Тайны митрополита - Ремер Михаил. Страница 42

– Ах ты шельма! Уж я тебя! – Пришедший в себя дружинник зло пнул Булыцкого, целясь аккурат по ребрам. И хотя удар этот был не так и силен, корчившемуся в судороге пенсионеру хватило и этого; и без того сбитое дыхание перехватило, и кто его знает, чем бы закончилась эта потасовка, если бы между дерущимися не вклинились стражники Донского.

– Ну, что в этот раз учудил?! – вырос рядом князь. – Уйти не успел, а ты уже чудишь.

– Так и ты чудишь!

– В чужой монастырь с уставом своим не ходят. Ведаешь или нет?

– Ведаю.

– Так вот, Никола, мне что нужно, я уже сказал: да диковины, да ремесла. Да от Киприана тебя уберечь; вон с женкой тетешкайся, а владыку мне в покое оставь. Ему благочинство нужно, да чтобы без смут. А тебе, – ткнул он пальцем прямо в пенсионера, – почет, да чтобы приглядеть за тобой кому было на старости лет. И не думай, что бабу найдешь лучше. Ты здесь – чужеродец без роду и племени, и разве что и светит тебе, так это девка дворовая или вдова безродная. Тверд же – человек при князе. И ты, – Дмитрий Иванович присел, так, чтобы глядеть прямо в глаза осевшему на снег собеседнику, – человек при князе, – с нажимом продолжал он. – И если милость какая тебе сейчас оказана – не понимаешь, так я по-другому растолкую.

– Не надо, – мотнул головой Николай Сергеевич.

– Вот и ладно, – отряхивая с колен снег, поднялся Дмитрий. – Артачиться еще будешь?

– Нет, – выдохнул Булыцкий.

– Готовь сватов. – Развернувшись, князь пошагал прочь, оставив трясущегося в беззвучном плаче трудовика.

В тот вечер он ох как надрался! Смахнув со стола кусок льняной материи, скатертью служившей, он с грохотом поставил на крышку стола увесистый бочонок. Распечатав его, он методично, кружка за кружкой, принялся за его содержимое. И вроде и выпил немного, да и напиток был крепости небольшой, да все равно, еще там, дома, отвыкшему от спиртного в любом его виде мужчине немного потребовалось, чтобы напиться вдрызг. Вот только облегчения это не дало никакого. Напротив, скопившаяся злоба вперемешку с усталостью потребовали немедленного выхода. Тяжко поднявшись на ноги, трудовик принялся озираться по сторонам, словно бы решая: а на чем бы ему сорваться? Что разгромить? На что вылить гнев? Вот тут и попадись на глаза ему Матрена. Невесть зачем заглянувшая в комнату, она едва не стала жертвой разошедшегося пенсионера. Хоть и немолод, да хмель в голову, а в ребро – бес. Подавшись вперед, Николай Сергеевич, что-то там мыча, ринулся на покорно поникшую девушку, и одним движением сгребая ее, словно тряпичную куклу и дрожащими руками пытаясь разодрать платье. Не добившись желаемого, он бесцеремонно швырнул ее на лавку.

– Никола! – взвизгнула от боли та.

– Что? Знать хотите, как оно там, в грядущем?! – покачиваясь, проорал пенсионер. – А все так же! – Покачнувшись, тот неуверенно двинул на сжавшуюся в комочек Матрену. – Каждому – что зверь в клетке! Потешить! Кому сплясать, кому зубы показать, кому на бубне сыграть!!! Тебе чего надобно?!! Чего увидеть хочешь, а?!! Для тебя – тоже диковина, да ведь?!! Чего замолкла?!! – шаг за шагом надвигаясь на перепуганную девицу, хрипел тот. – Отвечай!!! – Резко подавшись вперед, тот попытался схватить ее за ворот платья, да, промахнувшись, сделал по инерции несколько неверных шагов вперед и, шагов, налетел на лавку со стоящей на ней кадкой с водой. – Ох, мать! – Не удержав равновесия, Николай Сергеевич с грохотом повалился на пол, на ходу сшибая емкость и проливая на себя ледяную воду. Этот душ разом освежил разбушевавшегося трудовика, приводя того в чувства.

– Никола? – отфыркавшись, услыхал он дрожащий голос девушки.

– Матрена? – От неожиданности стушевавшись, пробормотал Николай Сергеевич. Затем, смахнув с глаз космы, обалдело уставился на бывшую жертву. – Ушиблась, что ли?

– Ушиблась, – пискнула в ответ та.

– Боязно, да, – встряхивая головой и поднимаясь на ноги, хрипло выдохнул он. – А мне, знаешь, каково, а? – Сообразив, что только что учудил, он обалдело уставился на собственные руки. – Да у меня сыновьям годов больше, чем тебе!! Да ты понимаешь, кто я теперь?!! Да что мне теперь?!! Да что я вам тут?!! Подите!!! Подите все!!! – Обхватив голову руками, тот рванул прочь из комнаты, со всего ходу врезаясь в дверь. – Да пусти же ты!!! Пусти!!! – взбесившись, вновь и вновь пробуя конструкцию и рассаживая себе руки да морду, бился он в добротно сколоченное препятствие. Потом, наконец сообразив, что та открывается внутрь, рывком распахнул ее и, на ходу сшибив обалдело замершего на пороге Никодима, рванул прочь, со всего ходу высаживая дверь в сенцы. Вылетев на улицу, он мордой ткнулся в утоптанный мастеровыми снег и, окропив его кровью, матерясь и изрыгая проклятья, поднялся на ноги. Там уже, раскачиваясь от хмеля и перенапряжения, сориентировался в пространстве и, на ходу пытаясь избавиться от домашнего зипунишки, решительно двинулся к протекавшей неподалеку Неглинке. Колотило. Колотило. Но не от холода, а от злобы и возбуждения. Вот уж не думал, что раскочегариться под старость лет так доведется! Понятное дело, молодое дело пока было, так оно и в порядке вещей, но тут! Тело покрылось противной липкой испариной, что прямо нужда появилась смыть ее, да как можно скорее. Уже совершенно не соображая, что творит, трудовик яростным рывком стряхнул с себя зипун и матерясь и чертыхаясь, разом бухнулся в реку.

Обжигающе-холодная вода махом одним сняла усталость вперемешку с хмелем, раздражением и злобой, оставляя лишь пустоту и страх оказавшегося в ледяной воде беспомощного человека. От неожиданности почти разом свело мышцы и сперло дыхание. В глазах потемнело, и в глотке завяз, застрял крик о помощи. Сообразив, какую же он сотворил сейчас глупость, Булыцкий попытался выбраться на берег, однако одеревеневшие мышцы отказались слушаться, и вместо двух-трех энергичных гребков вышли какие-то рывки, больше похожие на предсмертные конвульсии. Тело начало медленно погружаться в прозрачную воду, словно бы утягиваемое ко дну тяжелой сумой.

– Ох, Никола, беда с тобой, шельма! – раздался знакомый яростный рык у самого уха пенсионера. Чья-то мощная пятерня, схватив мужчину за волосы, рывком вытащила его на поверхность. – Мало, что другим жизни портишь, так и себе не даешь?! Куда тебя опять нелегкая понесла-то, а?! Мне-то за что на седины ты упал?! Думал; утопнешь, и слава Богу, так нет ведь – вытаскивать полез!!! У, песий сын!!!

Судорога не отпускала, и, даже оказавшись на берегу, пожилой человек не смог выпрямиться. Плюс еще и слабость хмельная, да с дрожью крупной пошла по телу; от нее – и судороги сильнее.

– Спасибо! – трясясь от холода, выдавил трудовик. С трудом фокусируя взгляд, он, наконец-то понял, что спаситель его – не кто иной, как Милован. А рядом с ним – верный Никодим.

– Ну, что?! Проорался?! Что, легче стало, как на девке сорвался, а? А ну, как на мне попробуй!!! – брызгая во все стороны слюной, орал бывший лихой.

– Да идите вы все, – с трудом встряхнул головой пришелец. Это движение, вроде незначительное, лишило его последних сил. Голова вдруг закружилась, а живот скрутило мощным спазмом. Сложившись пополам, Николай Сергеевич с шумом опорожнил желудок, сблевывая на снег хмель, боль и ярость.

– А ну утоп бы, так и легче кому от этого-то, а?! – словно кукла во все стороны размахивая руками, продолжал бесноваться Милован. – Чего удумал: руки на себя наложить!!! У, я тебя!!! – Как цуцыка схвативши товарища за шкирку, бородач поволок отплевывающегося преподавателя в дом. – Зипун подбери! – рыкнул дружинник на растерявшегося Никодима. – Здесь где-то! Недалеко!

– Спасибо, – сквозь дрожь выдавил Булыцкий.

– Вот наказание-то!!! За грехи какие хоть?!! – зло рычал бывший лихой, не обращая внимания на вялые протесты товарища. – Живее давай!!! – Бесцеремонно распахнув входную дверь, тот заволок пенсионера в дом и подняв по ступеням, с шумом втащил в комнату и подвел товарища к еще теплой печи. – Грейся давай! – рыкнул он, швыряя горе-искателя приключений на скамью. Затем, так же бесцеремонно откинув металлическую, – ох и не хватило терпения Булыцкому ждать, пока смастерят ему что-то, а попросту заказал у кузнеца, благо у того оказался свежевыкованный [84] лист металла, – заслонку, живо растопил огонь в брюхе печи.