Ельцин - Минаев Борис Дорианович. Страница 62

Такая последовательность событий не могла ускользнуть ни от местных верхушек, ни от политиков в Москве и на Западе. Горбачев боялся упустить инициативу! Он готов был пожертвовать поддержкой местных партийных руководителей, лишь бы не дать Ельцину набрать лишние политические очки. Но его жертва была несоразмерна выигрышу. Тесная связь Центра, Москвы, Кремля — со страной, с областными и краевыми городами, с местными «кремлями» — это и была при Брежневе основа государственной вертикали. Ситуация с Кузбассом ясно показала местным элитам, как именно центр собирается решать социально-экономические проблемы, включая даже голодные бунты: отдавать местных царьков на заклание разъяренной толпе.

…Еще одним важным событием года стало создание первой легальной политической оппозиции в СССР — так называемой Межрегиональной депутатской группы.

В Координационный совет МДГ были избраны 25 человек, в том числе: академик Андрей Сахаров, Борис Ельцин, Юрий Афанасьев, Гавриил Попов, Анатолий Собчак, Николай Травкин, Аркадий Мурашев, Юрий Черниченко, Геннадий Бурбулис, Юрий Карякин, Сергей Станкевич, академик ВАСХНИЛ Владимир Тихонов, Виктор Пальм (Эстония), Михаил Бочаров, Тельман Гдлян, Михаил Полторанин, член-корреспондент АН СССР Алексей Яблоков. Сопредседателями КС стали Б. Ельцин, Ю. Афанасьев, Г. Попов, В. Пальм и А. Сахаров, секретарем — Аркадий Мурашев.

Среди депутатов — членов МДГ — было несколько человек, непосредственно связанных с политическим неформальным движением: лидер Народного фронта Карелии Сергей Белозерцев, член Координационного совета Московского народного фронта Сергей Станкевич, представитель Ярославского народного фронта Игорь Шамшев, один из основателей Апатитского добровольного общества содействия перестройке Александр Оболенский. Тем не менее большинство членов МДГ принадлежали к советской статусной интеллигенции и придерживались далеко не радикальных взглядов. Только 49 процентов участников 1-й конференции МДГ однозначно высказались за многопартийную систему, еще 40 процентов — за дискуссию о введении многопартийности (5 процентов выступили за сохранение однопартийной системы). Большому числу депутатов из МДГ взгляды академика А. Д. Сахарова казались чрезмерно радикальными, и именно Сахаров получил наименьшее из пяти сопредседателей число голосов — 69 (Ельцин — 144).

Однако для своего времени все они были, безусловно, крайне радикальными, смелыми, бесстрашными людьми.

Горбачев был шокирован заявлением о создании Межрегиональной депутатской группы. Дело в том, что, сам этот шаг противоречил стройному плану Анатолия Лукьянова — взять под контроль съезд путем создания так называемых «территориальных групп», руководить которыми должны были проверенные партийные товарищи.

Выходка членов МДГ переворачивала ситуацию с ног на голову, потому что это было депутатское объединение по политическому принципу, по убеждениям, изначально заявленное как «фракция несогласных», как оппозиция, чего Горбачев побаивался и не хотел.

В момент, когда на трибуну вышел Юрий Афанасьев и объявил о создании МДГ, Горбачев потребовал прервать телевизионную трансляцию. И хотя в дальнейшем многие из этих людей, включая самого Юрия Афанасьева, позиционировали себя как «демократы горбачевской волны», из песни слова не выкинешь — так было.

Больше того, почти никто из членов МДГ не прошел на выборах в Верховный Совет. Именно тогда Юрий Афанасьев произнес с трибуны свое знаменитое определение съезда: «агрессивно-послушное большинство».

В том-то и дело, что «большинство» съезда, хотя и действовало по указке своих дирижеров, сидевших в окружении Горбачева, к представителям «московской группы», к «демократам», питало чувства самые искренние и однозначные — для них это были опасные выскочки, болтуны, политические проходимцы. Люди вне системы и опасные для системы.

И это «большинство» вполне добровольно, отнюдь не по приказу захлопывало, не давая говорить, Сахарова и Афанасьева, Собчака и Попова, мрачно замирало при появлении Ельцина, презрительно гудело при появлении на трибуне Галины Старовойтовой или Евдокии Гаер, которые представляли интересы «малых народностей» (Гаер — северных, Старовойтова — кавказских).

Отношение Горбачева к членам МДГ в какой-то степени сформировалось как отзвук на эту волну, которая шла оттуда, из гигантского зала — «долой, не хотим, хватит»… Вот что кричало «большинство» членам МДГ, сходившим с трибуны. И все же отношение Горбачева к левым (как он считал) депутатам было крайне противоречиво.

Это может показаться странным, но люди, входившие в Межрегиональную депутатскую группу, отнюдь не были врагами Горбачева. Напротив, некоторые из них на трибуне съезда сумели сформулировать программу горбачевской перестройки настолько прозрачно и конкретно, что она, наконец, стала понятной и большинству народа, сидевшему у своих телевизоров.

Можно даже утверждать, что почти все члены МДГ по-разному, но с уважением относились лично к Михаилу Сергеевичу, а некоторые просто благоговели перед ним. И тем не менее по какому-то сложному комплексу причин эта «оппозиция» была для Горбачева неприемлема, она не вписывалась в его планы, казалась ему опасной.

Дело доходило до абсурда. Эти люди, которые были настоящими харизматическими лидерами, с которыми он тепло здоровался на съезде, которых внимательно выслушивал и которые могли ему просто позвонить по телефону, — почти все находились под колпаком у КГБ, их телефоны стояли на «прослушке» (как говорят об этом воспоминания Болдина), за каждым их шагом следила агентура.

Но ведь по-другому и быть не могло!

Для КГБ СССР лица, выступавшие на демократических митингах, хотя и были народными депутатами, все равно оставались подстрекателями, врагами, опасными элементами, а вовсе не политическими союзниками. В случае необходимости КГБ собирался их арестовывать и даже «стрелять на поражение».

Огромные московские митинги, собиравшиеся в 1989 и 1990 годах, проходили при непосредственном участии лидеров межрегионалов — Ельцина, Афанасьева, Старовойтовой, Сахарова, Гдляна, Бурбулиса, Станкевича. Таким образом, все они автоматически попадали в разряд «экстремистов», хотя всегда пытались сделать все возможное для предотвращения любых столкновений, любых провокаций.

Вот так непросто все было заверчено и закручено в этой новой «горбачевской стране». С одной стороны — друзья. С другой — враги. С одной — реальные кандидаты на серьезное участие в парламентской политике. С другой — объекты для «наружного наблюдения».

Не было никакого единства и в среде самих «оппозиционеров». Это были очень разные люди, с разными убеждениями и разными характерами.

Погоду в МДГ делали «профессора», представители академической элиты. Все они, во-первых, были членами партии; во-вторых, людьми умеренных и осторожных взглядов. Все они (кроме Сахарова и Старовойтовой, а также молодых демократов новой волны) попали в политику, в общем-то, случайно. Перспектива вести за собой «массы», участвовать в митингах и демонстрациях, вести большую организаторскую работу, бороться с официальной властью (как-никак оппозиция!) и вообще бороться с кем-то и чем-то — их, по большому счету, сильно смущала. Роль экспертов, судей, учителей была для них намного привычнее.

Ну и, наконец, самое главное: у них была психология успешных, состоявшихся, востребованных обществом людей. В этом смысле Михаил Сергеевич Горбачев, как руководитель страны, открывший им путь наверх, в политику, был для них, так сказать, «базовой ценностью».

Не случайно осенью на совещаниях МДГ появился посланец Горбачева — Евгений Максимович Примаков. Многих из «профессорского крыла» МДГ он знал лично, разговаривал с ними на одном языке, от каких-то «необдуманных действий» мог отговорить и в любом случае представлял собой мост между властью и новоявленной оппозицией.