Вспомнить всё (сборник) - Дик Филип Киндред. Страница 51

Кертис сел на землю – надо отдохнуть. У него ничего не осталось. Фэйрчайлда тоже, почитай, не осталось – он стал куклой в руках людей из Корпуса. Большую Макаронину убила Салли – собственноручно. Салли тоже умерла. Колонии больше ничего не защищало от терранцев, их защита от ракет истаяла со смертью Макаронины. И Пэт.

За спиной что-то послышалось. Кертис еле дышал от усталости и отчаяния и с трудом повернул голову. Сначала ему показалось, что это Тим его догнал. Он всмотрелся – нет, фигура, которая вышла на него из полутьмы, выглядела слишком высокой. Человек шагал уверенно. Очень знакомая, кстати, фигура.

– Ты прав, – сказал старик.

Это был тот самый древний псионик, стоявший рядом с Фэйрчайлдом. Он подошел поближе, и сразу стало понятно, какой он широкоплечий и огромный – в желтоватом лунном свете его силуэт обрисовывался очень четко.

– Ты пытаешься вернуть ее, но это бесполезно. Это можно сделать – но очень сложно. А между прочим, на свете есть над чем подумать – и тебе, и мне.

Кертис встал на ноги. Шатаясь, поскальзываясь, падая на острые камни, он слепо плелся вниз по дороге. За ним поднималась пыль, скатывались комки грязи, он задыхался, но упрямо шел вниз.

Потом он снова остановился, и на этот раз его догнал Тим. Он даже подумал, что это галлюцинация, игра больного воображения. Старик исчез. Да его никогда здесь и не было.

Он не сразу понял, что происходит. А потом увидел, как фигура человека изменилась прямо у него на глазах. В этот раз все было по-другому – процесс пошел в другую сторону. И Кертис понял, что это Левый. Тоже знакомая фигура, но другая. Этот образ явился из прошлого.

Там, где только что стоял мальчик восьми лет, лежал и сучил ножками и ручками и горько плакал шестнадцатимесячный младенец. Теперь подмена произошла в другом направлении временной шкалы – и явившийся ему образ казался абсолютно реальным!

– Ну хорошо, – сказал он, когда восьмилетний Тим появился на дороге снова, а младенец исчез.

Но мальчик оставался мальчиком всего лишь мгновение. Он тут же исчез, и на этот раз перед ним возник новый силуэт. Человек чуть за тридцать, которого Кертис никогда еще не видел.

Но все равно знакомый.

– Ты мой сын, – проговорил Кертис.

– Да, – одобрительно покивал мужчина, оставаясь в полутьме-полусвете. – Ты же понимаешь – ее не вернуть? Правда? Мы должны договориться об этом, прежде чем перейти к собственно разговору.

Кертис устало кивнул:

– Да, понимаю.

– Отлично.

И Тим подошел к нему, приветственно вытягивая руку.

– Тогда давай вернемся. Нам предстоит много дел. Мы, средние и крайние Правые, уже давно пытаемся совершить переход. Но очень трудно вернуться обратно без разрешения Центрального. А в вашем случае Центральный слишком молод, чтобы понять.

– Так вот что он имел в виду, – пробормотал Кертис.

Они бок о бок шли вниз, к деревне.

– Другие – это он сам, только разнесенный по временной шкале.

– Левые – это предыдущие Другие, – ответил Тим. – Правый, конечно, – это будущее. Ты сказал, что Провидец и Провидица ничего путного не породили. Теперь ты знаешь. Они породили Суперпровидца, способного перемещаться во времени.

– Вы, Другие, хотите совершить переход. Он вас увидит и испугается.

– Это очень сложно, но мы знали, что он рано или поздно вырастет и все поймет. И он разработал сложный понятийный аппарат для всего этого. Точнее, мы разработали. А еще точнее – я.

Тим засмеялся.

– Понимаешь, у нас все еще нет адекватной терминологии. Для уникальных событий ее никогда нет, увы…

– Я мог изменять будущее, – проговорил Кертис, – потому что я его предвидел. Но я не мог изменить настоящее. Вы можете изменить настоящее – потому что способны отправиться в прошлое. Вот почему тот крайний Правый Другой, старик, все время находился рядом с Фэйрчайлдом.

– То был наш первый опыт удачного перехода. Наконец мы сумели уговорить Центрального сделать два шага Вправо. Это изменило обоих, но времени заняло немало.

– А что произойдет теперь? – спросил Кертис. – Что случится? Война? Отделение? Сумеет ли добиться своего Рейнольдс?

– Как ты уже понял, мы можем менять настоящее, отправляясь назад в прошлое. Это опасно. Элементарное изменение, внесенное в прошлое, может полностью изменить настоящее. Талант к путешествию во времени – самый важный. И в том подобный миссии Прометея. Любой другой талант может изменить только то, чему предстоит свершиться. А я могу стереть с лица земли все. Абсолютно все – и ничто не устоит передо мной. Я альфа и омега. Ничто не может противостоять мне. Я всегда оказываюсь на шаг впереди. Ибо я всегда был там.

Кертис молчал. Они прошли мимо брошенного старого грузовика. Наверное, машина принадлежала кому-то из деревенских. Наконец он решился на вопрос:

– А что такое Анти-Пси? Вы и к этому приложили руку?

– Не особенно, – ответил сын. – Ты можешь гордиться тем, что первым обнаружил их существование – ведь мы, строго говоря, начали действовать лишь несколько часов назад. Мы пришли вовремя, чтобы помочь – ты же видел нас вместе с Фэйрчайлдом. Мы – за Анти-Пси. Ты удивишься, увидев несколько альтернативных вариантов развития событий, в которых судьба Анти-Пси, увы, осталась неизменной. Твое предвидение оказалось верным – подобные варианты отнюдь не из приятных.

– Так значит, мне с недавнего времени помогали.

– Да, мы стоим у тебя за спиной. И с этого мгновения станем помогать еще больше. Мы за равновесие. Всегда. За патовые позиции, как у Пси с Анти-Пси. Прямо сейчас Рейнольдс немного нарушил равновесие, но это легко исправить. Мы уже приняли меры. Конечно, мы не обладаем неограниченной властью. Мы ограничены сроком жизни – нам отпущено что-то около семидесяти лет. Странное чувство испытываешь, находясь вне времени. Ты не подвержен переменам, и власть естественных законов на тебя не распространяется.

– Словно бы тебя вдруг подняли с шахматной доски и ты увидел, что все – это всего лишь шахматные фигурки. И вся вселенная – всего лишь игра на доске из черно-белых клеток, на каждой из которых застыл человек, намертво заключенный в свой пространственно-временной континуум. А мы – вне доски. Мы – рука, которая опускается сверху и переставляет фигуры. Мы изменяем их положение, улучшаем его, делаем ходы – меняем ход игры, а фигурки и не подозревают об этом! Мы – снаружи.

– Так вы не вернете ее? – Кертис решил снова попытать судьбу.

– Ты зря ждешь от меня сочувствия к девушке, – пожал плечами его сын. – Джули все-таки моя мать. И теперь я знаю, что они имели в виду, когда говорили, что «мельницы богов мелют медленно». И я бы искренне желал, чтобы мы мололи не в такую мелкую пыль – хотя бы некоторых из тех, кто попадает между жерновами. Но если бы ты увидел все нашими глазами, ты бы нас понял. Мы поддерживаем хрупкое равновесие во вселенной, и наша шахматная доска огромна.

– Настолько огромна, что судьба одного человека ничего не значит? – горько спросил Кертис.

Его сын задумчиво нахмурился. Кертис вспомнил, что выглядел точно так же, когда пытался объяснить мальчику что-то слишком сложное для его возраста. Он искренне надеялся, что у Тима получится лучше, чем у него в таких ситуациях.

– Дело не в этом, – наконец ответил Тим. – Для нас она не мертва. Она по-прежнему здесь, просто на другой клетке шахматной доски – клетке, которую ты не видишь. Она там всегда и была. И всегда будет. Фигуры никогда не убирают с доски. Даже самые незначительные.

– Для вас незначительные, – сказал Кертис.

– Да. Мы же не на доске, а над ней. А может так случиться, что наш талант будет присущ каждому человеку. Если это случится, никто не станет горевать и делать трагедию из смерти.

– А пока этого не произошло?

Сердце Кертиса заныло – он неимоверно сильно желал, чтобы Тим согласился. Он буквально заставлял его согласиться – чистой силой воли.

– У меня нет твоего таланта. Для меня она мертва. Клетка доски, на которой она стояла, пуста. Джули не может встать на ее место. Никто не может.