Я убил Мэрилин Монро - Романовский Дмитрий Владимирович. Страница 10

– Знаю, поэтому в таких ресторанах пью только сухое вино и в ограниченном количестве. – Когда мы ехали по Бруклинскому мосту, Глория сказала:

– Отсюда Манхэттен выглядит великолепно. Именно отсюда и в это время дня – сумерки. – Я взглянул на гигантское скопление небоскребов и молча согласился с Глорией. На фоне темнеющего закатного неба силуэты небоскребов с сеткой светящихся окон. А за ними две башни строящегося Уорлд Трэйд Центра, покрытые лесами. Леса были затянуты оранжевыми сетками, и при подсветке близнецы небоскребы выглядели призрачными оранжевыми колоннами на фоне опалового неба. Я много раз все это видел, но только теперь понял, что это красиво, так же красиво как то, что играл на пианино старый Раби. Я спросил:

– Глория, вы никогда не были замужем?

– Была, – сказала она и со скрытой усмешкой добавила: – всего один раз. Этого было достаточно.

– Достаточно для чего?

– Достаточно для того, чтобы многое понять.

– А я вот ни разу не был женат. Так что мне многое остается непонятным. А сколько времени вы были замужем?

– Долго. Четыре года. – В ее голосе были шутливые интонации.

– Долго, – согласился я. – Так что вы уже многое понимаете.

– Антони, вы много читаете?

– Много, – но, опасаясь что она может задать каверзный вопрос, я тут же добавил: – за последнее время.

– Антони, чем вы собственно занимаетесь в нерабочее время? Кроме чтения. Вы сказали, что работа иногда занимает у вас не более двух часов в день. Вы неженаты, у вас должно быть много свободного времени.

– Я смотрю телевизор. Бывают хорошие фильмы, смотрю футбол, хоккей. – Тут я понял, что говорю глупо, да и выгляжу глупо. – Не скрывая своего раздражения, я спросил: – Глория, а чем собственно вы занимаетесь в нерабочее время? – Она почувствовала мое раздражение, сказала:

– Извините, Антони, что я полезла в вашу личную жизнь. Я не любопытна. Просто я хотела найти с вами общий язык.

– Ищите, может быть и обрящете, как сказано в Библии. – Я увидел в переднем зеркале, как она улыбнулась.

– Антони, у вас контакты с евреями. Как они относятся к Библии?

– Они читают только Ветхий завет и считают, что именно в нем сказано все.

– Вероятно, и мусульмане считают, что в Коране сказано все.

– Конечно. Иначе бы не было никаких религий. У евреев есть такая наука – каббала. Я видел у них в библиотеке такую книгу. Они считают, что в Ветхом завете заложены закодированные сведения, по которым можно предсказать будущее. – Она снова улыбнулась. – Вы не верите? – спросил я. – Они это проверяли по компьютеру.

– Я работаю по системе компьютеров.

– Глория, значит, вы тоже можете предсказывать по Торе?

– Очевидно, они построили программу на совпадения. Если по этой программе заложить в компьютер байроновского Манфреда, получится гораздо больше совпадений. Антони, вы не можете по дороге заехать в Линкольн центр?

– Пожалуйста.

Знакомая мне широкая Линкольн плаза с фонтаном посередине. Знакомые три здания: два оперных театра и один концертный зал. Недавно я развозил отсюда на такси своих клиентов. У входов всех трех зданий толпились нарядные люди. Глория прошла через толпу в вестибюль Сити Оперы. Я последовал за ней. У театральных касс тоже толпились люди. Глория подошла к боковой кассе, где были билеты на все дни. Здесь очереди не было. Она выясняла, есть ли определенные места на определенное число. Оказалось что есть, и она купила два билета. Это были самые дешевые билеты. Глория пояснила, что это боковые кресла пятого яруса, откуда хорошо видна сцена и весь оркестр. Боковые места нижних ярусов стоят раз в пять дороже, и к тому же они неудобны, потому что расположены в ложах. Она остановилась перед афишей сегодняшнего спектакля. Это была опера «Лакме», о которой я не имел понятия.

– Глория, вы хотите на это пойти?

– Я это слышала в прошлом сезоне. Впрочем, я бы не отказалась.

– Так пойдемте, если хотите.

– Планируя обед в ресторане, я проголодалась. Впрочем, в антракте можно перекусить в театральном буфете.

– После театра мы все равно зайдем в ресторан или в приличное кафе.

Так я впервые очутился в театре как обыкновенный зритель, а не гард, сопровождающий высокопоставленных лиц. Поскольку билетов на любимый Глорией пятый ярус не было, я взял по ее совету боковые места второго яруса, откуда были видны и вся сцена, и весь оркестр. Музыка оперы была красивой, но когда долго слушаешь классическую музыку, становится скучно. В этот раз скучно не было, потому что рядом сидела Глория. Я искоса поглядывал на нее. Лицо ее было сосредоточенным. Когда после увертюры поднялся занавес, Глория стала переводить взгляд с оркестра на певцов и обратно. Потом запел один тенор – очень красиво. И тут мы с Глорией встретились глазами. Она слегка улыбнулась краями губ. Тенор играл британского офицера. А сама Лакме была жрицей индуистского храма, поскольку действие происходило в Индии. Если бы это было в кино, было бы не интересно, потому что с самого начала было ясно, чем все это кончится: ничем хорошим. Но в опере свои законы. Все чувства здесь передаются не столько словами сколько музыкой, и передаются лучше чем игрой и мимикой актеров. Сразу после первого действия, когда люстры еще не зажглись, а люди продолжали аплодировать, Глория потащила меня за руку из зала. Мы бегом спускались по лестнице, чтобы занять очередь к буфету, и оказались первыми у буфетной стойки. Я проголодался, и сандвич с кофе показался мне вкусным. А кофе был откровенно плохим, несмотря на цены театрального буфета, превышающие цены дорогих ресторанов. Я сказал:

– Глория, вы взяли два билета на какой-то спектакль. С кем вы собираетесь поехать?

– С моим знакомым.

– Он ваш бойфренд?

– Нет. Сосед по дому. Я часто езжу с ним в оперу. – Я размышлял. Сосед. Роза была тоже моей соседкой по дому. Но с ней бы я не поехал ни в ресторан, ни тем более в театр. Женщин следует держать на расстоянии. Если подпустить женщину близко, она тут же начинает копаться в твоем прошлом, а мне это было ни к чему. Глория, не допив кофе, закурила.

– У меня привычка во время курения пить кофе, – сказала она. Я тоже закурил, и мы вышли на балкон. Отсюда открывался вид на площадь с фонтаном, освещенным снизу подводными софитами.

– Великолепный вид, – сказал я. – Глория, а сколько лет вашему партнеру по опере?

– Семьдесят. У него парализованная жена, которая не может далеко уезжать от дома.

– Она не ревнует мужа?

– Нет. Я с ней в хороших отношениях. – Книги читать полезно. Моя речь изменилась. Я стал употреблять выражения, которые раньше не употреблял, и мне было легко говорить с Глорией. Она стала сложной женщиной. Еще несколько лет назад мне не пришло бы в голову такое определение, и я сказал вслух:

– Глория, вы сложная женщина.

– Это комплимент?

– Безусловно. Ведь противоположность сложности – примитив. – Я машинально стал насвистывать то, что пел тенор перед индуистским храмом. Глория сказала: – Нет, во второй фразе модуляция в септу, – и она тихо напела эту фразу. Я повторил это свистом. Она спросила: – Вы раньше слышали эту арию?

– Нет, – признался я.

– Антони, у вас хорошая музыкальная память. Это сложная мелодия, – и с улыбкой добавила: – Сложная как и я. Вам нравится опера?

– Да. Красивая музыка. – Я понимал, что ответ был примитивным. Интеллигентные люди так не говорят. Интересно, как бы ответила Глория на такой вопрос. И я спросил:

– А вам опера нравится? – Тихим ровным голосом она ответила:

– Очень. Приятно слышать чисто французскую музыку безо всяких итальянских и немецких примесей, хотя Делиб считается несерьезным композитором.

– А какие композиторы считаются серьезными? – спросил я.

– Вам это интересно? – Судя по ее тону ей было ясно, что я не имею никакого представления о музыке. Это меня задело.

– Глория, вы все оперы слушаете по нескольку раз?

– Антони, очень мало опер, которые стоит слушать. Их можно пересчитать по пальцам рук, в крайнем случае, ног. Я их слушала по нескольку раз. Остальные оперы, а их сотни, можно никогда не слушать.