Невидимка из Салема - Карлссон Кристоффер. Страница 26

– А какого цвета были его глаза?

– Голубого. Но, – добавляет она, – я думаю, он носил линзы.

– Почему ты так думаешь?

– Я сама в линзах, Лео, и знаю, как выглядят глаза после целого дня их ношения.

– Он представился?

– Он просил называть его Гримом. И больше ничего не сказал. Он нервничал, и ты знаешь, что в таких случаях я предпочитаю шутить, и я говорила что-то про сказки братьев Гримм и спросила, Весельчак он или Ворчун [18], но он спросил только, когда мы уже начнем. И он… кстати, он еще носил тонкие перчатки – он сунул руку во внутренний карман тренча и достал пачку купюр. «Двадцать пять тысяч, – сказал он, – чистые, как будто только что из банка». Я раньше никогда не видела столько денег в одной пачке и просто кивнула и спрятала их в офисе. «Я слышал, ты хороша в своем деле, – сказал он. – Мой мастер попал в неприятности, и мне, к сожалению, нужен новый». Если что-то я и умею делать, так это свою работу. И поэтому ответила, что отлично справляюсь с нанесением татуировок, а не с их удалением. Когда он услышал это, то подался вперед ко мне, и – знаю, это звучит глупо, но я прямо уверена, что он меня понюхал. – Сэм краснеет. – Мне было неприятно. Не знаю, что он понял для себя, но потом посмотрел на Деяна, коротко кивнул и велел начинать. Я посадила Деяна на стул, и он показал свою татуировку. Черный двуглавый орел размером с кулак на уровне сердца. Это известный символ, но в данном случае очевидно, что это был символ его страны.

– Албании.

– Точно.

– Деян Фридрихс, – говорю я. – Его могли так звать?

– Я не знаю его фамилии.

Деян Фридрихс. Я однажды выслеживал его в связи с поджогом в баре на Свеавэген. Владелец бара не согласился, чтобы его крышевал какой-то синдикат, и за свою самостоятельность поплатился тем, что в его помещении развели костер. Я никогда не допрашивал Деяна, и не было подозрений, что он имел отношение к поджогу, но у меня было ощущение, что это он. Фридрихс работал наемным убийцей для группировки «Сильвер», которая контролировала некоторую часть криминального мира Стокгольма.

– Похоже на него, – говорю я и отпиваю кофе.

Мне интересно, почему он представился как Грим. Ему следовало бы использовать вымышленное имя. Может, он до сих пор использует его неофициально?

Уголком глаза я вижу, как Анна силится показать, что у нее много других дел, кроме подслушивания. Сэм проясняет мою голову, ускоряет мыслительные процессы. Я чувствую, что рядом с нею просыпаюсь. Так было всегда – как будто кусочки пазла встают на свои места.

– Грим уселся на гостевой диван и уставился в свой мобильный, а я продолжала обезболивать и сводить татуировку. Но я была просто уверена в том, что результат не оправдает ожиданий и уж точно не потянет на пятьдесят тысяч. Поэтому когда я дошла до середины, то предложила Гриму: возьму только двадцать пять тысяч, и этого будет достаточно, но он сказал, что у нас договоренность, а ее нельзя нарушать.

– Они хорошо друг друга знали, как думаешь? Он и Деян?

Она качает головой.

– У меня было ощущение, что Деян был клиентом. Грим почти все время говорил по телефону. Когда сидишь и напряженно работаешь в студии – кстати, я вспомнила, что жутко устала тогда, – руки действуют отдельно от тебя, и я непроизвольно улавливала и его голос за моей спиной. Складывалось впечатление, что Грим пытался решить сразу несколько дел одновременно. Думаю, он пытался помочь кому-то покинуть страну. В разговоре упоминались также деньги. Что-то пошло не так, и Грим в раздражении положил трубку и позвонил кому-то другому и проинформировал последнего о повышении цен. Такие дела. Все было как-то лихорадочно, они следили за временем, и я очень беспокоилась, потому что татуировка Деяна была сделана непрофессионалом. Это была работа любителя, возможно, сделана в тюрьме, и краска была вбита на разную глубину. Я выскребала цвет до адовой бесконечности. И не хотела бы оказаться с ним рядом, когда пройдет анестезия. Этот парень создавал впечатление тертого калача, но Гриму, казалось, было все равно. И кстати, вспомнила, он принял таблетку, пока я занималась Деяном. Они у него хранились в тубе, на которую я обратила внимание. Такие не дают в аптеке при покупке лекарств. Это я помню хорошо.

Сэм смотрит на меня, как будто это что-нибудь означало.

– О’кей, – говорю я.

– Как бы то ни было, я закончила где-то около половины третьего, обработала рану. Она была такая глубокая, что я видела мышцы на его груди, понимаешь? Просто дурдом. Я снабдила их обоих инструкциями, как обрабатывать повреждение, и рассказала о вещах, которые были ему жизненно необходимы в первые сутки. Грим отдал мне оставшиеся двадцать пять тысяч и поблагодарил за прекрасное сотрудничество. Когда они уже уходили, он наклонился ко мне и прошептал то, что я не знала, как понимать.

– И что же?

Сэм откашливается, отпивает пиво и переводит взгляд поочередно с меня на свои ботинки.

– Он прошептал, что я пахну, как старый друг.

Она замолкает на минуту, а Анна прекращает считать выручку и начинает вытирать бутылки на стене за ее спиной, одну за другой.

– Я подумала, что он мне доверяет, – продолжает Сэм. – Принимает меня за одного из своих друзей. Понимаешь?

– Да.

Но Грим не это имел в виду. На секунду я снова перенесся в Салем. Мне снова шестнадцать, и я наблюдаю, как мой друг подделывает почерк своей матери, как он стоит на школьном дворе гимназии Рённинге и показывает свою первую поддельную идентификационную карту. Как он возвращается из лагеря под Юмкилем, где научился взламывать банковскую карту без ее регистрации в банкомате. Наверное, тогда все и началось. Более десяти лет его данные – только в базе данных неустановленных личностей. Он не умер, его просто не существует.

Меня пошатывает, и Сэм хватает меня за руку.

– Лео, – беспокоится она. – Все в порядке?

– У меня был тяжелый день, – бормочу я и поворачиваюсь к Анне за стаканом воды.

Прошло сорок восемь часов с того момента, когда Ребекка Саломонссон была найдена мертвой. Самые важные сутки скоро кончатся. Преступник просто исчез. Одновременно я читаю сообщение с засекреченного номера:

Думаю, тебе надо посмотреть новости.

XIV

СЕМНАДЦАТИЛЕТНИЙ ЮНОША ПОЛУЧИЛ ТЯЖЕЛОЕ НОЖЕВОЕ РАНЕНИЕ В ЛАГЕРЕ ДЛЯ ТРУДНЫХ ПОДРОСТКОВ

Юлия стояла перед телевизором в моей комнате с пультом в руке и смотрела новости на канале «Текст-ТВ». Когда она кричала мне, я был в ванной, но обернул полотенце вокруг бедер, вышел и встал рядом. Снаружи светило солнце, и у моих родителей был последний рабочий день. Я впервые принимал душ не один.

– Это тот самый лагерь, – сказала Юлия на удивление собранным голосом. – Возле Юмкиля. Там, где он сейчас.

Она бессознательно искала мою руку, пока читала. И когда я почувствовал ее крепкое пожатие, то понял, что это всерьез.

В лагере для подростков от пятнадцати до двадцати порезали семнадцатилетнего парня. Полиция и «Скорая» незамедлительно прибыли на место. Его доставили в больницу города Уппсалы и поместили в отделение интенсивной терапии. Его состояние оценивалось как тяжелое, но стабильное.

Живот свело, и я попытался дышать глубоко.

– О боже, – услышал я собственный голос.

– Позвони им, – сказала она и взяла телефон. – Позвони им. Вот номер.

– А не лучше, если ты?..

– Я не могу. Духу не хватает. Если бы с ним все было хорошо… мы бы знали. Он бы дал знать о себе.

Я набрал номер, но там было занято. Я снова позвонил – короткие гудки.

– Позвони снова.

Юлия уставилась в телевизор невидящим взглядом. На пятой попытке звонок прошел. Трубку снял какой-то мужчина, и я как можно более спокойным голосом сказал, что мы читали о случившемся на «Текст-ТВ», и хотим узнать, всё ли в порядке. Когда я назвал ему имя Грима, он подтвердил, что тот не ранен, но был замешан в происшествии в связи со своим другом.