Железная маска (сборник) - Готье Теофиль. Страница 135

– Вы правы, – ответила Маргарита, слегка покраснев.

– И он очень умен.

– Неужели?!

– Это известно тебе не хуже, чем мне, моя бедная Марго! Иди… мы поговорим об этом после…

Маргарита ушла, а король, чрезвычайно довольный, что ему удалось выказать такую твердость, засмеялся.

– Бедная Марго! Напрасно наш кузен герцог Гиз уехал в Нанси.

В то время как королева Екатерина и ее дочь Марго напрасно молили короля пощадить Рене, флорентиец лежал на сырой соломе в самой темной камере Шатле, темницы несравненно более ужасной, нежели Бастилия.

Накануне вечером ему надели кандалы на руки и на ноги, а вокруг пояса пропустили цепь, которую прикрепили к кольцу, ввинченному в стену. Затем отворили окошко, проделанное в двери камеры, и поставили часового, которому Крильон сказал:

– Человек, которого ты будешь караулить, будет предлагать тебе золото и милость королевы, но я даю слово, что прикажу колесовать тебя, если ты осмелишься нарушить свой долг.

– Господин герцог, – ответил часовой, – я солдат, и подкупить меня нельзя.

Этот искренний ответ отнял последнюю надежду у Рене.

Узник провел ужасную ночь, кандалы натирали ему тело и почти не давали пошевельнуться.

Его терзали не только физические страдания, но и душевные муки. Если бы месяц назад, когда он находился в полном блеске своего могущества и славы, его арестовали и посадили в тюрьму, он проклинал бы, ругался, но все же говорил себе: «Не пройдет и трех дней, как королева освободит меня, и я накажу тех, кто осмелился поднять на меня руку».

Месяц назад Рене не сомневался в своей счастливой звезде.

Но на пути ему встретился человек, сказавший то же самое, что некогда предсказала ему и цыганка: брак его дочери с дворянином будет причиной его смерти.

Страшное предчувствие овладело им.

«Годольфин исчез; его, без сомнения, убили, – размышлял флорентиец, – чтобы похитить Паолу… И если похититель дворянин, то я человек погибший…»

Он впал в отчаяние, и не рассчитывал на то, что Екатерина приложит все усилия, чтобы спасти его.

Суеверный итальянец уже видел перед собой членов парламента в красных одеяниях, Гревскую площадь, палача, котел с расплавленным свинцом, железные прутья, которые должны раздробить его кости, лошадей, приготовленных для того, чтобы разорвать его трепещущие останки.

Рене заплакал, а потом впал в апатию, из которой ничто не могло вывести его: ни смена часовых у дверей, ни тюремщик, принесший ему на рассвете кружку воды и кусок хлеба.

Человек, заставлявший трепетать весь двор, отравитель, перед которым все преклонялись, был сейчас ничтожнее последнего бродяги, которому надевают петлю на шею.

Вдруг около полудня хорошо знакомый ему голос вывел его из апатии.

По ту сторону двери герцог Крильон говорил:

– Пожалуйте, ваше величество!

– Какой ужас! – ответил женский голос. – Засадить моего дорогого Рене в такое отвратительное подземелье!

– Это темница для убийц.

– Герцог, клянусь вам, что он невиновен.

Рене вскочил и попробовал разорвать цепи. Он узнал голос Екатерины Медичи. Королева-мать спустилась в отвратительное подземелье, чтобы навестить своего дорогого флорентийца.

– Отворите! – приказал Крильон тюремщику.

– Он вошел первый с зажженным факелом, который воткнул в кольцо, вбитое в стену.

– Бедный Рене! – с волнением сказала королева.

– Велите снять с него цепи! – обратилась она к герцогу.

– Это невозможно, ваше величество.

– Берегитесь, герцог! – сказала Екатерина гневно.

– Ваше величество, – ответил Крильон почтительно, но твердо, – я выполняю приказ короля, моего единственного повелителя.

– Ах, ваше величество!.. – молил Рене. – Прикажите выпустить меня…

– Я не имею власти даже снять с тебя цепи, – со вздохом сказала королева. – Король, сын мой, обращается со мной более жестоко, чем с последним из своих подданных… Герцог, я уже не требую, чтобы сняли цепи с моего бедного Рене, но хочу поговорить с ним наедине.

– Я должен присутствовать при вашем свидании – так приказал король.

– Это уже слишком! – вне себя от гнева крикнула Екатерина.

Бесстрастный Крильон сел у двери.

Королева наклонилась к Рене и шепнула ему по-итальянски:

– Говори тише.

– Вот тебе раз! – пробормотал Крильон. – А я по-итальянски не понимаю…

Королева села на солому рядом с Рене.

– Я напрасно умоляла короля простить тебя. Он непреклонен.

– Я знаю, – ответил Рене.

– Парламент соберется послезавтра, в понедельник.

– Боже мой! – воскликнул Рене, задрожав.

– Тебя подвергнут пытке.

– Ах! Я погиб!

– Однако я не теряю надежды…

В глазах Рене блеснул луч надежды.

– Тебя будут допрашивать под пыткой.

Рене пришел в ужас.

– Если ты мужчина, ты перенесешь пытку и отопрешься от всего. Тогда я, быть может, спасу тебя.

Рене печально покачал головой.

– Я почти уже умер; цыганка сказала правду.

– Цыганка?

Екатерина была суеверна и произнесла это слово со страхом.

– Да, ваше величество, цыганка предсказала мне в детстве, что у меня будет дочь, которая станет причиной моей смерти.

– Что ты говоришь? – спросила Екатерина. – Как может твоя дочь…

– Дочь станет причиной моей смерти в тот день, когда полюбит дворянина, – сказал Рене. – Я приставил к ней молодого человека, которого воспитал, и он караулил ее, как дракон караулит сокровища…

– И что же?

– Вчера его убили или похитили… По всей вероятности, чтобы похитить и дочь.

– Быть может, ты ошибаешься, Рене?

– Ваше величество, со вчерашнего вечера меня преследует эта ужасная мысль.

– Цыганка могла ошибиться!

Рене покачал головой.

– Беарнец сказал мне то же самое.

– Беарнец?

– Да, он так же, как и я, гадает по звездам.

Королева вздрогнула.

– О каком беарнце ты говоришь?

– О де Коарассе.

– О молодом человеке, пользующемся милостью короля?

– Да.

– О том, который избил тебя и запер в погребе?

– О нем, ваше величество.

– Ты говоришь, он гадает по звездам?

– Он рассказал мне такие вещи, которые, кроме меня, никому не были известны, и напугал меня.

– Это странно!.. – пробормотала Екатерина.

– Он предсказал то, что со мной случится…

– Неужели?!

Рене из осторожности не хотел сознаться Екатерине, что он угадывал будущее не по звездам, а благодаря ясновидению Годольфина.

«Ого! – подумала королева. – Нужно поближе сойтись с этим де Коарассом».

Она бросила быстрый взгляд на Крильона. Лицо храброго герцога выражало недовольство человека, с которым говорят на незнакомом языке и который взбешен, потому что ничего не может понять.

Рассказ Рене о принце Наваррском заставил королеву задуматься.

– Как звали молодого человека, который караулил Паолу?

– Годольфин.

– Ты уверен в нем?

– Как это? – спросил Рене, удивленный этим вопросом.

– Ты вполне доверяешь ему?

– Как самому себе.

– Не изменил ли он тебе?

Вопрос этот вызвал холодный пот у Рене; в голове его как молния сверкнуло подозрение.

Рене подумал, что Годольфин, быть может, знает беарнского дворянина и все ему рассказал. В таком случае Генрих – шарлатан, обманщик и его наука – не более чем мистификация, жертвой которой он стал.

Но он отмел свои подозрения: «Годольфин говорит о моих делах только во время сна; когда же он просыпается, то уже ничего не помнит. Годольфин даже не знает, кто я. Он не знает, но я принес его к себе на руках, обагренных кровью его отца, – беарнец сказал мне и это…»

– Нет, ваше величество, Годольфин не способен обмануть меня. И он не знает того, что сказал мне беарнец.

– Все это чрезвычайно странно, – повторила Екатерина.

– Ваше величество… меня преследует судьба. Умоляю, примите мою дочь к себе, заприте ее, и пусть ни один дворянин не подходит к ней!