У обелиска (сборник) - Перумов Ник. Страница 84
Впрочем, среди бойцов ополчения были и те, кто ненавидел пленных и не скрывал этого. Особенно один, щербатый мужчина лет сорока. Несколько раз специально опрокидывал миски с едой, ронял туда грязь с пола. Говорил им что-то оскорбительное на польском, угрожал. Фридрих, который не так давно справлял свой день рождения в ресторане Мартуши, неплохо знал польский и шепотом переводил товарищам.
Отношение остальных ополченцев тоже стало меняться. Ульрих был уверен, что это произошло на пятый день их плена. Где-то недалеко загремела тяжелая артиллерия, начались налеты бомбардировщиков. Судя по напряженным лицам повстанцев и непрекращающемуся грохоту орудий, немцы начали широкомасштабную контратаку. Пленников почти перестали кормить, воды для умывания больше не приносили, только совсем немного для питья. Фридрих расслышал среди разговоров, что армия Рейха удержала водопроводную станцию в своих руках и отключила воду во всем городе. Теперь поляки опасались вспышек холеры и тифа.
Бои приближались. Начали бить по Старому городу. От взрывов пленные каждый раз падали ничком на пол. С потолка и стен отваливались куски штукатурки. Земля под ногами содрогалась от артиллерийских ударов.
Особо сильный взрыв швырнул их на пол. От ударной волны едва не остановилось сердце и не лопнули барабанные перепонки. Пленники на некоторое время потеряли слух. В подвале опустился густой туман – обвалилась последняя штукатурка, повисшая в воздухе серой пыльной взвесью. Они закашлялись, закрыли чем могли нос и рот, чтобы не дышать этим.
– Всемогущий боже, они бьют «Карлом»! – произнес Фридрих, когда обрел способность слышать и говорить.
Они все больше тревожились, видя, что творится в душах поляков. Ополченцы ожесточились. Ульриху казалось, что они вот-вот сорвутся. Но в то же время у поляков прибавлялось растерянности. Напряжение росло. Щербатый, которому они не приглянулись, в итоге озверел. Сорвал с себя трофейный автомат и пустил в пленников длинную очередь. Один из повстанцев успел схватить его за руку. Залп ушел выше, выбив глубокие ямки в кирпиче. Пленники уже давно лежали на полу. Осторожно приподняли головы. Поляки ругались.
– Фридрих, переведи! – зашептал Ульрих. – Фридрих!
Он повернулся и тут же схватил товарища за плечо, затряс. Но Фридрих в ответ издал булькающие звуки. Одна пуля, срикошетив, угодила ему в грудь. На губах проступила кровавая пена, и он стих. Офицеры просидели полчаса, настороженно смотря на свою охрану, но щербатого увели. Другие пленников убить не пытались. После этого, коротко посовещавшись, в земляном полу они вырыли неглубокую могилу.
Сверху послышалась совсем близкая короткая перестрелка. Затем шум от огнемета. Ульриху даже показалось, что сквозь каменные стены до них дошло немного жара и запах огнеметной струи. Кто-то прокричал приказ на немецком – сдаваться и выходить из укрытий. Этот же приказ повторили на чистом польском. В ответ повстанцы на немецком закричали, что у них есть пленные, с которыми они обращались согласно всемирной конвенции, и потребовали такого же обращения.
Группу Ульриха вытолкали из подвала, за ними шли поляки. Но их очень быстро оттеснили от немцев.
– Так вот вы где пропадали, господин Ульрих, – произнес знакомый голос.
Унтер-фельдфебель, зажмурившийся от нестерпимо яркого после подвала солнца, подслеповато посмотрел на говорившего, узнал Эккехарда. Все еще растерянный, Ульрих озирался, не понимая, где находится. Улица, на которой они оказались, была обращена в руины. Где-то совсем рядом бушевал пожар, застилая половину неба черной непроницаемой пеленой. Он даже расслышал треск огня.
– Где мы? – глухо вымолвил он.
Барон окинул взглядом развалины домов.
– Вероятно, там же, где вы попали в плен. Это была улица Пивна.
И протянул ему пистолет.
– Это что?
– Мятежников расстрелять! – приказал Эккехард своим людям и повернулся вновь к Ульриху. – Разве не хотите поучаствовать? Не скажешь по вам, чтобы они соблюдали конвенцию о военнопленных.
– Наверное, трудно это сделать под непрекращающимся артиллерийским обстрелом, – заметил Ульрих.
Эккехард посмотрел на него так, словно ослышался.
– Стреляйте, черт вас побери! Иначе я прикажу поставить вас рядом у стенки как предателя и сочувствующего, – прошипел он Ульриху в лицо.
– Мы соблюдали конвенцию, господин офицер! – закричал с надеждой в голосе самый молодой парнишка, расслышавший их спор.
Его тут же одернул товарищ.
– Молчи. Это же эсэсовец!
– Но наше правительство заключило с вашим командованием…
Эккехард поднял руку и нажал на спусковой крючок. Смотрел он при этом на Ульриха. Взгляд унтер-фельдфебеля метнулся к поляку. Ульрих успел увидеть, как тот медленно оседает с дырой во лбу. Пленники зашумели, но на них направили дула автоматов, и они попятились к стене. Ульрих вытер выступивший на лбу пот, посмотрел на фон Книгге. Сердце ухало, как эхо от взрывов артиллерии, в глазах темнело, липкий страх расползался в груди.
– Упрощу вам задачу. – Эккехард прошелся вдоль поляков, выдернул одного из них за волосы и одним привычным движением заставил опуститься перед Ульрихом на колени. – Вам ведь этот пан тоже не нравится?
Ульрих понял, что перед ним стоит на коленях щербатый.
– Можно это сделаю я, господин штурмбаннфюрер? – вмешался Юрген, бывший особо дружным с Фридрихом.
Но, прежде чем Эккехард ответил, Ульрих поднял пистолет и выстрелил.
– Черт побери, кто вас так учил стрелять? – выругался Эккехард. – И вообще – учили ли? Бастиан, заканчивайте с пленными!
Помощник штурмбаннфюрера отдал приказ, грянули выстрелы. В это время Ульриха выворачивало. Он попал щербатому прямо в лицо. По земле разлетелись остатки зубов, обломки черепа и мозги. Часть попала на сапоги Эккехарда и ботинки Ульриха.
Унтер-фельдфебель пришел в себя, когда они уже шли куда-то. Сначала он увидел под ногами мостовую, почти всю разобранную. Ульрих поднял голову. Большая часть булыжников ушла на укрепление возведенных повсюду баррикад. Улицы были изрыты окопами. По бокам стояли кирпичные скелеты домов. Ульриха, поддерживая под локоть, вел Юрген. С другой стороны шагал Эккехард. Где-то не так далеко продолжали взрываться снаряды.
– Какой сегодня день? – спросил Ульрих.
– Двадцать девятое августа. У нас с вами осталось незаконченное дело, господин унтер-фельдфебель.
Фон Книгге едва заметно улыбнулся. Ульрих не сразу сообразил, о чем идет речь.
– Еще немного, и мы зачистим Старый город и получим доступ к замку. Правда, от него уже мало осталось – постарался «Карл». Взрывать руины будет не так эффектно.
Ульрих обернулся, но ту сторону, где должен был находиться замок, как раз застилало черным дымом.
– Что произошло за это время, господин штурмбаннфюрер? – спросил встревоженно Юрген. – Мы боялись, что поляки победят…
– Это почему?
– Рожи у них были слишком довольные, – ответил Юрген, не заметив холода в голосе Эккехарда, но тот уже смеялся ответу.
– Их слишком мало, чтобы они смогли победить. Еще меньше у них оружия. Кроме того, третьего августа в Варшаву прибыло наше подкрепление. Танки, артиллерия, самолеты, штурмбанн радиоуправляемых машин. Нам передали несколько «Голиафов», хотя я нахожу их довольно бесполезными, и одну группу «Шума»… Прибыли также батальоны и полки коллаборационистов и даже зондерполк «Дирлевангер».
Эккехард поморщился, посмотрел на пораженного Ульриха.
– Я вижу, вы слышали о нем?
– Да…
Ульрих выразительно глянул на Юргена, и тот, поняв, отстал. Барон внимательно смотрел на Ульриха.
– Я знаю, о чем вы думаете, господин унтер-фельдфебель. Точнее, о ком. Если я встречу вашу польку, то просто застрелю ее. Но если она попадет в руки ублюдков зондерполка…
– Вы же не знаете, действительно ли она была на стороне повстанцев!
– Это уже не имеет никакого значения. У нас приказ фюрера стереть этот город с лица земли вместе с его населением.