по которым в нужное время из реки пускалась вода по деревянным желобам.
Михаил спросил Павла:
— Как же цитрусовые не замерзают зимой?
— Зимой? — переспросил тот. — Да, да, знаю… Зима — это когда холодно и когда снег…
Михаил все еще не привык к странностям Павла, забывая, что тот вырос в ущелье и больше нигде не был.