Дочь фортуны - Альенде Исабель. Страница 36

Благодаря одному из этих непредвиденных событий, которые часто вынуждали менять направление, данный период рабства, который для мальчика мог стать настоящим адом, на самом деле, оказался гораздо лучшим временем, нежели проведенные под родительским кровом годы. Две самки мула тащили нагруженную больше остальных, составляющих караван, повозку. Изнуренное стенание слышалось с каждым оборотом колес, которые не смазывали специально, чтобы таким способом намеренно отпугивать всякую нечистую силу. Чтобы избежать побега, животных, от каждого по одной веревке, привязывали к Четвертому сыну, который все безутешно плакал с тех самых пор, как мальчика забрали у отца и братьев. Разутый и жаждущий, с содержащей скудные принадлежности сумкой за спиной, мальчик шел все дальше, видя, как исчезают крыши родной деревни и очертания знакомого пейзажа. Единственное, что ему было известно, - жизнь в этой хибаре, которая была и не такой плохой, родители с ребенком обращались мягко, мать рассказывала сыну различные истории, а любой предлог мог послужить причиной смеха и небольшого празднества даже во времена наибольшей нищеты. Рысил за самкой мула, убежденный, что с каждым шагом он все более и более углублялся в территорию коварных духов и боялся, что скрипа колес и звона подвешенных к повозке колокольчиков для обеспечения безопасности или хотя бы какой-то защиты было далеко недостаточно. К тому же, едва удавалось понимать диалект путешественников, но даже некоторые, схваченные на лету, слова нагоняли на мальчика ужасающий страх, пробирающий до самых костей. Толковали многие непонятные мысли, что бродили по области, были и слова, касаемые потерянных душ мертвецов, над которыми в свое время не провели надлежащего обряда погребения. Сильный голод, тиф и холера разносились по этой территории с мертвецами, где не оставалось достаточного количества живых людей, способных должным образом чествовать покойников. К счастью, призраков и демонов принимали за глупцов: те не умели сновать по углам и с легкостью разбрасывались предложенными дарами, состоящими из еды либо подарков из бумаги. И все же иногда ничем не удавалось их разъединить. Сами, к тому же, могли материализоваться, намереваясь завоевать свою свободу, убивая чужаков или проникая в их тела. Так пытались обязать последних осуществлять невероятные проделки. Уже прошло несколько часов ходу, летняя жара и жажда только лишь увеличивались, мальчик спотыкался через каждые два шага, а его новые нетерпеливые хозяева все подгоняли ребенка ударами дубинкой по ногам совершенно без злого умысла. С восходом солнца люди решили задержаться и расположиться лагерем. Облегчили ношу животным, развели огонь, приготовили чай и разделились на небольшие группы, чтобы сыграть в «фан-тан» и «маджонг». Наконец, кто-то вспомнил о Четвертом сыне и передал тому плошку с рисом и стакан чая, к которым мальчик и приступил, выказывая ввиду голодных месяцев накопленную прожорливость. В этой обстановке людей удивил стон завываний, и впоследствии они увидели себя в окружении тучи пыли. Гвалт налетчиков примкнул к путешественникам, а малыш, испугавшись, залез под повозку, насколько позволяла веревка, за которую тот был привязан. Речь шла не о неисчислимом множестве, как можно было догадаться сразу, а о банде разбойников, одной из многих, что издевались над никчемными солдатами империи, обрушиваясь на людей прямо средь дороги в это время сплошного отчаяния. Едва торговцы оправились от первого поражения, как тут же собрали свое оружие и оказали сопротивление беглым в окружении гвалта криков, угроз и выстрелов, что длились всего лишь несколько минут. Как только пыль слегка осела, один из бандитов сбежал, а двое других, тяжелораненые, упокоились в земле. Их оставили с тряпками на лице и удостоверились, что люди на самом деле были юношами в лохмотьях, к тому же вооруженные дубинками и примитивными копьями. Затем, уже в спешке, продолжили обезглавливать и всех прочих, чтобы те страдали от унижения, что оставили этот мир, будучи разделанными в куски, а не теми целыми, которыми когда-то в нем появились, а головы насаживали на позорные столбы, что стояли по обе стороны дороги. Когда духи чуть успокоились, было видно, как член каравана катался по земле со зверской от копья раны в бедре. Четвертый сын, кто, находясь под повозкой, от ужаса все еще не мог шевелиться, все же вышел, пресмыкаясь, из своего потайного места и уважительно попросил разрешение у достопочтенных торговцев внимательно отнестись к ране, и за неимением альтернативы люди разрешили ему приступить к делу. Попросил тогда чая, чтобы промыть кровь, затем открыл свою сумку и извлек оттуда флакон «баи яо». Приложил к ране эту белую мазь, туго перевязал ногу и без малейшего колебания объявил, что менее чем за три дня порез закроется. Данный случай спас его от проведения последующих десяти лет работы на положении раба и худшего, чем с собакой, обращения с собой. Ведь узнав о такой способности, торговцы продали его в Кантон знаменитому медику, занимающемуся традиционной медициной, и мастеру иглотерапии – так называемому чжун и, - ведь сам он тоже нуждался в подмастерье. Обладая такой мудростью, Четвертый сын приобрел познания, которых так бы никогда и не получил от своего неотесанного отца.

Старик-учитель был человеком невозмутимым, с совершенно бесхитростным, напоминавшем луну, лицом, медленным голосом, костлявыми и очень чувствительными руками – наилучшим средством в его ремесле. Первое, что он сделал по отношению к своему слуге, - дал юноше имя. Справился по астрологическим и содержащим пророчества книгам, чтобы, наконец, выяснить подходящее для мальчика имя: Тао. Слово это имело далеко не одно значение, среди которых были, например, путь, направление, смысл и взаимопонимание, но особенный акцент ставился на путешествие длиною в жизнь.

- Тебя зовут Тао Чьен. Это имя укажет тебе дорогу в медицину. Твое предназначение будет облегчать чужую боль и постигать житейскую мудрость. Будешь «чжун и», как и я сам.

Тао Чьен… Молодой подмастерье с благодарностью получил свое новое имя. Поцеловал руки своего наставника и улыбнулся – впервые с тех пор, как покинул домашний очаг. Порыв радости, что прежде заставлял его танцевать в свое удовольствие без всякой на то видимой причины, вновь побудил сердце трепетать в груди, а улыбка не сходила с лица целую неделю. Ходил по дому вприпрыжку, смакуя с наслаждением собственное имя, точно карамельку за щекой, повторяя слово вслух и в мечтах до тех пор, пока оно полностью не соотнеслось с его личностью. Учитель, последователь Конфуция в практической части и приверженец Будды в вопросах идеологии, учил мальчика довольно строго, и в то же время проявляя наибольшую мягкость и дисциплину в поведении, чтобы из него получился неплохой доктор.

- Если мне удастся обучить тебя всему тому, к чему стремлюсь сам, то однажды ты станешь настоящим просвещенным человеком, - сказал ему учитель.

Утверждал, что обряды и церемонии столь же необходимы, как и нормы хорошего воспитания и уважение к высокопоставленным лицам. Говорил, что познанию без мудрости невелика цена, а мудрость не приходит без одухотворенности, тогда как истинная одухотворенность всегда и непременно включает в себя помощь остальным и окружающим человека людям. Так как подобное объяснялось юноше неоднократно, получается, что суть порядочного врача состоит в способности быть милосердным и в постоянном руководстве чувством этики, без чего священное искусство ставить пациентов на ноги становится элементарным шарлатанством. Учителю симпатизировала добродушная улыбка своего подмастерья.

- Ты заслуженно и честно прошел часть пути к мудрости, Тао. Мудрец – вечно веселый человек, - утверждал мастер.

Целый год Тао Чьен вставал на рассвете, как и любой другой студент, чтобы посвятить час медитации, песнопениям и молитвам. Рассчитывал лишь на день отдыха, чтобы отпраздновать Новый год, ведь, в основном, его единственные занятия составляла работа и учеба. Прежде всего, нужно было овладеть в совершенстве китайской письменностью, считающейся официальным средством общения на этой огромной, состоящей из множества деревень, причем каждая со своим языком, территории. Его учитель оставался непреклонным в том, что касалось красоты и правильности каллиграфии, ведь это, в основном, и отличало утонченного человека от любого мошенника. Также настаивал на развитии в Тао Чьене художественной впечатлительности, которая, по мнению учителя, была свойственно существу наивысшего уровня. Как и все цивилизованные китайцы, мужчина ощущал в себе безудержное пренебрежение к войне, и, напротив, более склонялся к таким видам искусства, как музыка, живопись и литература. В свою очередь Тао Чьен научился ценить изящное кружево, созданное из перламутровой нити в виде капель росы, особенно поблескивающих при свете утренней зари, и выражать свое наслаждение, выплескивая на бумагу вдохновленные, написанные изящным каллиграфическим почерком, стихотворения. По разумению наставника, единственное, что могло быть хуже сочинения самой поэзии, - сочинение плохой поэзии. В этом доме мальчик помогал на частых собраниях, на которых приглашенные, побуждаемые мгновенным вдохновением, творили свои стихотворения и восхищались садом, пока сам он подавал чай и, изумленный, вслушивался в происходящее. Можно было обрести бессмертие, написав книгу, а особенно книгу стихотворений, - сказал учитель, который сам уже написал несколько. К деревенским практическим познаниям, что приобрел Тао Чьен, наблюдая своего отца за работой, добавился и впечатляющий объем теории по китайской медицине, идущей из глубины веков. Молодой человек узнал, что в человеческом теле присутствуют пять составляющих – дерево, огонь, земля, металл и вода, каждая из которых символизирует пять планет, пять атмосферных состояний, пять цветов и пять нот. Посредством надлежащего использования лекарственных растений, иглоукалывания и лечебных банок, порядочный врач мог предотвратить и вылечить различные болезни. Также тот обладал способностью управлять мужской, активной и легкой, энергией и энергией женской, пассивной и темной – «инь» и «ян». Тем не менее, задача этого искусства была не только устранять заболевания, но и поддерживать гармонию в целом. «Ты должен выбрать свою систему питания, определить направление кровати и проводить занятия медитацией согласно времени года и направлению ветра. Так ты никогда не утратишь связь с вселенной», - советовал ему учитель.