Ветер с востока - Михайловский Александр Борисович. Страница 55

16 марта 1942 года, утро. Ленинградская область, станция Ульяновка

Генерал-майор осназа Вячеслав Николаевич Бережной

– Товарищи, – я обвел взглядом присутствующих на совещании командиров, – наше временное бездействие закончилось. Ставка поставила перед нашей бригадой новую боевую задачу…

После этой преамбулы в помещении чудом уцелевшего на станционных путях немецкого штабного вагона наступила, что называется, гробовая тишина. Бои за Ульяновку были действительно ожесточенные, и впервые за все наше пребывание в этом времени бригада понесла ощутимые потери. Последний узел немецкого сопротивления был подавлен только 9 марта, несмотря на то что еще 6 марта сама станция уже находилась под контролем бригады. После потери Мги Ульяновка, расположенная в ближних тылах XXVIII армейского корпуса вермахта, оказалась для осаждающих Ленинград немцев вторым по важности железнодорожным узлом после Гатчины. Слишком много различных запасов находилось на ее территории в импровизированных складах на колесах. Утрата этих запасов сразу же ставили остатки 122-й, 96-й, 29-й пехотных дивизий в положение безоружных и голодных оборванцев.

Первым же ударом, который, собственно, и решил судьбу операции, нам удалось захватить саму станцию вместе со всеми ее запасами. Немцы отчаянно сопротивлялись, как загнанные в угол крысы. Лишь только их командование опомнилось после нокдауна, тут же контратаки пошли одна за другой. В тот раз, на юге, кровавая каша боев за Сталино обошла нашу бригаду стороной. Отчаянно сопротивляющихся солдат Клейста добивали специально сформированные штурмовые батальоны.

Теперь же, под Ленинградом, штурмовиков под рукой не оказалось, и Ульяновку пришлось брать нашей бригаде как лучше всех вооруженной и обученной. По крайней мере, во время нашего краткого отдыха в Кубинке боевые действия в городских условиях и штурм укрепленных пунктов на занятиях все же отрабатывались, а мотострелковые подразделения были вооружены куда лучше, чем линейные стрелковые части Красной армии. Наш взвод, даже без учета включенной в его состав одной БМП-3, мог создать перед своим фронтом такую же примерно плотность огня, как и полнокровный стрелковый батальон РККА.

С самого же начала боев в Ульяновке подтвердилось то, что теоретически мне было известно и ранее. Еще на полях сражений русско-японской войны стало ясно, что трехдюймовое орудие обладает совершенно недостаточной мощностью снаряда для разрушения даже простейших полевых укреплений. Кроме того, пулемет в шаровой установке у стрелка-радиста Т-34 и КВ-1 обладает очень малым углом обстрела, а тот самый стрелок-радист, считай, совсем ничего не видит. Делали, короче, товарищи танкисты что могли – и за то спасибо.

Выручили нас только Т-72, почти неуязвимые для немецкого ПТО, а также вооруженные 100-мм пушкой БМП-3. И те, и другие были способны практически с одного снаряда уничтожить любую немецкую огневую точку. Но такое применение БМП-3 было делом вынужденным – они должны были держаться подальше от вражеских позиций и стрелять издали, ибо вблизи их броня пробивалась даже немецкими «колотушками» Были, знаете ли, прецеденты. О немецких полугусеничниках в этом смысле и вовсе нельзя было сказать доброго слова. Бронирования на них считай что и не было, а поддержать атакующую пехоту они могли максимум огнем установленного на вертлюге единого немецкого пулемета.

В этих боях мы потеряли до десяти процентов личного состава безвозвратно и примерно четверть с ранениями разной степени тяжести. При этом фактически до конца был расстрелян имевшийся запас гранат к подствольным и автоматическим гранатометам, выстрелов к РПГ, а также одноразовых «Мух» и «Шмелей» Надеюсь, товарищ Берия нас не подведет хотя бы в части самого простого – 40-мм гранат и выстрелов различного назначения к РПГ.

По бронетехнике, за исключением немецких полугусеничников, безвозвратных потерь, по счастью, у нас не было. Все остальные повреждения на местной бронетехнике устранялись ремонтными бригадами, присланными в Ульяновку с Кировского завода. Правда, случилось это только после того, как бывшего товарища Зальцмана увезли в направлении Полярной звезды добрые люди из НКВД и на заводе появился новый директор.

Как мне стало известно, сейчас такие же бригады рабочих с Кировского завода под Кингисеппом в срочном порядке помогают восстановить боеспособность понесшей тяжелые потери 1-й гвардейской танковой бригады генерал-майора Катукова. Потери танкистов Катукова были куда значительнее, чем у нас, – сказалось отсутствие в составе бригады мотострелковых подразделений, самоходных крупнокалиберных минометов и гаубичной артиллерии. Это еще один аргумент в пользу использования в глубоких операциях механизированных, а не чисто танковых ударных соединений.

Насколько я помню, в нашем прошлом в течение весны-лета 1942 года советское командование снова начало формирование крупных механизированных соединений взамен разгромленных в приграничных сражениях мехкорпусов. Увы, недостаток опыта у командиров, несбалансированный состав бронетанковых частей, не устраненные дефекты техники, а самое главное – авантюризм наступательных операций не позволили тогда добиться коренного перелома в ходе боевых действий на советско-германском фронте. Дела тогда, конечно, шли лучше, чем летом 1941 года, но… В результате летних поражений под Харьковом, в Крыму и у Ростова, в степях между Доном и Волгой разразилась катастрофа, которая еще раз поставила Советский Союз на грань выживания.

На этот раз все должно быть совершенно не так. Никаких сбитых набекрень шапок, а иначе все, что мы тут уже сделали, окажется напрасным. Надеюсь, что нам удалось внушить Сталину чувство осторожности по отношению к товарищам, которые одним махом семерых побивахом. По крайней мере, Верховный достаточно долго колебался перед тем, как дать свое разрешение на эту, последнюю в зимней кампании, наступательную операцию.

Пустота, образовавшаяся в Прибалтике в результате окружения и разгрома 18-й армии вермахта, была по своей природе сродни тому положению, которое сложилось под Москвой осенью 1941 года, когда войска Западного фронта попали в котел под Вязьмой. Только вот ни на резервные войска из Сибири, ни на дивизии народного ополчения немцы, по известным причинам, рассчитывать не могли. По нашим данным, имеющиеся в распоряжении командования вермахта полицейские формирования эстонских и латышских националистов малочисленны, плохо вооружены и недисциплинированны. А тыловые гарнизоны немцев большею частью состоят из нестроевых солдат старших возрастов. Дело дошло до того, что передовым подразделениям Северо-Западного фронта удалось блокировать немецкий гарнизон города Остров.

Но если дать немцам время, фюрер еще раз поскребет по сусекам, и через три-четыре недели мы получим против себя полноценный фронт, который снова придется прорывать с большим трудом и огромными потерями. А посему…

Я отвлекся от мыслей и еще раз посмотрел на сидящих передо мной людей. Моих людей. С ними мы прошли Крым, степи Донбасса, от Старой Руссы дошли сначала до Пскова, а потом вместе приняли участие в разрыве блокадного кольца, душившего Ленинград. Рядом сидят командиры, родившиеся и в самом начале XX века, и те, что увидели свет во второй его половине. Деды и внуки – поколение победителей фашизма и их прямые наследники.

Сдержанно-невозмутимый, непробиваемо спокойный, как Чингачгук, «недреманое государево око» в нашей беспокойной компании, старший майор госбезопасности Иса Санаев.

Импульсивный, храбрый, любящий выпить и побалагурить «дорогой Леонид Ильич» бригадный комиссар Леонид Брежнев.

Мое второе я, моя тень, мой начальник штаба, точный, как компьютер, гвардии полковник Николай Викторович Ильин.

Ужас всех механиков-водителей и гроза рембата, наш технический бог и неугомонный повелитель всего, что ездит на колесах или гусеницах, военинженер 2-го ранга (гвардии майор) Марат Искангалиев.

Чем-то похожий на старшего майора Санаева, такой же гордый, невозмутимый, как вождь апачей, мой ученик и начальник разведки нашей бригады гвардии капитан Николай Бесоев, по прозвищу Охотник за головами. Чести быть объявленным личным врагом Гитлера он пока не удостоился, но это только потому, что фюрер пока что плохо информирован.