Ельцин - Минаев Борис Дорианович. Страница 110

Хасбулатов извинился перед ними за то, что пошел на договоренности с президентом («бес попутал»), и пообещал, что больше компромиссов с Кремлем не будет. Съезд народных депутатов России лишил президента большинства его чрезвычайных полномочий. Съезд также принял резолюцию, в которой указывалось, что проведение референдума в 1993 году будет несвоевременным, и подтверждался конституционный запрет на призыв к референдуму, который прозвучал на предыдущем съезде из уст Ельцина.

Опираясь на статью 104 Конституции 1978 года, парламент объявил себя верховной властью в стране.

20 марта 1993 года Ельцин выступает с телеобращением к нации.

«Страна больше не может жить в обстановке постоянного кризиса власти, — сказал он, — при такой растрате сил мы никогда не вылезем из нищеты, не обеспечим мира и покоя для наших граждан.

…Восьмой съезд, по сути дела, стал генеральной репетицией реванша бывшей партноменклатуры, народ попросту хотят обмануть. Мы слышим ложь в постоянных клятвах верности Конституции, от съезда к съезду ее корежат и перекраивают в угоду собственным интересам, наносят удар за ударом по самой основе конституционного строя, народовластия.

Съезд похоронил референдум о собственности граждан на землю, похоронил апрельский референдум по основам новой конституции. Хочу сказать вам просто: трусливо ушел от решения вопроса о досрочных выборах… Трагическим итогом съезда стало ослабление власти, ослабление России. В России как бы два правительства: одно конституционное, другое — в Верховном Совете. Они ведут принципиально разную политику».

Ельцин сказал, что подписал Указ «Об особом порядке управления до преодоления кризиса власти». В соответствии с ним на 25 апреля назначается голосование о доверии президенту и вице-президенту. «Пошел на этот шаг потому, — пояснил президент, — что меня избирал не Съезд, не Верховный Совет, а народ. Ему и решать, должен ли я дальше выполнять свои обязанности и кому руководить страной: президенту и вице-президенту или Съезду народных депутатов». Одновременно с голосованием о доверии президенту будет проводиться голосование по проекту новой конституции и проекту Закона о выборах федерального парламента. По новой конституции съезда не будет. До новых выборов съезд и Верховный Совет не распускаются, их работа не приостанавливается. Сохраняются полномочия народных депутатов Российской Федерации. Но в соответствии с указом не имеют юридической силы любые решения государственных органов и должностных лиц, которые будут направлены на отмену и приостановление указов и распоряжений президента и постановлений правительства.

…Вице-президент Руцкой немедленно, еще до опубликования, передает текст Указа в Конституционный суд. Конституционный суд собирается на экстренное совещание и объявляет текст неопубликованного (то есть еще не вступившего в силу) документа — незаконным.

Раскол происходит и в команде Ельцина. Секретарь Совета безопасности Юрий Скоков отказывается визировать указ. Это тревожный сигнал. Скоков близок к силовым структурам. Армия и милиция могут оказаться не готовы к «чрезвычайным мерам», к подавлению массовых беспорядков (а что они будут, сомневаться не приходится).

24 марта указ об особом порядке управления все-таки появляется, но в гораздо более обтекаемом виде. «Особые нормы» правления, то есть мораторий на решения съезда, ограничивающие президентскую власть, вообще не упоминались.

В день опубликования этого указа Ельцин встретился в Кремле с Хасбулатовым и Зорькиным (при участии В. Черномырдина). На этой закрытой встрече он предпринял последнюю попытку «договориться»: «он не хотел ни проведения этого съезда, ни разрешения резко обострившегося кризиса посредством силовых методов (разгона съезда)» («Эпоха Ельцина»).

Однако «договориться» не удалось.

— Ни о чем не договорились, — мрачно бросил Ельцин своему пресс-секретарю, выйдя из Ореховой комнаты, где проходила полуторачасовая встреча. Президента возмутили не только политические претензии спикера, но и грубая, самоуверенная манера, в которой тот вел разговор.

Одним словом, ситуация висела на волоске.

Верховный Совет срочно созывает Девятый, внеочередной съезд народных депутатов. Страна, вздохнув, вновь припадает к телевизору. Что же будет дальше?

Поначалу всё идет ни шатко ни валко.

Председатель Конституционного суда Валерий Зорькин выступает с докладом, основная мысль которого предельно проста: телеобращение президента от 20 марта в ряде своих положений не соответствует конституции.

Вывод: должностные лица, «которые ввели в заблуждение президента» при подготовке обращения к народу и соответствующего указа, «должны понести ответственность и отстранены от должности».

Вечером 25 марта Ельцин отправляет в отставку еще двух членов гайдаровской команды — министра экономики Андрея Нечаева и министра финансов Василия Барчука. Барчука заменяют на Бориса Федорова, еще более убежденного и сильного экономиста-либерала, однако, выступая на съезде, президент сказал, что готов идти и на дальнейшие перестановки. Список отправленных им в отставку членов правительства продолжает расти: Лопухин, Матюхин, Авен, Полторанин, Бурбулис, Нечаев, Барчук, не считая самого Гайдара.

Ельцин по-прежнему находится в логике компромисса, производя, как он считает, тактические замены, но не собираясь менять курс.

26 марта он выступил на съезде. Напомнив депутатам, что на предложенное им всенародное голосование (референдум) 25 апреля будет вынесен вопрос о доверии президенту, он предложил также включить в бюллетень и вопрос о доверии самому съезду.

Рассматривался также вопрос о включении в повестку дня голосования об отрешении президента от власти. Собственно говоря, ради этого и созывался съезд. Для принятия положительного решения требовалось получить больше половины голосов от списочного состава депутатского корпуса, составлявшего 1033 человека. «За» проголосовали 475 человек, «против» — 337, воздержались 46. Не хватило несколько десятков голосов — для того, чтобы включить вопрос в повестку дня.

Вместо этого съезд вновь набрасывается на упрямо проталкиваемую Ельциным идею референдума. Во-первых, это не референдум, коль его назначает не съезд, а президент, — а всего лишь «опрос», то есть процедура, не имеющая юридической силы.

Во-вторых, раз уж «опрос» назначен, депутаты требуют изменить стоящие на нем вопросы. В результате определенного торга вопросы формулируются таким образом:

1. Доверяете ли вы президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину?

2. Одобряете ли вы социально-экономическую политику, осуществляемую президентом Российской Федерации и правительством Российской Федерации с 1992 года?

3. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов президента Российской Федерации?

4. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов Российской Федерации?

Если ты «демократ», если ты «за Ельцина», «за реформы», — объясняют демократически настроенные средства массовой информации, — голосовать надо так (чтобы не запутаться в вопросах): «да, да, нет, да».

Листовки и плакаты с этим барабанным «да-да-нет-да» появляются везде: на улицах, в общественном транспорте, и мне порой казалось, что такое «вдалбливание» в головы простых людей этой барабанной дроби сыграет отрицательную роль на референдуме — всем еще памятна советская пропаганда, и никаких хороших чувств тогда, в 1993-м, воспоминания о ней не вызывали. Но вопросы референдума были составлены так мудрено, что, наверное, эти напоминания все-таки помогли.

И самое главное — депутаты постановляют, что считать результаты «опроса» надо от общего числа избирателей, а не от числа тех, кто придет к избирательным урнам. То есть заранее дезавуируют, принижают результаты голосования.

Но 27 марта происходит событие, которое заставляет страну снова вздрогнуть. Поздно вечером, совершенно неожиданно и незапланированно, на трибуне съезда вновь появляется Ельцин.