Олег Рязанский - Дитрих Галина Георгиевеа. Страница 35
– А в поруб не хочешь, где стены мокрые, хоть выжимай, но нет водицы чтобы напиться, а? Добреньким княжескому лицу быть легко, а справедливым… – и, не доведя рассуждение до конца, распорядился немедля посадить Бахаря в яму для вразумления: – посидишь там ночку-другую, поразмыслишь, успокоишься… – а сам краем глаза в прорезь окна поглядывал, стараясь определить по поведению зевак, кому из них выгодна княжья выволочка по-урюпински упертого Бахаря. Но так и не сумел разгадать, что им оказался служака с лопатой, равнодушно плюющий себе под ноги…
Бахарю в яме-порубе спокойствия до первых петухов не было. Пока ноги не отсырели ходил по кругу конем загнанным в бесполезном размышлении: дом у него есть, жена сладкая, детишки милые, а жизнь катится перекати-полем с единственным указателем, чтоб не сбиться с пути – Млечным путем звездным. Для кого он – Батыева дорога, для кого – дорога Моисеева, для кого – тропа Троянова… Всю ночь над его усталой урюпинской головой беспрестанно шаркали сменными ногами княжьи стражи. Телеги гремели. Собаки лаяли. Удалые молодцы прошли с припевочкой: не тужи, голубок, сокол, коршун, ястребок… Некий доброхот молча бросил ему в поруб кусок вкусного копченого мяса, другой жалейщик – горбушку от пшеничного каравая. А напиться, как верно заметил Ольг Иваныч, нет водицы. Пуста его кожаная скифская фляжка. Вся вода из нее вытекла в крохотный прокол. Последним пил из нее Ягайло.
Наутро Бахаря в порубе не оказалось. Пропал, исчез, сгинул! Лишь пояс, поблескивая звездами-камешками, валялся на мокром глинистом днище. Вопрос: каким образом заточенец смог выбраться из ямы глубиной в три человеческих роста без веревки, зацепов, чужой помощи, где отвесные стены сочатся вонючей мокретью, где выход к свету Божьему перекрещен железными прутьями и сидеть можно на единственном сухом месте – деревянном чурбачке, где с трудом умещался тощий зад Бахаря. Кто помог ему выбраться? Или урюпинский превратился в летающее существо величиной с летучую мышь, чтобы протиснуться меж железных прутьев решетки?
В доказательство перевоплощения княжьи стражи предъявляли птичьи перья, застрявшие в решетке. А в подтверждение исчезновения зато-ченца с помощью потусторонних человечьих сил, они же тыкали сомневающихся в следы человечьих рук и ног с лишними пальцами и в отпечатки копыт от двуногой лошади!
Выслушивая эти бредни, князь рязанский слегка поддакивал да ус круче закручивал по ходу движения солнышка. Его способ прикрытия сподручников работал безукоризненно. Оставаясь в тени, нити управления держал крепко. В играх на поддавки он преуспел и сделал не просто ход конем, а с двойным вывертом. Против коня жемайтского выставил на поле в черно-белой пестряди не только своего рысака-русака с уздой, седлом, ремнями, стременами, а вкупе с прытким всадником. Рискованным. Раскованным. И результат – на невмешательство литовского князя в распре Мамая с Московией можно рассчитывать.
Что же касается таинственного исчезновения урюпинского Бахаря, то и дураку ясно-понятно: свой своего на произвол судьбы не бросает…
Эпизод 11
В ставке Мамая
Благодаря усилиям князя рязанского почти все табуны мамаевы лишились подножного корма…
– Где луга с тучной и сочной травой для вконец оголодалых коней с выпирающими ребрами? – вопрошали своих сотников мамаевы конники. – Где ручьи с чистой неиссякаемой водой? Вместо них наши лошади видят лишь гнилые заболотья да обгрызки трав, на которые не льстятся даже верблюды.
Жалобы конников достигли ушей высокомерного Шанкара из Заволжской Орды. После разногласий с Арапшахом он перешел на службу к Мамаю. Ныне представился удобный случай отличиться и Шанкар явился к беклярибеку с хурджином общевойсковых претензий. Начал издалека, чуть ли не с Заилийских гор, откуда родом его род:
– Кто говорил воинам не брать в поход ничего лишнего? Ни запасной кошмы, ни зерна для лошадей, ссылаясь на быстротечность похода? Однако, уже наступили холодные утренники, а до Московии еще скакать да скакать…
– Потерпеть надо.
– О, благороднейший, я лично потерплю, но воины выражают неудовольствие. Их интересует конкретный вопрос: сколько времени им стоять на одном месте в ожидании военных действий? От долгого стояния боевой дух воинов падает. Кроме того, дурной пример заразителен…
– Что ты имеешь в виду?
– Я говорю о десяти сотнях мишарских воинов из камской округи. Вооруженные до зубов они прибыли к тебе, предложив свои услуги. И что из этого вышло? Через семь дней дружба дала трещину из-за, стыдно произнести, скудости предоплаты… После чего тысяча рассерженных мишарцев два дня разъезжала вокруг твоей ставки, смущая остальных своей вольностью и на третий день ускакала прочь! С предоплатой!
– Невелика потеря! Однако, чтобы неповадно было другим, их, сегодня же, с покаянием приведут на вечернюю поверку.
– И кто приведет?
– Ты.
– Я? – оторопел Шанкар, – мишарцы успели ускакать так далеко, что их уже и не догонишь…
– А догонять и не надо. Возьмешь свою шакалью тысячу, отъедешь от ставки на пять полетов стрелы и вернешься назад в сумерки. Для достоверности вели своим шакалам опоясаться зелеными платками на манер мишарских татар. И каждому сотнику держать в руке бунчук с лисьим хвостом – родовым знаком мишарцев. И чтобы ты все выполнил правильно, а не ускакал прочь наподобие мишарской тысячи, перед отъездом пришли в мою охранную сотню своего сына.
– Старшего или младшего? – неосторожно спросил Шанкар.
– Обоих!
Это распоряжение стало для Шанкара удавкой на шее. В случае неудачи беклярибек беспощадно выкорчует отростки его корней, обрекая на вымирание его род из Заилийских предгорий. За месяц службы в личной охране Мамая мало кто оставался в живых, обязанный защищать своим телом тело беклярибека от случайной стрелы, одичалой своры собак, плевка верблюда, копыта загульного коня, подпиленного столба юрты и тому подобного…
– Усвоил? – переспросил беклярибек.
– Усвоил! – вскинул руку Шанкар в головном приветствии, – есть встречное предложение. Для окончательной веры в мои благие намерения могу оставить в залог сколько-то золота и серебра. По твоему выбору…
На что Мамай презрительно ответил словами Чингизхана:
– Как солнце повсюду распространяет свои лучи, не нуждаясь в искусственной подсветке, так и я не испытываю нужды ни в золоте, ни в серебре.
Шанкар проглотил мамаеву пилюлю в подслащенной чингизовой упаковке и чтобы окончательно не лишиться расположения беклярибека без урона собственного достоинства добавил:
– Осуждение мишарских воинов должно произойти прилюдно, наглядно со всей строгостью. С напоминанием о вознаграждении воинства по окончании военных действий: три дня на разграбление Москвы, индивидуальный промысел и доля от общевойсковых трофеев. Ярким примером соблюдения равновесия между ожидаемой добычей и получением ее является широко известный военный эпизод трехгодичной давности, когда я, совместно с Арапшахом из Заволжской Орды, наголову разбил русичей на Пьяне-реке…
– По моим сведениям, не Арапшах был при тебе, а ты при Арапшахе.
– Но результат от этого не изменился!
– Как мне помнится, оприходование брошенного урусами обоза с оружием, боеприпасами, продовольствием и казной произошло не в результате воинского маневра, а из-за разгильдяйства урусских воевод. Насколько мне известно, один из них, Боброк-Волынский, и ныне воеводит одним из полков московского князя Мити… Кстати, а почему ты с пренебрежением относишься к своду военных правил, установленных еще при Чингизхане?
– В чем усмотрена моя провинность?
– В одежде не по уставу. Пояс повязан выше положенного. На два пальца укорочен бешмет, уши башлыка длиннее на четверть и сабля в ножнах не на той стороне.