Жизнь Амброза Бирса - Уолтер Нил. Страница 19

Но Бирс не даёт намёков на то, как повлияет на государство один из множества заменителей брака, которые существуют в современной западной цивилизации. Его взгляды, выраженные в рецензии на «Крейцерову сонату», кажется, не подверглись никаким изменениям за четверть века, что прошла от того времени, как он написал рецензию, до его смерти. Размышления расширили и усилили его точку зрения. Время (опыт, полученный с годами) дало ему возможность сравнить в больших масштабах вопросы, связанные с сексуальными контактами. И он не изменил своих воззрений.

На зрелом этапе мудрости Бирс утверждал: такой новый институт, как западный брак в существующем ныне виде зашатался так же быстро, как установился, и сейчас применялся только небольшим процентом жителей земли. Это институт, противоречащий человеческой природе, которую мы узнали за семь тысяч лет. Бирс говорил, что не было достаточно времени, чтобы тщательно проверить такой революционный эксперимент. Тем не менее, брак был обречён. В рецензии на «Крейцерову сонату» он говорил, что не видит, как брак (или любая другая его замена) может сделать человека счастливым. Основная трудность заключается в самом акте совокупления, который влечёт бесчисленное количество других трудностей. Главная из них – невозможность примирить разную природу мужчины и женщины. Мужской пол и женский пол не могут прийти к гармоническому согласию на какой-то длительный срок. На всю жизнь? Это очевидно невозможно! После нескольких ссор выявляется бесчисленное количество точек расхождения, непримиримых и окончательных, взаимное недоверие и ненависть.

Я отсылаю вас к следующему фрагменту из рецензии на «Крейцерову сонату»:

«Я же, со своей стороны, не могу предложить никакого лекарства и не верю, что кто-то сможет его разработать. Это гигантское зло неисцелимо – вот правда, от которой несчастное человечество отворачивается. Дополнительные огорчения причиняют бессмысленные, тщетные попытки избавиться от него. Но для облегчения можно что-то предпринять. Вероятно, наши брачные отношения не исчезнут, и эти плоды Мёртвого моря не станут со временем более зрелыми и более сладкими[90]. Но не нужно лживо описывать их как сочные и сытные. Пусть молодые учатся – не воздержанию, а храбрости. Покажите им природу того рая для глупцов, в который они непременно попадут и, наверное, должны попадать. Научите их тому, что цель брака не может постигнуть никакой учитель, но это не счастье. Помогите уменьшить ужасный разрыв между ожиданиями и результатом. Поскольку «Крейцерова соната» завершается этим, поскольку она даёт такой урок, это хорошая книга»[91].

Если исчезновение сексуальных отправлений противоречит человеческой природе и всему нашему опыту, то, по мнению Бирса, нужно разработать план, как их регулировать. А, может быть, не регулировать вовсе, что даже лучше для государства и текущего состояния западной цивилизации, которая неизбежно вызывает страдания.

II

«Нормальный здоровый мужчина по природе полигамен от начала созревания до средних лет, – считал Бирс. – И только строго соблюдаемая дисциплина может заставить его удерживаться в пределах моногамии. Когда он достигает средних лет, он склоняется к моногамии, даже к воздержанию, и это изменение только частично происходит из-за убывания физических сил. В основном, это происходит из-за того, что мужчина пресыщается, теряет любопытство, утомляется от однообразного опыта, а пожилые мужчины находят другие, более интересные занятия. Удовольствие от совокупления, как и другие чувственные удовольствия, со временем притупляется, пока совсем не сходит на нет. Приходит время, и сенсуалист чувствует отвращение. Слишком большой пирог вызывает в нём тошноту. Тогда его добрая супруга, если она ещё живёт под его кровом, начинает мстить с изобретательностью дьявола и во всех видах, известных фуриям ада. Это усиливает склонность мужчины к воздержанию и моногамному браку… с другой женщиной.

Но множество причин постепенно склоняют мужчину к моногамии. Его поведение становится привычкой. Если полигамный мужчина включает в свои полигамные связи подругу жизни, жизнь с ней становится привычкой. А супружество – это такая привычка, которую мужчине сложнее всего преодолеть. И, заметьте, отказ от совокупления это один из самых лёгких поступков в брачных отношениях. А совокупление – это лишь одна из бесчисленных сторон общения мужчины и женщины, которые живут вместе. Всю сумму причин можно, скорее, свести, к общему жилью, чем к сожительству».

Напоминая о своём предыдущем замечании, что женщина начинает мстить мужчине, когда он склоняется к воздержанию и становится моногамным, Бирс говорил:

«Эти две фазы происходят одновременно. Женщина никогда не бывает слишком старой, слишком дряхлой, слишком привычной к браку, чтобы желать развода. Она до самого конца требует от своего мужа того же пыла на словах и на деле, который оживлял его в любовные часы медового месяца. Она подчёркивает свою любовь словами, лаской и всеми глупостями, которые были свойственны помолвке. Но ничто не может исполнить её требования. Её возлюбленный умер в первую брачную ночь. Наутро он не вернулся к жизни. Он был мёртв навеки. Он не передал своему наследнику – мужу – даже воспоминания о глупостях ухаживания. Мужчина не может даже понять, как он был возлюбленным, он неохотно размышляет об абсурдном положении, в котором находился его предшественник – жених. У женщины нет даже и мысли о том, что мужчина умирает бесчисленное количество раз на пути к достижению старости и мудрости. Она не видит ничего нелепого в учёных прыжках со скакалкой, в философской игре в блошки, в пожилом мужчине, который целует иссохшие губы пожилой жены. Даже очень, очень старая женщина с отвращением смотрит на мужа, если он каплун.

Чувствуя полигамную природу своего супруга все мрачные годы, которые предшествовали зрелому возрасту, женщина подозрительно относится к тому, что её муж постепенно впадает в «безобидную устарелость»[92] моногамии. И, конечно, она считает, что какая-то соперница (или соперницы) обокрала её домашний очаг. Воздух, густой от пуха с начала свадебного путешествия, сейчас просто перегружен. Самое время звать Хэвлока Эллиса[93] он один сможет удовлетворительно объяснить эту фазу «счастливого» супружества. Такое положение не предсказывала Мэри Корелли, но романы Лоры Джин Либби «Когда его любовь охладела» и «Когда-то возлюбленные, а теперь незнакомцы» содержат, без сомнения, великолепные поучения на этот счёт[94]. Суд по бракоразводным делам распутает это затруднительное положение».

Так философствовал Бирс. Он продолжал:

«Несмотря на караваны зла, которые странствуют по Сахарам моногамии и полигамии, оба эти положения приносят свою пользу. Они сводят количество совокуплений к минимуму, уменьшают груз похоти, что непременно рождает воздержание. Парадоксально, но моногамия и полигамия – это воздержание. Во всяком случае, благодаря им тело и разум могут достичь сексуальной опустошённости, которая близка к абсолютному воздержанию. Сексуальный порыв так силён, крепок, как сталь, что его может разрушить только возраст. Это состояние хорошо известно как воздержание – склеп похоти. Вероятно, святой Павел имел в виду это пожирающее пламя, когда советовал, что лучше вступить в брак, нежели разжигаться[95]. В браке и его заменителях секс занимает лишь малую часть мыслей и времени человека. Его взрослые годы, связанные с сексом, – это лишь короткий отрезок жизни. Даже со сластолюбивыми подругами на сексуальные контакты отводятся мгновения дня, недели, месяца или года. В супружеской жизни совокупление играет столь незначительную роль, так далеко от людей, принимающих в нём участие, что из всех видов деятельности человека оно оказывает наименьшее влияние. Это верно даже в отношении полигамии и было бы верно в отношении моногамии, если бы частота совокуплений была одинакова. А это не так, если только вы не владеете сералем».

Сексуальную жизнь женщины, утверждал Бирс, сложнее оценивать, чем сексуальную жизнь мужчины. Женщина всегда была физически и духовно слабее, она подчинялась мужчине. Мужчина навязывал ей свою волю и придумывал законы для своей защиты – для защиты своих прав на женщину. Он защищал её только как свою собственность. Поскольку численность мужчин и женщин в человеческих сообществах была примерно равна, и в первобытной жизни не было большой разницы, женщине была навязана моногамия – каждый мужчина вынужден был защищать свою женщину. Наказанием правонарушителю служила смерть, и первобытный Лотарио[96] был осторожен. Поэтому мы не можем точно сказать, является ли женщина по природе полигамной, как мужчина. Она редко имела возможность проявить сексуальные стадные инстинкты, которыми она обладает.