Дорога за горизонт - Батыршин Борис. Страница 47

Обедать садятся в полдень. Щи команде дают без ограничений – ешь до отвала. Хлебают деревянными ложками из общих медных лужёных баков; варёное мясо, порезанное кусками выкладывают отдельно, на крытый оцинкованным листом стол. Каждому полагается своя пайка. Хлеба тоже вдоволь – «бери – не хочу».

Водка матросам отпускается в виде винной порции, она же – «чарка». Этот пережиток времён парусного флота: на деревянных судах, нельзя разводить огня для спасения от сырости, и ежедневная порция «белого хлебного вина» служила профилактике от простудных хворей. Сейчас чарка считается действеннейшей мерой поощрения нижних чинов, общепринятой наградой за лихость и мелкие отличия по службе.

Зачем я так подробно это описываю? А затем, что как раз между подъёмом флага и трелями боцманских дудок «к пробе», и началась вся эта чехарда.

Рация ожила неожиданно. Большая рация, а не карманный переговорник, который я постоянно таскаю на поясе. Тот подавал голос постоянно – Никонов, и командиры судов Особого минного отряда так привыкли к удобной новинке, что совсем перестали обращать внимание на сигналы флажками или фонарём Ратьера. Особенно в такую вот погоду, когда на море непроницаемый туман, штиль – и все это прихотливо сочетается с крупной зыбью, идущей со стороны Финского залива.

До стационарного передатчика, способного добить отсюда и до Питера руки дошли только сегодня; я наладил его после того, как откалибровал локатор. Белое коромысло «Фурумы» теперь безостановочно крутится на единственной кургузой мачте «Дождя», а возле специально сооружённой на мостике тумбы с монитором безотлучно дежурит часовой с винтовкой. Когда локатор выключен, тумбу накрывают от сырости чехлом из просмолённой парусины.

Так о чем это я? Ах да, рация… на мачту протянули антенну, я пощёлкал кнопками, вызывая миноноску. Потом поболтал с Жорой (так мы промеж себя называем Георгия), попытался поймать Питер – пусто. Но я и не ожидал ничего: из наших в городе сейчас только дядя Макар с бароном, да арестант Виктор – и вряд ли именно сейчас кто-то из них надумает выйти в эфир. И – перебросил тумблер на «ждущий» режим; на Транзунском рейде, корабли Отряда стоят в прямой видимости, так что обходимся переговорниками.

Когда в динамике раздался голос доктора Каретникова, а потом и главного начальника Д. О. П. а, барона Корфа, я несказанно удивился. Причём, сигнал был на редкость отчётливый, будто передатчик находился милях в двадцати, не дальше. Я погнал вестового за Никоновым – связисту позволены вещи, немыслимые для обычных гардемаринов, – а сам принялся карябать карандашом, записывая срочное сообщение.

Миноноска № 141 бежит на зюйд, оставив «Дождь» позади. Туман – хоть глаз выколи; он оседает скользкой водяной плёнкой на железе палубного настила, крупными каплями покрывает поручни и стеклянные части приборов. Будто и не лето – люди кутаются в клеёнчатые штормовые накидки; брызги из-под форштевня барабанят по парусиновым обвесам. Эта хилая защита от буйства стихий тянется от крошечного мостика, размерами с кафедру университетской аудитории, до единственной малокалиберной пушечки на корме.

Болтало всё сильнее. Командир миноноски, Евгений Янович Криницкий [61], сам встал к штурвалу. Этот высокий, худой как жердь мичман служил раньше на Тихом Океане, на броненосном фрегате «Дмитрий Донской». Когда фрегат вернулся на Балтику, Криницкий получил под команду свой первый корабль – миноноску № 141. Оттого и не уступает рулевому место у штурвала – окостенел от ответственности…

«Право три» – затрещало в динамике. Георгий отрепетовал, полученную с «Дождя» команду. Там, на мостике канонерки Никонов видит и линию берега, и идущие по фарватеру корабли Особого отряда так ясно, будто дождя и вовсе нет – на экранчике прибора с чудным названием «радар». Всех офицеров отряда возили на канонерку и демонстрировали его действие…

Несмотря на это, мичман Криницкий нервничает. Очень уж страшно и непривычно – вот так, в сплошном молоке, вести хрупкое судёнышко на 10-ти узлах, там, где ползти бы на трёх, да ещё с тузиком впереди, непрерывно сигналя гудками.

Но – нельзя! Где-то под сплошным пологом тумана прячется цель – шведская шхуна, команда которой уж конечно, не стала затыкать себе уши воском. Туман съедает звуки, но протяжный вой туманного горна пробивается сквозь ватную пелену, разносясь куда дальше, чем стук машины контрабандистов. Так что, шуметь не стоит – вся надежда теперь на волшебный прибор, который и в тумане позволяет различать контуры берега и корабли. Жаль, опыта в «слепом хождении» – кот наплакал; покрутились вчера пару часов под берегом – и всё.

Днём с «Дождя» неожиданно скомандовали сниматься с якоря. Приказ с передал гардемарин Игнациус; Георгий с Николкой, дежурившие на миноноске, безуспешно требовали от него хоть каких-то объяснений. Воленька не отвечал; тогда Николка, гордившийся умением обращаться с техникой пришельцев, настроился на частоту мощной стационарной рации канонерки.

Через четверть часа всё стало ясно. Суда Отряда срочно требовались у входа в Выборгский залив – для ловли шхуны контрабандистов, на которой уплывало за границу украденное из Д. О. П. а бесценное оборудование.

Пришлось забыть о правилах судовождения в тумане и переть наугад. Благо, фарватер хорошо известен; пользуясь показаниями радара «Дождь» и пристроившаяся мателотом миноноска покинули Транзундский рейд и резвым семиузловым ходом пошли на зюйд. Через два часа в динамике снова раздался голос Корфа – крейсер «Лейтенант Ильин», с которого барон собирался руководить ловлей злоумышленников, болтался где-то в пределах десятка морских миль, дальше компактные рации не брали. С «Дождя» тут же дали знать – «Лейтенант Ильин» в пяти с четвертью милях, на Вест-Зюйд-Вест, идёт осторожным трёхузловым ходом. В кильватер за минным крейсером следует ещё одна миноноска и старая канонерка «Ёрш», ставшая в своё время прототипом для постройки «Дождя». Ещё две миноноски и номерное посыльное судно скрывались где-то в тумане, и ближе, за отсутствием связи, подходить не решались.

Торопиться было некуда; шхуна контрабандистов ещё только шлёпала вдоль берега, едва преодолев две трети расстояния до Биоркских островов, небольшого архипелага, лежащего у восточной кромки Выбргского залива. Ловить её в тумане – нечего было и думать. Корф, посовещавшись с Никоновым решил остаться на «Лейтенанте Ильине». Минный крейсер и миноноски должны были встать дугой мористее Биоркских островов, переговариваясь в тумане пронзительными гудками и сигнальными выстрелами. Расчёт был сделан на то, что контрабандисты не рискнут прорываться чистой водой, южнее островов. Скорее всего, они прокрадутся проливом Биорк-зунд; глубины там подходящие и для плаванья и для якорной стоянки. Возле южной оконечности острова Койвусаари, у входа в пролив, должен стоять пост таможенной стражи. Команда о том дана вовремя, но уверенности у Корфа не было никакой. Барон не мог даже послать миноноску на усиление погранцам – не выделять же для её проводки «Дождь» с локатором? А так, почти что вслепую, миноноска доберётся до места к морковкиному заговенью.

Потому – приняли соломоново решение: к Биорк-ё [62] послали мичмана на гребном вельботе с пятью матросами; доберётся – хорошо, нет – не беда. Выборгский залив все равно перекрыт так, что выбравшиеся из лабиринта проток шведы непременно угодят в объятия русских моряков.

Вся надежда теперь на локатор «Дождя»; без него нечего и думать поймать злоумышленников. Николка с Георгием представили, как потеет от ответственности Иван в тесной «радиорубке» – от того, как он справится с хитрой аппаратурой, зависит успех всей операции.

К полуночи «Дождь» встал посреди пролива, на траверзе островка Писаари [63]. Миноноска принялась вычерчивать стрелы курсов поперёк залива; особой спешки пока не было, и Криницкий экономил уголь, осваиваясь потихоньку в хождении по указаниям с радара. Туман густел; несмотря на отсутствие ветра, зыбь с Финского залива нещадно валяла узкое судёнышко. Миноноска попеременно ложилась то на один, то на другой борт и, перед тем как выпрямиться, задерживалась, точно раздумывая – выпрямляться, или валиться в крен дальше. На палубе приходилось хвататься за что попало – размахом качки человека вполне могло вышвырнуть за борт.