Железная маска (сборник) - Готье Теофиль. Страница 136
– Даю тебе слово, – сказала Екатерина. – Ты выйдешь из Шатле, а я сейчас отправлюсь за твоей дочерью…
– И увезете ее в Лувр?
– Да.
– И запрете ее?
– Обещаю.
– Прикажите отыскать Годольфина, потому что мои враги…
– Его найдут! – воскликнула королева.
В глазах флорентийца блеснул луч надежды.
– Не падай духом! – сказала Екатерина. – Я постараюсь спасти тебя.
– Вы будете просить короля помиловать меня?
– Нет, но я постараюсь, чтобы тебя оправдали.
– У них есть… доказательства…
– Не беда!
– Мой кинжал! И ключ!
– Молчи! – остановила его Екатерина. – Увидим… не погуби только сам себя.
Рене с беспокойством взглянул на королеву.
– Тебя будут допрашивать, пытать.
Флорентиец задрожал.
– Если ты сознаешься, ты погиб.
– А если отопрусь?
– Я спасу тебя.
Королева наклонилась к уху Рене и прошептала:
– Сегодня вечером потребуй к себе духовника.
– Мне могут отказать.
– Никому и никогда в этом не отказывают.
– И этот духовник…
– Он передаст тебе, что ты должен делать.
Королева встала.
– Герцог, я готова следовать за вами. Прощай, мой бедный Рене!
Он поцеловал ее руку, оросив ее слезами.
Крильон постучал в дверь. Тюремщик отпер.
Герцог подал королеве руку.
– Благодарю вас! – надменно отказалась Екатерина. – Посветите мне, герцог!
Де Крильон закусил губу и пошел впереди с факелом.
– Дорогой герцог, – обратилась к нему королева-мать, когда они вышли из подземелья. – Мечтали вы когда-нибудь о шпаге коннетабля?
– Конечно, ваше величество.
– А!.. – сказала королева и многозначительно улыбнулась.
– Только я никогда не думал, – твердо произнес Крильон, – что могу получить ее, способствуя побегу арестанта, вверенного мне.
Екатерина побледнела от злости.
– Вы слишком смелы, герцог.
– Дело идет о моей чести.
– Вы не похожи на… придворного…
– Меня зовут Крильон, – просто ответил солдат.
«Настанет день, – подумала Екатерина, – когда я накажу этого человека».
Она вышла с гордо поднятой головой и презрительным выражением лица из-под мрачных сводов Шатле – простой французский дворянин осмелился ослушаться ее… Носилки ждали у ворот.
Королева простилась с Крильоном движением руки и не пригласила его присесть рядом с собой.
– Прикажите отнести меня на улицу Святого Людовика, – велела она камергеру.
Достигнув середины улицы Святого Людовика, королева приказала носильщикам остановиться у ворот старого дома с решетчатыми окнами и остроконечной черепичной крышей. Она сошла с носилок и постучала молотком в дверь. Дверь отперли.
Екатерина опустила вуаль, вошла одна и затворила за собой дверь.
Она очутилась на большом дворе, на котором трава росла между камнями; к ней подошла старуха служанка.
– Я хочу видеть президента Ренодена, – сказала Екатерина Медичи.
– Пожалуйте за мной, – ответила служанка.
Екатерина поднялась по лестнице со стершимися ступенями и чугунными перилами и вошла в кабинет. Хозяин его, еще не старый, сидел за столом; глаза у него были живые и проницательные, нос острый, лицо выражало злость и хитрость.
Служанка вышла и затворила за собой дверь. Королева откинула вуаль, и президент Реноден вскрикнул и вскочил, охваченный удивлением и почтением.
– Ваше величество!.. – пробормотал он.
– Господин Реноден, – обратилась к нему королева, приложив палец к губам, – я назначила вас президентом, и от вас зависит, предать ли человека суду.
– Ваше величество осыпали меня милостями, и преданность моя безгранична, – ответил с низким поклоном судья.
– Я пришла испытать ее.
Екатерина рассказала обо всем, что случилось.
– Что нужно сделать, чтобы спасти Рене? – спросила она.
– Ваше величество, – ответил Реноден. – Я президент в Шатле, но не в парламенте. Я допрашиваю подсудимых, однако у меня нет права судить их.
– Вы станете президентом парламента через три месяца, – холодно возразила королева, – а до тех пор…
– А до тех пор – надо спасти Рене.
– Надо! – подтвердила королева.
– Парламент подкупить невозможно! К тому же ваш любимец навлек на себя всеобщую ненависть.
– Я знаю.
– Парламент будет рад обвинить его.
– Это мне известно. Но допрашивать его будете вы?
– Да, ваше величество.
– А если он ни в чем не признается?
– Даже невинные сознаются под пыткой.
– Рене отопрется.
– Если бы я был один с палачом, я мог бы уменьшить пытку, – продолжал Реноден, – но ассистентами будут двое судей, которых нельзя подкупить.
– У Рене хватит мужества не сознаться ни в чем.
– Однако его будут судить, а кинжал и ключ – веские улики…
– Вы правы, – сказала королева.
Вспомнив, что она забыла рассказать о Годольфине, она передала все, что знала, об исчезновении молодого человека.
– Ах! – сказал Реноден. – Если бы отыскать его и заставить сознаться, что это он совершил преступление и украл кинжал у Рене…
– Прекрасная мысль! – воскликнула Екатерина. – Но где найти его?
– Ваше величество, – сказал президент, – я найду способ спасти Рене… даю вам слово… но с условием…
– Каким?
– Он должен твердо вынести пытку.
– Он вынесет ее.
– Можете вы, ваше величество, принять меня в Лувре?
– Когда?
– Сегодня вечером, если возможно…
– Прогуливайтесь мимо ворот по берегу реки и ждите, когда пробьет девять часов. К вам подойдет человек, который проводит вас ко мне.
– Я приду, ваше величество.
Королева встала.
– Прощайте, Реноден, – сказала она, – до вечера.
Президент почтительно проводил ее до двери.
– На мост Святого Михаила! – приказала королева.
Носильщики прошли по острову Святого Людовика, вышли на улицу Барильери и остановились у лавки Рене-флорентийца.
Час назад Паола сидела одна в лавке, ставни которой были закрыты весь день. Притаившись за дверью и приложившись глазом к небольшому отверстию, через которое она могла видеть, что происходит на улице, она с ужасом прислушивалась к разговорам купцов.
Лавка парфюмера уже второй день была заперта, и соседи, привыкшие ежедневно видеть Годольфина, а нередко и Паолу, удивлялись, что не видят ни его, ни ее. Накануне видели Рене бледного, хмурого, смотревшего в обе стороны моста. Сегодня же не было никого…
– Верно, Рене надоело держать лавку, – сказала хорошенькая купчиха. – Ведь он входит в Лувр, как в свой дом.
– Бьюсь об заклад, – сказал суконщик, – что с ним случилось несчастье.
– Что же с ним может случиться?
– Вчера вечером, я видел на углу улицы Урс целую толпу и слышал, как произносили имя Рене.
– Что же это доказывает?
– Один мещанин сказал: «На этот раз король накажет его…»
– Вот оно что! – заметила купчиха.
Рассказчик продолжал:
– Я подошел, чтобы послушать, но мещанин сказал: «Молчите! К нам подходит башмачник с моста Святого Михаила. Тс!..» Я торопился и потому пошел дальше.
– Однако странно, что не видно Годольфина! – повторила купчиха.
– И прекрасной Паолы, которая задирает нос перед нами…
Подошел еще купец.
– Лавка заперта!.. Теперь я вижу, что меня не обманули…
– Что же такое тебе сказали?
Все с любопытством обернулись к вновь прибывшему.
– У меня есть двоюродный брат – солдат. Он ландскнехт, потому что он немец, как и я. Только что я встретил его, и он рассказал, что с тремя товарищами получил приказ арестовать Рене.
– О-о! – раздалось со всех сторон.
– Так как мой брат был навеселе, я подумал, что он шутит, тем более что он говорил о герцоге де Крильоне…
– Разве герцог тоже арестован?
– Нет, напротив, это он арестовал Рене.
– За что?
– Говорят, Рене убил купца на улице Урс.
– Это верно! – вскричал башмачник. – Верно…
Паола, дрожа всем телом, прислушивалась к тому, что рассказывали о ее отце, как вдруг услышала топот копыт. Купцы, столпившиеся на мосту, увидели носилки, по сторонам которых шагом ехали два всадника. Оба были в масках; их богатая одежда и прекрасные лошади свидетельствовали о том, что они люди знатные.