Замужем за облаком. Полное собрание рассказов - Кэрролл Джонатан. Страница 11

– По-моему, ты ее неправильно воспринимаешь, Скотт. В чем-то она тверда, но в то же время и очень ранима. Крайне ранима. Только послушай, как она говорит о своей дочери – это же чертовски грустно! Женщина страдает. По-моему, их разрыв ранит ее больше, чем рак. Знаешь, я смотрю на нее и разговариваю с ней и каждый раз думаю: «Как счастливы мы со Скоттом! Мы так счастливы».

Я сгребал снег с тротуара перед домом, когда к поребрику подрулила «тойота» Рашфорт. Бини вышла в огромном зеленом армейском маскхалате, который после армии подарил ей сын.

– Скотт, нам с вами нужно поговорить.

– Что случилось, Бини?

– Эта книга. Вы не должны были отсылать ее обратно родителям.

– Откуда вы знаете? Роберта сказала?

– Нет, но я знаю. Впредь такие вещи или выбрасывайте, или храните у себя. Никогда не передавайте другим. Это ваши воспоминания, а не их.

– О чем это вы?

– Когда-то я сделала то же самое, и это навлекло на меня большую беду. Можете делать что хотите, но я просто говорю, чтобы вы знали: могут возникнуть проблемы. Храните такие вещи или выбрасывайте. Только так. – Она коснулась моей руки, вернулась в свою машину и вытащила бутылку моющего средства. – Это не так просто, потому что все лишь кажется свободным и открытым. Но на самом деле это не так! Увидимся позже.

Я смотрел, как она идет к дому. Что не так просто? Откуда она узнала, что я сделал с рукописью? Хранить или выбрасывать? Она свихнулась?

Я воткнул лопату в ближайший сугроб и направился к кухне, чтобы поговорить с Робертой о Бини или с Бини обо всей этой чертовщине. Заглянув в окно, я увидел, что обе женщины сидят за столом. Бини смотрела прямо перед собой и плакала. Она начинала что-то говорить, замолкала, мотала головой или понуро опускала ее. Я продолжал следить, не зная, что делать. Наконец Роберта случайно взглянула в мою сторону. Я указал на себя, а потом на дверь. Можно мне войти? Она широко раскрыла глаза и беззвучно произнесла: НЕТ! И я вернулся к своей лопате.

Расчистив тротуар и нескончаемую дорожку к двери, я подумал, не безопасно ли уже войти. Очень много всякого произошло, и все было как-то связано с уборщицей.

– Скотт?

– Что? Я замерз! Можно в конце концов войти в собственный дом? Или мы создаем еще один кризис?

– Заходи.

Несмотря на мое раздражение, мои антенны работали и улавливали нехорошие сигналы. Роберта скрестила руки на груди. Плохой признак. Ее лицо ничего не выражало. Второй плохой признак. Моя жена – оптимист по натуре и добродушный человек. Если она и выходит из себя раз в два месяца, это удивительно – и в большинстве случаев ее гнев полностью оправдан.

– В чем дело, дорогая?

– Дело в том, что тебе придется отвезти меня куда-нибудь на обед и объяснить вот это.

Наша семья четыре года прожила в Хейле, штат Техас. Немногие приятные моменты, которые мне запомнились из того времени, – это как мы с Глендой Ривелл сидим в баре «Одинокая звезда» и пьем пиво. Она была, наверное, самой красивой студенткой из всех, что мне довелось увидеть. Все преподаватели, если достанет честности, призна?ют, что хотя бы раз за их карьеру в аудиторию входила юная особа, способная вывернуть наизнанку и преподавателя, и весь его мир. Для некоторых это имело последствия, для большинства нет. Проблема этого большинства в том, что восхитительная студентка продолжает сидеть перед ними полгода, и одно ее физическое присутствие являет собой эротический вызов: как заманчиво было бы пожить в стране, где разум ничего не значит. В стране, где все решают чувства, где унижение вероятно и за дверью аудитории – ничего. У нас с Глендой не было романа, хотя она недвусмысленно дала понять, что хотела бы этого. Дважды мы оказались совсем рядом, и мною овладело искушение. Она была так близко, что я ощущал ее дыхание и тепло кожи у нее на плече. Но ничего не случилось.

Она была настойчива и послала мне множество писем. Серебристые каллиграфические буквы на черной бумаге. По глупости своей я сохранил два – и Роберта их нашла. Это привело к тому вечеру за кухонным столом, когда она назвала меня подлым неудачником. В конце концов Роберта поверила, что у меня с этой девушкой ничего не было, и мы достигли хлипкого перемирия – лучшее, на что можно надеяться в подобной ситуации.

Теперь Роберта стояла перед плитой, держа в вытянутых руках два черных конверта, словно они были заразны.

– Ро…

– Почему ты хранил их, Скотт?

– Я не хранил. Ты видела, что я сделал с теми письмами. Откуда ты их взяла?

– Их нашла Бини.

– Ах Бини, вот как? Ну и где же она? Я хочу задать ей несколько вопросов.

– Она ушла и придет через день. Она слишком расстроена, чтобы работать. Но это ничего не объясняет. Зачем ты мне врал? Ты писал ей?

Я подошел, взял у нее письма и швырнул в огонь.

– Я ничего не сделал! Я выбросил те письма точно так же, как эти, давным-давно, и ты это видела! С тех пор я вел себя хорошо, Роберта. Я работал изо всех сил, чтобы оправдаться перед тобой и детьми за свой проступок, и, по-моему, вполне исправился. Если ты не веришь мне, думая, что я двадцать лет храню какие-то бестолковые любовные письма от студентки, пряча их в столе, чтобы вздыхать над ними… Где Бини? Я хочу поговорить с ней.

– Она ушла. Я тебе уже сказала. Зачем ты хранил эти письма?

– Я НЕ ХРАНИЛ.

– Тогда как же она нашла их?

– Я НЕ ЗНАЮ.

– Еще как знаешь!

– НЕ ЗНАЮ! ТЫ ВИДЕЛА В ХЕЙЛЕ, КАК Я ИХ СЖЕГ!

– Значит, не все!

– Ради всего святого, Роберта, я говорю правду!

– Тогда как же она нашла их?

– Я не знаю! Откуда она узнала, что я отослал рукопись семье Аннетты? И вообще, где она эту рукопись нашла? Ведь я оставил ее в полиции. ВОТ ПОЧЕМУ Я ХОЧУ ПОГОВОРИТЬ С НЕЙ!

В бешенстве я повернулся к Роберте спиной и направился к двери.

– Куда это ты собрался? Иди сюда и выкладывай всю правду!

Я снова повернулся и посмотрел на нее:

– Что для тебя самое святое, жена?

– Внуки.

– Тогда я клянусь тебе всеми их головами, что ты сама видела, как в Хейле я сжег все письма от Гленды Ривелл. Устраивает? Что еще я могу сказать? Перерезать себе горло в доказательство? Неужели я не заслуживаю никакого доверия?

Это был ужасный момент, потому что мы смотрели друг на друга через кухню, которая вдруг стала в несколько миль шириной. И нас разделяло такое молчание! И оно сказало мне: нет, в ее душе я по-прежнему не заслуживаю доверия. И это так потрясало после стольких лет. Ведь я сошел бы в могилу, думая, что хоть и оступился однажды, но понемногу-понемногу снова занял место в сердце своей жены. Ошибка. Как одна из тех жутких аварий на атомных электростанциях, мое почти с Глендой Ривелл заразило почву вокруг нас на тысячу лет.

– Скотт!

– Что еще?! Я разыщу Бини. Я поговорю с ней и узнаю, что за чертовщину она вытворяет. А потом вернусь и выкопаю весь остальной яд, который она вложила в тебя.

Я не люблю ездить в снег, так как не чувствую, что полностью владею машиной на обледеневшей дороге. Но можете поспорить на собственную задницу: в тот день я поехал. Я ехал слишком быстро, и пару раз меня занесло на повороте. Бини никогда не уходила домой рано, менее чем через десять минут после прихода, но сегодня мне не было дела до ее несчастий. Я оставлю ее в покое, только когда она расскажет мне про рукопись умершей девушки и где она нашла письма, которые я сжег много лет назад.

Как ни странно, мне не приходило в голову, что это было сверхъестественно, за гранью возможного. Я знал, что отдал книгу Аннетты полицейским и бросил черные письма в огонь. И несмотря на это, они появились вновь, чтобы обвинять и тревожить меня. И тем не менее меня не бросило в дрожь, я был в ярости! Кто она такая, эта женщина, чтобы копаться в моем прошлом и вытаскивать на свет божий те единственные вещи, которые я хотел бы как можно глубже похоронить? Я не был негодяем, черт возьми, но эти два воспоминания говорили, что был. Бесчувственным и эгоистичным, педантичным развратником, плюющим на большинство людей и отвратительно ведущим себя по отношению к остальным.