Железная маска (сборник) - Готье Теофиль. Страница 164

Сопровождать государя вызвался Рауль. Когда они остались одни в пустынной галерее, юноша обратился к Генриху:

– Сир, неужели мы отправимся спать?

– Что за странный вопрос, Рауль!

– Объяснюсь. Дело в том, что этот видам ведет себя довольно странно. И я боюсь, что если он по какой-то случайности унюхает, что под его кровом находится сам король Навар…

– Дружище! – поспешно перебил его Генрих. – Мыслимое ли дело – ведь я уже три ночи подряд не смыкаю глаз. Я просто падаю с ног, и скажу тебе по чести: именно по причине вероятного возникновения опасности мне необходимо выспаться. Иначе у меня не будет сил ни на что!

– Пусть так, сир, но мы останемся бодрствовать!

– Это славная идея. Тогда ты раздобудь стул и устраивайся на ночь у двери покоя мадемуазель Берты!

– А вы, сир?

– В моем покое расположатся остальные гасконцы.

В своем покое король, даже не раздеваясь, тут же рухнул в постель, а подоспевшие двое молодых людей решили бодрствовать и, чтобы прогнать сон, уселись играть в кости. Не прошло и часа, как один из них вдруг заметил:

– Странное дело! Еще никогда не было случая, чтобы вино так сильно ударяло мне в голову!

– А я вообще падаю со стула! – признался другой.

– Знаешь, дружище? Давай-ка поспим по очереди: час ты, другой – я!

– Отличная мысль! Кто останется караулить первым? Может, метнем кости?

Кости были брошены, и один из молодых людей тотчас улегся. Но не прошло и четверти часа, как тот, кому надлежало бодрствовать, уснул, так и не найдя в себе сил разбудить товарища.

И лишь Рауль, восседавший на стуле перед покоем Берты Мальвен, оказался более стойким. Объяснялось это просто: во-первых, он почти не пил за ужином, а во-вторых, не был так утомлен, как те, кто вел барку в Блуа против течения. Все это время он провел в опочивальне Анны Лотарингской, в тепле и покое.

Разумеется, ему хотелось вздремнуть, но далеко не так сильно, чтобы забыть о долге. Усевшись поудобнее, юноша протер глаза и принялся размышлять о том, что случилось с ним в последнее время.

И конечно же, главную роль в этих воспоминаниях играла Анна Лотарингская. Рауль осознавал, что в известной мере он сам явился виновником жестокой гибели, постигшей герцогиню. Это он предательски завлек ее в западню, а теперь ее прекрасное тело лежит, посиневшее и распухшее, на дне холодной реки, окутанной мраком… А как она любила его, как изощренны и нежны были ее ласки!..

Неожиданно Рауль вздрогнул и вскочил. Не снится ли ему это? Юноша с силой ущипнул себя – но нет, боль не заставила его очнуться. То, что он видел в эту минуту, происходило наяву!

Из дальнего конца сумрачной галереи к Раулю приближался призрак покойной герцогини! Лицо «покойницы», озаренное каким-то потусторонним светом, было мертвенно бледным, глаза полузакрыты. Простирая вперед полупрозрачные руки, она бесшумно и плавно устремлялась к молодому человеку, впавшему в оцепенение от ужаса. Остановившись в двух шагах, призрак произнес замогильным голосом, подобным шелесту опавших листьев:

– Ты, ты погубил меня! Ты обрек мою душу на вечные страдания, ибо я умерла без покаяния и отпущения грехов!

– Пощадите, ваше высочество! – заплетающимся языком пробормотал Рауль.

– А ведь я любила тебя! – продолжал призрак. – Да, любила… а ты… ты оказался негодяем и предал меня! – Призрак умолк, но спустя минуту заговорил вновь: – Да, я осуждена навек, но у тебя есть возможность заслужить мое прощение. Здесь, в этом замке, хранятся необычайно важные документы, от которых зависят не только исполнение планов, но и сама жизнь человека, который был моим заклятым врагом. Я буду возвращена в чистилище, если позволю Генриху Наваррскому взглянуть на эти бумаги. И ты должен помочь мне – хотя бы в память нашей любви! Следуй за мной, и я укажу тебе место, где они спрятаны!

Рауль, все еще не в силах произнести ни слова, безропотно последовал за герцогиней, а та уже удалялась вглубь галереи. Некоторое время он следовал за призраком по каким-то мрачным коридорам и переходам.

Наконец они оказались на том месте, где галерея круто поворачивала налево. Внезапно голубоватый свет, озарявший лицо герцогини погас. Две холеные, но необычайно сильные руки впились в шею Рауля и толкнули его вперед.

Юноша потерял равновесие, сделал шаг, другой – и вдруг почувствовал, как пол уходит из-под ног, а сам он проваливается в пустоту.

Его падение сопровождал так хорошо знакомый ему грудной женский смех.

32

Король Наварры спал сном праведника. А проснувшись, никак не мог сообразить, сколько времени длился его сон. Хуже того – он не сразу сумел понять, где находится. Генрих с удивлением разглядывал незнакомую обстановку, узкие окна с цветными витражами, высокие своды покоя. Но мало-помалу ему удалось припомнить все случившееся вчера. Конечно же, он в замке Панестер!

Но где же молодые гасконцы, которые должны были охранять его покой? Или они расположились по ту сторону двери, чтобы не потревожить покой короля?

Генрих поднялся, потер виски и прошагал через весь покой к выходу, чтобы позвать своих людей. Но, к его величайшему изумлению, дверь оказалась запертой снаружи, а все попытки открыть ее или позвать кого-нибудь криками и стуком, не дали результата!

Король стремительно бросился к ночному столику – и тут же вскрикнул от ярости и разочарования: его пистолеты, кинжал и шпага бесследно исчезли.

– Выходит, я в плену? – возмущенно вскричал Генрих, топнув ногой.

– Вас взяли в плен любовь и красота! – неожиданно отозвался насмешливый женский голос, который, казалось, исходил прямо из стены. Одна из дубовых панелей, которыми был обшит покой, ушла в сторону, и в образовавшемся проеме возникла дама. Генрих снова вскрикнул: перед ним была Анна Лотарингская, причем далеко не в обличье призрака. Лицо ее сияло. – Здравствуйте, милый кузен! – обратилась она к королю, протягивая руку.

– Вы… вы живы? – изумленно пробормотал Генрих.

– Как видите, сир! А вы-то сочли меня утонувшей и даже слегка взгрустнули, насколько мне известно. Это очень любезно с вашей стороны!

– Но как вам удалось спастись?

– Мне помог один из ваших спутников, – все с той же насмешкой проговорила Анна. – Молодость горяча и влюбчива, ну а я, как считают некоторые, все еще недурна собой.

– Гастон! – воскликнул Генрих, мгновенно догадавшись обо всем.

– Вы правы, сир!

– Подлый предатель!

– Да-да, это ужасно! Представляете, ведь он, уступая моей просьбе, направил барку на камни и отправил на дно все золото гугенотов до последнего дублона!

Герцогиня остановилась, чтобы насладиться эффектом, который должно было произвести ее признание. Однако в лице Генриха не дрогнул ни один мускул. Он холодно проговорил:

– Продолжайте, мадам! Хотя и этого хватит, чтобы сделать нас с вами еще большими врагами, чем прежде!

– Что вы говорите? – с видом оскорбленной невинности воскликнула Анна. – А ведь еще вчера вечером вы клялись, что любите меня, и я чуть было этому не поверила… Однако у меня очень тонкий слух. И спустя некоторое время после того, как вы покинули меня, я услышала, как вы нашептываете куртуазные нежности на ушко молоденькой девушке, которую поместили в каюте по соседству с моей. Мне стало ясно, что вы, сир, просто насмехались надо мной, и я поклялась сыграть с вами такую шутку, которая запомнится вам надолго. Мне это вполне удалось, и сейчас вы в этом убедитесь. Я…

– Не трудитесь, мадам, я и сам представляю, как это произошло. Вы явились к владельцу этого замка, открыли ему, кто я, и вместе с ним устроили ловушку, в которую я и угодил.

– Совершенно точно, любезный кузен!

– Мои спутники, разумеется, мертвы все до единого?

– Зачем же такое зверство! Они… они, так сказать, изолированы!

– Но известно ли вам, кузина, что одно дело – соорудить ловушку и загнать в нее зверя, и совсем другое – удержать его там?

– Ну, охранять вас будут получше, чем Венсенском замке. В Нанси…