Нью-Йорк - Резерфорд Эдвард. Страница 134
В субботнее утро на Уолл-стрит обычно царила тишина. Но рынок не закрывался до середины дня, и там было людно. Мастер вошел в здание биржи. Быстрый осмотр операционного зала показал ему, что акции торгуются умеренно. Мастер приблизился к брокеру.
– Что-нибудь происходит? – осведомился он.
– Не особенно. Только что купили немного акций дороги Гудзон – Огайо, но никакого ажиотажа нет.
– Хорошие акции, – повел плечом Мастер.
Итак, Габриэль Лав сделал ход. Сети расставлены. Мастер выждал еще немного. Рынок готовился завершить неделю без потрясений.
Что ему делать? Он размышлял над этим с того момента, как проснулся. Совет его сына был, безусловно, здравым: если сомневаешься – не предпринимай ничего. Все, что ему нужно сделать перед уходом, – дать брокеру новые указания. Запретить ему продавать акции, независимо от цены. Проще некуда.
С другой стороны, если затея Лава законна, он мог неплохо заработать. При стоимости доллар двадцать он мог удвоить свой капитал. А цена могла оказаться и выше! Заманчиво, спору нет.
Есть ли причины для беспокойства? Не отдался ли он за обедом на волю фантазии? Фрэнк протомился в здании еще двадцать минут, не в состоянии принять решение. Затем обругал себя трусом и дураком. Пошло оно к черту, сказал он себе. Будь мужчиной.
Завтра он отправится вверх по реке в обществе Донны Клипп. Никто не будет знать, где его искать, и он отлично проведет время. А если Габриэль Лав расшевелит рынок – тем лучше. Его брокер осуществит продажу, и он вернется в город намного богаче, чем при отъезде. Почему бы и нет, черт возьми?
Это Уолл-стрит. Это Нью-Йорк. А он – Мастер, ради всего святого. Он достаточно крепок, чтобы сыграть в игру. С чувством победы своего мужского начала он вышел из здания Нью-Йоркской фондовой биржи.
Он прошагал сотню ярдов, когда увидел Дж. П. Моргана.
Банкир стоял на перекрестке. В высоком цилиндре и фраке, с неулыбчивым лицом и бочкообразным торсом, он смахивал не то на римского императора, не то на профессионального боксера. Ему исполнялось всего пятьдесят два, но он уже казался причисленным к лику бессмертных. Если Дж. П. Моргану был нужен кеб, он его не ловил. Он просто стоял, как маяк, и всматривался в уличное движение.
И этот великий банкир встал прямо на пути Фрэнка. Мастер направился к нему. Когда он приблизился, Морган обернулся.
– Мистер Морган, – учтиво поклонился Фрэнк.
Он решил, что банкир поздоровается с ним – обратное было бы хамством, – но многого ждать не приходилось, так как Морган был поразительно немногословен.
Банкир кивнул ему. Трудно сказать наверное, но под пушистыми усами могла укрыться и слабая улыбка.
Тогда Фрэнк Мастер испытал секундный и глупый порыв. Открыть их план Дж. П. Моргану! Зайти с великим человеком в салун, все честно выложить и спросить: «Мистер Морган, я не хочу злоупотребить нашим знакомством, но как вы посоветуете поступить?» Конечно, он не мог этого сделать. Немыслимо. Он с достоинством прошел мимо.
Дж. П. Морган сел в кеб и укатил.
И когда он скрылся, Мастер с ужасом осознал беспримерную глупость своего порыва. Морган спросил бы, кто предложил эту сделку. Ему пришлось бы ответить, что Габриэль Лав. Он был бы вынужден сказать Дж. П. Моргану, что ведет дела с Дэдди Лавом.
При всем своем огромном, неправедно нажитом состоянии мистер Габриэль Лав, какой бы почтенной ни выглядела его белая борода и сколько бы он ни тратил на благотворительность, никогда не переступит порог банкирского дома Моргана. Мистер Морган не разговаривал с такими людьми, как Лав; он даже не взглянул бы на него из-за стола. Кто-то назвал бы это гордостью Моргана. Кто-то – спесью. Но фактом оставалось то, что Морган был прав.
Он, Мастер, связался с отвратительным старым преступником и мог лишь молиться, чтобы все обошлось. Фрэнк Мастер спешно покинул Уолл-стрит и зашагал домой.
Мэри вышла из дому в Грамерси-парке уже в сумерках. День прошел спокойно. Фрэнк Мастер выглядел немного подавленным, когда вернулся с Уолл-стрит, но дома вздремнул, просветлел снова и занялся приготовлениями к поездке в Олбани, назначенной на следующий день.
Мэри взяла кеб, который вскоре доставил ее по Пятой авеню к дому брата. Немного посидев с его родней, она попросила о разговоре наедине.
– Окажи мне услугу, Шон, – сказала она.
– Выкладывай.
Она извлекла письмо. Это была небольшая записка в запечатанном конверте. Спереди были написаны имя Донны Клипп и ее адрес. Она протянула конверт брату, тот взглянул.
– Почерк Фрэнка Мастера, – сказал он.
Мэри улыбнулась. На самом деле и адрес, и саму записку несколько дней назад аккуратно написала Хетти Мастер, у которой было множество образцов почерка Фрэнка. Но Шону это знать не обязательно.
– Ее надо доставить завтра утром леди в руки. Мне нужно точно знать, что письмо у нее. Можешь устроить?
– Запросто, у меня есть мальчонка, который отнесет.
– Если спросят, он должен сказать, что это ты ему дал.
– Хорошо.
– А самое главное, я не давала его тебе, Шон. Ты не видел его до завтрашнего утра. Джентльмен – Фрэнк Мастер, по твоему мнению, – оставил его в спешке слуге у тебя на пороге с требованием немедленно отнести.
– Это и есть услуга?
– Она самая. Не забудь, я тебе ничего не давала.
Шон кивнул.
– Почему?
– Тебе незачем знать.
– Как скажешь.
– Я тебе одно скажу. Это для его же блага.
Шон сунул письмо в нагрудный карман:
– Считай, что сделано.
На обратном пути уже вечером кебмен сказал Мэри:
– Нынче в центре давали большое цирковое представление. Как будто лето уже началось.
Парому полагалось отбыть в воскресенье в четыре часа пополудни, но в пять он еще стоял на месте. Проблема заключалась в двигателе. Капитан извинился за задержку и заверил пассажиров, что скоро все починят.
Слабое утешение для Фрэнка Мастера.
Где, черт возьми, Донна Клипп?! Как сквозь землю провалилась. Она должна была явиться к трем часам. Через двадцать минут после этого он сам отправился к ее дому в кебе. Но ее там не было, а домовладелица сказала, что она уже час как ушла, сообщив, что уезжает на несколько дней. Фрэнк поспешил обратно на пристань, но отвечающий за посадку и стюард поклялись, что за время его отлучки не видели ни одной леди, подходящей под описание. Было уже почти четыре часа, и он поднялся на борт.
Несчастный случай? Возможно. Но Мастер считал, что намного вероятнее другое. Она куда-то уехала, бросив его на произвол судьбы и выставив дураком. Сбежала с другим мужчиной. Тот, несомненно, моложе. Ему стало тошно, как не бывало с юных лет, еще до встречи с Хетти.
Фрэнк отправился в паромный салун и взял бренди. Он чувствовал себя глупо и одиноко. То и дело он подходил к двери и осматривал причал на случай, если она появится. Но ее нигде не было. Только пустой мол и пара мужчин в штормовках да незажженный фонарь, мотающийся на ветру.
И дождь.
Из-за дождя все стало хуже. Гораздо хуже. Он зарядил рано утром и не думал переставать, несмотря на прогноз погоды. Ливень упорно баламутил воды Гудзона и уныло барабанил по крыше салуна, а из машинного отделения время от времени выходили люди, докладывали капитану и исчезали вновь.
– Еще, наверное, час или два, – сказал ему в шесть капитан.
Фрэнк уже дважды спросил у него, что стряслось. В первый раз он получил ответ, что потекло масло. Затем возникли неполадки с цилиндром. Объяснения выглядели бессмысленными. В иной ситуации он посмотрел бы сам, благо разбирался в двигателях не хуже механика. Но он ощущал себя слишком старым и подавленным, а потому сидел тихо и потягивал бренди. Большинство пассажиров разошлись по каютам. Осталось трое-четверо, которые сели вместе и трепались. Но Фрэнку не хотелось разговаривать, и он сидел в одиночестве.
В семь часов он подумал, не бросить ли все и не пойти ли домой. Если бы он только ждал Донну Клипп, то так бы и сделал. Но были еще Габриель Лав и железная дорога. Его все равно не должно быть в городе. И он постарался думать только о прибыли, которую принесет магистраль Гудзон – Огайо, а потому вновь наполнил стакан и угрюмо смотрел в него еще час. Он напомнил себе, что в Бостоне в это время Сайрус Макдафф переваривает сообщение о покушении Габриэля Лава на его железную дорогу. «Хоть у кого-то вечер выдался хуже, чем у меня», – подумал Мастер. Очень скоро Макдафф попытается послать ему телеграмму. И не застанет его. Проклятое судно – его укрытие на время этой авантюры. Он одинок, но невидим. Эта мысль немного взбодрила его.