Отголоски прошлого (СИ) - Курносова Елена. Страница 54
Долгое время свобода слегка пьянила его. Он часами мог бродить по городским улицам – просто так, бесцельно, заново привыкая к нормальной человеческой жизни без войны и насилия. Если раньше его местом жительства были только трущобы и помойки, то теперь у Грейди имелась возможность изучить Сайгон снаружи. И не только изучить, но и стать частью этой удивительной и по-прежнему загадочной страны, с которой за столько лет он успел сродниться и даже полюбить. По-своему, против воли, как иной нежеланный ребёнок любит свою неласковую пьяницу-мать, вынужденную его растить и кормить ради чувства долга. Мать, которая ругает, отвешивает затрещины, порой вообще игнорирует, но всё равно не бросает на произвол судьбы. Пусть Грейди не видел здесь ничего хорошего, однако другой Родины у него не было уже давно, с тех пор как родители покинули Канаду. Он никогда не мечтал туда вернуться – за двадцать с лишним лет восточноазиатская культура и быт целиком и полностью вошли в его кровь, до мозга костей сделав его коренным азиатом. Он еще помнил английский язык, однако пускал его в ход лишь при крайней необходимости, предпочитая ему тоже уже совсем родной вьетнамский, на котором разговаривал легко, свободно и даже без акцента. Для того чтобы окончательно стать тут своим, можно было бы еще и религию поменять, тем более что у Грейди были все основания отказаться от своего, христианского бога, когда-то отвернувшегося от его глубоко верующей семьи, но... что-то мешало переступить эту критическую черту. Предать свою религию – означало навсегда перечеркнуть связь со своим прошлым, забыть свои корни и, что самое важное, своих родителей, которые посвятили этой вере всю свою жизнь. К такому шагу Грейди был не готов морально. Он до сих пор очень трепетно воспринимал всё, что имело отношение к отцу и маме, и потому, однажды совершенно случайно обнаружив в одном из тихих кварталов Хошимина христианскую церковь, был потрясён не на шутку.
Она была почти такая же как та, в которой когда-то служил его отец, ещё там, в Гамильтоне. Скромное здание, безо всякой помпезности и вычурности – такую могли построить только непритязательные протестанты. Грейди долго стоял перед воротами, раздираемый разными противоречивыми эмоциями, то делая шаг вперёд, то отступая обратно. Это явление было из того, старого мира, с которым он, нынешний, уже давно не имел ничего общего. И всё-таки окунуться в ту забытую детскую сказку хотелось просто до дрожи в коленях. Вспомнить себя ребёнком… Ощутить уют и покой… Поговорить с понимающим, чутким человеком, и, может, у него узнать, так ли сильно он грешен?
Преодолеть себя оказалось трудно…Грейди переступал порог дома божьего, зажмурившись и затаив дыхание, словно ожидая немедленной небесной кары Увы, его было за что наказывать, и некоторых своих поступков он бы даже самому себе никогда не простил. Может, тяжесть этого груза была слишком велика, и именно это заставило Грейди на какое-то время примириться с вероломным христианским богом? Он хорошо помнил, как действовали на людей отцовские проповеди и, наверное, невольно надеялся на то, что кто-то подобный отцу так же сумеет ему помочь обрести душевное равновесие. Всё вышло с точностью до наоборот…
В церкви было тихо и пусто. Пожилой седоволосый пастор в чёрной рубашке встретил молодого человека с радостью и удивлением – белых христиан в Хошимине можно было по пальцам пересчитать, и каждый прихожанин ценился на вес золота.
- Добрый день, сын мой, чем я могу тебе помочь?
До боли знакомое обращение полоснуло по сердцу раскалённым лезвием ножа. Как давно он не слышал таких речей!...
- Я… Не знаю, святой отец… - Грейди растерялся, с трудом подбирая слова. – Мне бы хотелось…
- Тебе нужна помощь? – Тёплые карие глаза из под кустистых белых бровей смотрели на парня с искренней готовностью оказать любую моральную поддержку. Пастор напоминал Санта-Клауса и смутно кого-то ещё…
- Да. – У него не было сил это отрицать. – Нужна… Но я не знаю, как вам всё это объяснить…
Святой отец сочувственно улыбнулся:
- Ничего страшного… Всё получится само собой, стоит только попробовать раскрыть своё сердце. Ты хочешь поговорить или спросить какого-то совета? Тебя гложет какая-то проблема?
- Да, святой отец. – Грейди было нужно всё и сразу. – Я запутался в себе… В своей жизни… Я перестал понимать, что правильно, а что нет… Можно мне… исповедаться?
Потом, сидя за шторкой перед решетчатым окошком, он долго собирался мыслями и пытался заставить себя полностью раскрыться. Это оказалось труднее, чем он ожидал.
- Так получилось, что я… стал убийцей…
Вполне возможно, что святой отец слышал в своей жизни и не такое. Особых эмоций он, во всяком случае, не выразил.
- Продолжай, сын мой. Тебя это мучает?
- Да, очень… Прошло десять лет, а я до сих пор вижу это в кошмарах и не могу найти себе никаких оправданий.
- Это произошло случайно? Или ты хотел убить?
- Ни то, ни другое. Меня заставили.
- Каким образом заставили? – А вот это откровение озадачило пастора и даже в какой-то степени взволновало.
- Под страхом смерти.
- Где это случилось?
- На ринге. Это были бои без правил, в которых проигравший должен был умереть. Я не хотел в них участвовать, но моего согласия никто не спрашивал. Сказали, что убьют меня, если я не выйду на ринг и не буду драться.
По ту сторону окошка на какое-то время повисла угнетающая тишина. Подобного пастору ещё точно слышать не приходилось, и сейчас он думал, как ему правильно реагировать.
- Сколько раз ты выходил на ринг? – Спросил он наконец, сам того не подозревая, попав по самому больному. Грейди представил, что этот человек сейчас о нём подумает, но отступать ему было поздно. Он сам этого хотел…
- Я не знаю… Много…
- И всегда побеждал? – От этого вопроса по спине пробежали мурашки.
- Всегда… Иначе я бы тут с вами сейчас не говорил…
- И каждый твой бой заканчивался чьей-то смертью?
- Да… Это было правило. Если бы я отказался его соблюдать, меня бы убили.
Новая пауза. Похоже, священник был шокирован.
- Это страшный грех, сын мой…
Можно подумать, что своим замечанием он открыл Америку!
- Я знаю! – Грейди вспыхнул как порох, сам того не желая. – Поэтому я сюда и пришёл! Мне тяжело с этим жить! Я понимаю, что лучше было бы самому умереть и попасть в рай, но я испугался….
- Сын мой… - Пастор попытался его остепенить, но молодой человек не услышал его тихого голоса.
- Я сильно испугался! Мне было семнадцать лет, и я просто боролся, чтобы выжить! Я не хотел никого убивать, особенно…
- Сын мой, успокойся… Тобой владеет гнев, а он ослепляет душу и разум. Я верю, что ты этого не хотел, верю, что тебе тяжело. Никто не обвиняет тебя в том, что ты хотел жить, это вполне естественно для каждого человека…Скажи мне, пожалуйста, ты всегда был верующим или только теперь почувствовал необходимость найти утешение у бога?
Грейди был так зол, что чуть было не ляпнул, что в бога как такового он не верит уже давно, и в конкретной ситуации ему просто хотелось выговориться, однако вовремя спохватился и взял себя в руки.
- Я родился в семье протестантов. – Произнёс он вместо этого. – Мой отец был пастором, таким же, как и вы.
- Вот как?
- Да, и он так же как вы работал во Вьетнаме, во время войны. Только в деревне, а не в городе. Там его и убили вместе с мамой.
Молчание за тонкой деревянной перегородкой на этот раз было долгим и напряжённым. Грейди уже показалось, что пастор заснул, когда неожиданно снова услышал его охрипший голос.
- Как называлась эта деревня?
- Чан Ло.
- Не может быть…А как… как звали твоего отца?
- Гарольд. Гарольд Джеймисон…
- О, господи…
Их странный диалог через окошко всё меньше и меньше был похож на исповедь – завернул он по ходу куда-то не в ту степь, а теперь окончательно выбил из колеи обоих собеседников.
- Грейди?..- Это было скорее утверждение, нежели вопрос, однако услышав от совершенно постороннего человека своё имя, молодой человек на мгновение выпал в осадок.