Ветер с востока - Михайловский Александр Борисович. Страница 56

Начальник артиллерии бригады и командир сводного самоходного артдивизиона, бог войны, гвардии полковник Иса Искалиев. Командир танкового батальона, такой же основательно непробиваемый, как и его Т-72, гвардии подполковник Николай Деревянко, тот еще хохол, себе на уме.

Командир первого мотострелкового батальона, коренастый, по-немецки пунктуальный и запасливый, гвардии майор Василий Франк. Пробовали тут некоторые комиссары выступать, что, мол, немец – и майор… Ну, и что, что немец? Послал я этих «некоторых» в пешее эротическое путешествие… к товарищу Санаеву. Недобитые троцкисты – это как раз по его части.

Второй мотострелковый батальон во главе с неугомонным гвардии майором Сергеем Рагуленко, по прозвищу Слон, находится сейчас в Луге и присоединится к нам по пути во Псков. Погеройствовали ребята из второго батальона преизрядно, и потерь у них не так много, как в других подразделениях.

Тут же и командир третьего мотострелкового батальона гвардии майор Борисов, а также «врун, болтун и хохотун» командир четвертого батальона гвардии капитан Борис Хон. Ах да, вот прибыл и последний персонаж. Рядом со старшим майором Санаевым командир комендантского батальона НКВД, капитан госбезопасности Алексей Петров. Если в рейде по вражеским тылам на марше разведчики гвардии капитана Бесоева всегда идут в авангарде, то арьергард – это всегда батальон НКВД, он же охрана штаба и последний резерв. После моих первых слов, как говорят моряки-подводники, тишина в отсеках – если бы не зима, то было бы слышно, как бьются о стекло случайные мухи.

– Итак, товарищи, – еще раз повторил я, – командованием перед нами поставлена задача немедленно сняться с места и, следуя своим ходом, скрытно, форсированным маршем к рассвету семнадцатого числа прибыть в район сосредоточения в районе города Псков. Бойцам и командирам вплоть до командиров рот настоящую цель маршрута не сообщать. Ложная цель маршрута для сообщения личному составу и местному населению – станция Дно. Порядок марша: разведрота, танковый батальон, мотострелковые батальоны, самоходный артдивизион, штаб, рембат, санбат, арьергардный батальон. Марш на триста километров, так что необходимо полностью заправить машины и иметь дополнительный запас топлива в канистрах. Выступаем ровно в четырнадцать ноль-ноль.

Я еще раз оглядел присутствующих.

– Вопросы есть? Если нет, то все свободны. Времени у нас почти нет, так что работы будет много.

Тишина тут же сменилась гулом голосов, народ начал расходиться по своим подразделениям, чтобы немедленно приступить к накручиванию хвостов. За примерно шесть часов, оставшихся до выступления, надо было дозаправить машины, еще раз все проверить, прогреть моторы, чтобы ровно в два пополудни все было готово к маршу. Ну, командиры у меня не маленькие, и эта операция у меня не первая и не последняя. Брежнев тоже куда-то намылился, причем так резко, что я едва успел прихватить его за локоть. Бойцы обойдутся сейчас и без его зажигательных речей, а вот у меня к Леониду Ильичу есть вполне конкретное дело, которое проще выполнить сейчас, чем потом.

– Леня, – сказал я, – погоди, у меня есть к тебе дело.

– Да? – ответил он, тормозя, как разогнавшийся по саванне носорог.

– Леня, – снова повторил я, – моя Алена беременна.

– А, что?! – даже невооруженным глазом было видно, как в голове у нашего бригадного комиссара сцепляются шестеренки. – Так это очень хорошо, поздравляю, – наш будущий генеральный секретарь потер руки. – Кстати, Слава, после того как все закончится, это дело надо будет обмыть!

Ну вот, кому что, а Леониду Ильичу – обмыть. Потом обмоем, когда отойдем на переформирование, ибо в боевой обстановке – чревато.

– Товарищ бригадный комиссар, – сказал я строго, – обмыть мы это дело всегда успеем. Сейчас разговор о другом…

– Да? – не понял Брежнев. – О чем же?

– Леня, – сказал я, – фронт не место для беременной женщины. Мы, мужики, каждый день можем ходить туда, а потом обратно. А вот нашим женщинам, какими бы крутыми они себя ни мнили, а тем более беременным быть там не положено.

Я огляделся вокруг. Пока мы болтали, помещение опустело, и я сказал вполголоса:

– Товарищ Брежнев, скажу тебе как комиссару. Это не просто марш. Там, под Псковом, уже сосредоточились наши старые приятели, 1-й и 2-й гвардейские кавкорпуса. Как только, так сразу… Ага, «гремя огнем, сверкая блеском стали»

– Понятно, – присвистнул Брежнев, – повеселимся. Кто еще знает?

– Я, Санаев, Ильин, а вот теперь и ты, – ответил я. – Комбаты узнают об операции за шесть часов, все остальные за час.

– Понятно, – еще раз повторил Брежнев, сдвигая на затылок шапку, – только я твою Алену хорошо знаю – она в тыл не поедет.

Я прищурился.

– Даже если ты как комиссар дашь ей партийное задание сопровождать наших раненых в наш бригадный госпиталь в Евпатории? Мы тут наломали столько дров, что командование позволило мне этот маленький каприз – лечить наших раненых в нашем же госпитале. Во избежание, так сказать, неконтролируемого расползания информации. Санитарный поезд уже ждет на станции Мга, заодно он прихватит самых тяжелых из бригады Катукова. И детишек из Вырицы. Не чужие, чай, люди.

– Ясно, – сказал «дорогой Леонид Ильич» – Удружил ты мне, Слава, удружил. Свалил на меня свои семейные проблемы.

– Леня, – ответил я, – комиссар – это звучит гордо. Семейная проблемы бойцов и командиров – это и есть главная забота комиссара. Чтобы ничто не отвлекало нас от подвигов во славу Родины.

– Хорошо, – кивнул товарищ Брежнев, – приказ написал?

– Вот, – я достал из планшета лист бумаги. – Все чин чинарем: «Откомандировать военврача 3-го ранга Лапину-Бережную…» Ага, «для сопровождения ранбольных в расположение спецгоспиталя № 1» Вот дата, подпись. Ставь свою визу, что не возражаешь, и вперед.

– Ясненько, – сказал комиссар, – Иса знает?

– Да, – ответил я, – и не возражает.

Брежнев вздохнул и забрал у меня приказ.

– Пойду, Слава, попробую решить твою проблему. Только жена у тебя упрямая. Угораздило же тебя…

– Я, знаешь, тоже не подарок, – ответил я комиссару, – так что можно сказать, что два сапога пара. Один – правый, другой – левый…

С Аленой мы увиделись уже перед самым ее отъездом. Леонид Ильич поработал на славу, все прошло тихо. Обнялись, ничего не говоря, постояли пару минут. Потом я ее поцеловал в лоб и отпустил – пусть живет. А наше дело будет трудное и кровавое.

18 марта 1942 года, утро. Аэродром ЛИИ ВВС в Кратово. База авиагруппы осназа РГК

Все произошло так внезапно, что и генеральный конструктор Семен Алексеевич Лавочкин, и вся его команда из ОКБ-21, работавшая по теме, условно именуемой «ЛаГГ-5» вот уже несколько дней были в шоке. Тихое и скрытое сопротивление, оказываемое в верхах НКАП созданию варианта истребителя ЛаГГ-3 с мотором М-82, постепенно переросло в неприкрытый прессинг, за которым стоял прямой конкурент Лавочкина, авиаконструктор Яковлев, бывший по совместительству замнаркома авиационной промышленности и референтом товарища Сталина по авиационным вопросам. Своим привилегированным положением Александр Сергеевич пользовался мастерски, и от рассказываемых им вождю сказок пострадал не один Лавочкин. Досталось от него всем конструкторам: и Петлякову, и Туполеву и Поликарпову Товарищ Яковлев, расчищая производственные мощности для своих детищ, не брезговал при этом никакими грязными приемами, используя административный ресурс.

Но вот однажды где-то высоко-высоко, куда залетает не каждая увешанная звездами или ромбами птица, вдруг прогремел нежданный гром, и положение непризнанных гениев из ОКБ-21 изменилось до неузнаваемости. Еще вчера гонимые и униженные, отлученные от аэродрома и готовящиеся отправиться в ссылку на Тбилисский авиазавод, сегодня они вместе со своим детищем вдруг оказались в святая святых советской авиационной науки – на летном поле аэродрома ЛИИ ВВС в Кратово.

Предвестником перемен стал капитан НКВД Давыдченко, прибывший сутки назад на Горьковский авиазавод № 21 во главе команды из двух десятков бойцов на трех тентованных грузовиках ЗиС-5 и трофейном штабном автобусе «Мерседес» Из бумаги, предъявленной директору завода и подписанной самим товарищем Сталиным, следовало, что инженерно-конструкторский и технический состав ОКБ-21 вместе с экспериментальным изделием ЛаГГ-5 должны немедленно отбыть из Горького, но не в Тбилиси, а совсем в другом направлении – в Кратово, в распоряжение ЛИИ ВВС.