По понятиям Лютого - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 60
Модус благодарно приложил руку к груди и поклонился.
– Ты с какого корабля?
– С «Русалки». – Модус назвал имя грузовой галеры, стоящей в середине причала.
– А у меня дежурство до утра, и ты найдешь меня в префектуре, если спросишь Луция. А теперь иди.
Модус повернулся и быстрым шагом, не оглядываясь, направился ко входу в порт. Он боялся, что Луций передумает… или Квентин начнет что-нибудь кричать, обвинять его… Или просто скажет что-нибудь, безразлично что…
Но Квентин молчал. Солдаты связали ему руки за спиной и спутали ноги, чтобы он мог делать только маленькие шаги, потом рывком подняли. Квентин смотрел вслед своему товарищу, пока его не толкнули в спину древком копья.
– Пошел, – сказал декурион.
– Мы можем отчалить немедленно?
Шкипер захлопал сонными глазами. На его щеке краснели следы от набитой сеном подушки.
– Нет, господин… На ночь выход из бухты перегораживают цепью. Здоровенная такая цепь, сам видел. А что, у нас проблемы?
Модус заставил себя оглянуться на берег. Солдаты покидали причал, цепочка факелов протянулась в сторону города.
– Нет, никаких проблем, – сказал он. – Но на рассвете надо сниматься с якоря.
Он прошел в каюту, зажег масляную лампу, налил полный кубок неразбавленного вина. Его колотил озноб. Вспомнил, как давным-давно, еще мальчишкой, пил медовуху со старшими воинами после первого своего сражения. Хмель, страх, радость, восторг – жив остался, жив!.. И сейчас он чудом избежал смерти. Но из тех чувств сейчас остался только страх. И еще что-то, подступающее к горлу, словно он впервые в жизни увидел труп с вывалившимися внутренностями…
– Али! – крикнул он.
Ему надо было выговориться. Он прошелся взад-вперед по каюте, грызя ногти. Дверь медленно заскрипела.
– Заходи.
Модус наполнил второй кубок и повернулся, протягивая вино.
– Я хотел…
Слова застряли у него в горле. Это был не Али. Вместо него на пороге каюты застыл, приготовившись к прыжку, огромный черный лев! Он был вдвое крупней обычных и черный, как сажа, нет, еще чернее, словно в картине реальности прорезали дыру, ведущую в потусторонний мир. Два красные глаза, два горящих угля, плавали в черной бездне.
– Я знаю, чего ты хотел, – послышался низкий рокочущий голос, от которого пол задрожал под ногами. – Ты хотел сказать, что ты тут ни при чем и Квентин сам виноват. Ведь так?
Кубок выпал из рук Модуса. Не отрывая взгляд от чудовища, он сделал шаг назад и незаметно для себя опустился на подушки, ноги больше не держали его.
Дверь сама собой со стуком захлопнулась, отрезав их от остального мира. Вместо того чтобы прыгнуть, лев потянулся, ленивой походкой подошел к Модусу, втянул ноздрями воздух.
– М-м. Знакомый запах. Вонь, гниль и муки совести…
Доски под тяжелыми лапами мучительно заскрипели.
– Кто ты? Чего ты хочешь? – прошептал Модус.
– Я тот, о ком ты подумал в самый первый момент. Не надо делать вид, будто не узнал меня.
Лев оскалил пасть, в которой оказался зажат красный камень… или шар… нет, кусок кровавой плоти… И когда он сомкнул зубы, кровь брызнула в стороны. Модус отшатнулся.
– Перстень! – вскрикнул он. – Ты тот, кто… Это твой перстень!
– О, конечно. – Клацнув зубами, лев проглотил то, что только что держал в пасти. – Мой перстень. И ты вместе с ним тоже – мой.
Чудовище, по-видимому, хохотнуло, но это прозвучало так, словно кто-то выдирал с мясом обшивку корабля.
– Не могу сказать, что я ощущаю какую-то гордость по этому поводу. Ты не станешь украшением моей коллекции, Модус.
– Какой… коллекции?
– Коллекции людей… точнее, людишек. Но, зато, похоже, я выигрываю давний спор.
– Какой спор? – произнес Модус. Он был ни жив ни мертв. Ему казалось, что все происходит в пьяном кошмарном сне.
– Со своей противоположностью. Мой оппонент считает, что создал венец творения и что чистые и благородные помыслы преобладают в ваших душах. А я уверен, что все обстоит ровно наоборот. Сколько раз я давал людям то, чего они страстно желали, воплощал их самые потаенные мечты. И что они выбирали? Знания? Творчество? Очищение от тайных пороков? Умение летать, как птица? Плавать, как рыба? Нет! Они выбирали другое. Деньги, еду, питье, одежду, этот, как его… оргазм!
Послышался звук, похожий на вздох. А может, это был внезапный порыв ветра, который качнул корабль и ударил волной о причал.
– А что вами руководит? Желание помочь ближнему? Стать добрее, полезнее? Нет, Модус, предательство! Трусливое, мелкое. Изворотливое. Как гнилое яблоко в руке. И что в результате? Во что они превращают мои дары? Во что превращаются сами? В кучку мерзкой скользкой гнили!.. – Лев широко зевнул. – Что и требовалось доказать.
Черное чудовище смотрело на Модуса. Глаза-угли прожигали насквозь, выворачивали наизнанку, распыляли на атомы и собирали вновь.
– Я… не понимаю, о чем речь, – пролепетал Модус.
– Лжешь!
Модуса окатило волной нестерпимого жара, словно невидимая огненная рука отвесила пощечину.
– Говори, что я тебе дал, несчастное двуногое?
– Деньги… – еле выговорил он.
– Удачу! – рявкнуло чудовище. – Это больше, чем деньги! Без удачи ты до сих пор таскал бы кули с мукой! И что, помогла она тебе, твоя удача? Твой друг, избитый в кровь, сейчас валяется в холодном подвале и дожидается казни, а ты не спешишь ему помочь, ты сидишь на мягких подушках и заливаешь фалернским муки совести! Или тебе жалко двухсот динариев?
– Нет, конечно… Дело не в деньгах… Неизвестно, что там он наговорил… Может, рассказал, что по дороге в Яффу мы убили римский патруль. И тогда меня распнут на кресте рядом с ним!
– Но ведь я дал тебе удачу!
– Так меня не распнут? Тогда я отвезу деньги…
В ответ раздался громоподобный смех, не только страшный, но и издевательский.
– Я не даю гарантий. Сам взвешивай риски, как и положено купцу из Массилии!
– Или центурион примет другое решение и повесит меня за подкуп римского легионера!
– Иными словами, ты не хочешь рискнуть, чтобы спасти своего друга?
Лев подошел вплотную и принялся принюхиваться.
– Но он сам виноват, – тихо проговорил Модус. – Это ведь он убил римлянина…
Страшная оскаленная голова была совсем близко, Модус попятился.
– Сколько раз ему говорил: сиди спокойно на корабле! А теперь из-за его глупости я должен подставлять свою голову, так, что ли? Да я всю дорогу на себе его тащу, как мешок с дерьмом! Я поймал перстень, я избавился от рабства, я разбогател, я… А он – ничего! И теперь все рухнет из-за одной глупой случайности?! – Забившись в угол каюты, Модус исступленно кричал, выкатив глаза и брызгая слюной: – Я ведь не просто так! Я пользу своей стране могу принести! Я подниму свой народ на борьбу! Я изгоню римлян из Британии! У меня получится, я чувствую это! Разве я имел право рисковать своей головой?
Черный лев широко зевнул, открыв огромную огнедышащую пасть.
– Я… я… я… – передразнил, клацнул зубами, поймав крохотное огненное облачко. – Заткнись и слушай!!! – взревел он. – Ты вообще никто! Бросатель костей, ничтожество, подопытная крыса! И какой же возвышенный бред ты несешь! Я ведь насквозь тебя вижу, причем в сотне разных ракурсов! Сказал бы как есть: я ненавидел, я завидовал, я мечтал, чтобы он подох позорной смертью, и единственное, о чем я жалею, так это о том, что не увижу своими глазами, как мой друг будет корчиться в предсмертных судорогах! Ну? Что, кишка тонка?
Модус заскулил. Нет, неправда, он не такой, он не всегда был таким, это только сейчас… Но выговорить вслух не было возможности, язык еле ворочался, и язык чужой, не его, и голос чужой, голос побитой собаки:
– Но я ведь делал, как ты хотел… Я… старался.
– Мало ли чего я хотел! – Прогрохотало, прокатилось, словно молния угодила в корабль. – Мог бы удивить меня, в конце концов! Откуда ты вообще знаешь, чего я хочу, а чего не хочу?