Рождественский подарок - Бинчи Мейв. Страница 24

А еще все эти мамины советы и рекомендации! Надо выслушивать их спокойно, с вежливой миной. В этом году ей не удастся их спровоцировать и втянуть в споры, которые заведомо невозможно выиграть. Просыпаясь утром с красными от мороза носами — еще бы, если ты ночевал в спальне, напоминающей эскимосское иглу! — они будут повторять про себя, а потом напоминать друг другу: «Вообще-то мама не очень стара, но она всегда смотрела на мир глазами пожилого человека. Она уже не изменится, поэтому измениться должны мы. Нельзя позволять причинять нам боль». Это придется повторять как мантру. И тогда, конечно, все пройдет хорошо.

Действительно, все прошло гладко. Десятое Рождество оказалось гораздо лучше, чем предыдущие. В доме теперь было теплее, и потом иногда они приглашали соседей на стаканчик хереса и пирожки. Таким образом, у матери Хелен осталось меньше времени на то, чтобы качать головой и горестно вздыхать и ныть, что она не понимает, куда катится этот мир, и что все вокруг деградирует.

Было утро четверга. Сегодня они уедут, а перед отъездом повезут маму в ресторан в загородном отеле. Все вещи загрузят в багажник заранее, а по пути из отеля просто завезут ее домой и, не выходя из машины, отчалят к себе. Да, чувство вины останется, зато они будут снова свободны. Можно будет поздравить друг друга с тем, что на этот раз все прошло мирно.

Хелен наклонилась к Нику и поцеловала его. Он потянулся к ней, но она предусмотрительно выпрыгнула из постели. Этого тоже нельзя делать в родительском доме. Расслабиться невозможно, ведь мать может войти без стука в любую минуту. Ну ничего, дома на это будет достаточно времени.

— Я лучше сделаю нам по чашечке горячего чаю, — сказала Хелен.

— Ладно, — проворчал Ник.

Мать была на кухне.

— А почему бы ему самому не подняться и не принести тебе чаю? — Каждое слово было напоено тонким ядом, в вопросе сквозило неявное, но все же заметное недовольство.

Хелен напомнила себе, что надо быть начеку. Нельзя отвечать таким же тоном, в голосе не должно быть и тени возражения.

— Мы по очереди приносим друг другу чай, — беззаботно произнесла она.

— Да, но это далеко не все, что он обязан для тебя делать. Любой на его месте был бы счастлив, если бы ему позволили поухаживать за тобой.

— Слушай, раз уж я здесь, пойди приляг. А я и тебе принесу чашку чаю.

— Нет, я не хочу лежать. Мне надо возвращаться к прежнему образу жизни, раз ты уже уезжаешь. Я думала, вы хотя бы до Нового года останетесь. И мисс О’Коннор очень удивилась…

— Да, я заметила, что она все время чему-то удивляется, — ответила Хелен, гремя чашками и кастрюльками. А потом вспомнила: осталось всего пять часов. Надо быть вежливой и спокойной. В конце концов, если она выйдет из себя, ей же будет хуже.

— А сама мисс О’Коннор хорошо провела Рождество? — спросила Хелен весело.

— Понятия не имею. Она обычно ездит к сестре. Больше у нее никого нет.

Прошла уже целая вечность, а вода в кастрюльке все не закипала.

— И что, он теперь целыми днями валяется в кровати? Вообще не одевается и не выходит из дому?

«Спокойно, Хелен. Не спеши отвечать. Постарайся выдавить из себя улыбку».

— Обычно мы встаем в одно и то же время. В один день Ник готовит завтрак, на следующий — я. Потом мы выводим на прогулку Хичкока, я иду на автобус, а Ник забирает газету и возвращается домой. — Все это было произнесено так спокойно, как будто она рассказывала сказку об идеальной жизни.

— Неужели он хоть что-то готовит?

— О да, конечно. Ты же видела в эти праздники, как он любит, чтобы ему что-то поручали.

— Насколько я заметила, он только носил тарелки туда-сюда.

«У кастрюли, наверное, дырявое дно. Разве требуется столько времени, чтобы вскипятить воду?» — Хелен снова улыбнулась и завозилась с подносом.

— Вот как, подашь чай по-королевски, на подносе?! Раньше вполне достаточно было в руках отнести две кружки.

— У тебя здесь столько красивой посуды. Жалко, что эти вещи редко используются.

— Думаю, что он ждет не дождется, когда все это можно будет прибрать к рукам. Я обратила внимание, как он восхищался старинным бюро. Заявил, что это дорогая штука.

— Мне кажется, Ник просто хотел утешить тебя, мама, после того, как ты сказала, что у тебя нет никаких накоплений и вообще ничего ценного. Он просто указал тебе на то, что у тебя есть красивая старинная мебель.

— Не ему указывать мне на что-либо. В его положении, после того, что он совершил, не стоит вообще кому-либо возражать.

— Он говорил это, проявляя участие, мама. — Голос Хелен звенел холодком. Она была уже на грани. Раньше мать только ехидничала и намекала. А теперь перешла в открытое наступление.

— Нет, серьезно, Хелен. Это унизительно и для меня, и для тебя. И он еще нас жалеет! Не думай, что никто ни о чем не догадывается. Все всё знают. Я все время одна и принимаю все удары на себя, но мне как-то удается сохранить лицо.

— Я не считаю, что для меня или для тебя унизительно то, что Ника сократили. По всей стране закрываются компании и увольняют сотрудников. Ник меньше всех это заслужил, но я рада, что у него уже намечаются новые варианты. А еще, что у нас нет пятерых детей, как у некоторых из его коллег.

— И об этом тоже я хотела тебе сказать. Вы уже десять лет женаты, и у вас нет детей, только собака с нелепым именем Хичкок. Кто вообще так называет собаку?

— Нам это имя нравится, и мы любим нашего пса. К тому же мы ведь не заставляем тебя возиться с ним, правда? Он остался дома, сидит один в своей конуре и ждет, когда мы вернемся.

«Не то! Совсем не то! Не надо было этого говорить!» Она дала понять, будто хочет скорее уехать. Но теперь пути назад нет. А что это за звук? Не вскипел ли наконец чайник?

— Не знаю, как ты все это терпишь, Хелен. У тебя же было все. Не понимаю, почему ты молчишь, вместо того чтобы возмущаться?

— Если бы я могла в мгновение ока найти Нику хорошую работу, я была бы счастлива. Но на рынке нет вакансий. — Она изобразила простодушную улыбку в надежде, что мать прекратит этот разговор и не будет развивать опасную тему.

— Я говорю не только о работе, но и кое о чем другом, — отозвалась та.

Все, слово сказано и проигнорировать его уже не получится.

— Ты о чем это? — произнесла Хелен с вежливым интересом, но как будто не догадываясь, что за этим последует.

— Нечего делать такое лицо, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду ту женщину, любовницу Ника.

— Ах вот оно что. Ну, у них все закончилось. — Ее голос по-прежнему был веселым, так что глядя на него никто бы не догадался, как тяжело стало у нее на сердце.

— Как это «закончилось»? Это тебе не Рождество — сегодня наступило, а завтра прошло. Все не так просто.

— Это именно так, мама: было и прошло.

— Но как ты можешь ему такое прощать? Как ты можешь терпеть его рядом с собой… после всего, что было?

— Мы с Ником очень счастливы. Мы любим друг друга. Ну, случилась неприятность. Жаль, что окружающим стало все известно, но что же тут поделаешь?

Вода закипела. Хелен обдала кипятком заварочный чайник.

— И после всего этого ты живешь так, будто ничего не произошло!

— А что мне делать, мама? Скажи мне? Чего ты от меня ждала? Что бы ты мне посоветовала, если бы я спросила у тебя совета?

— Я бы хотела, чтобы этого вообще не было.

— И я бы хотела. Думаю, Ник и Вирджиния тоже этого хотели. Но что случилось, то случилось.

— Ее так звали — Вирджиния?

— Да.

— М-да… Вирджиния…

— Но все-таки скажи мне, мама. Мне просто интересно. Каких действий ты ждала от меня? Что мне делать: уйти от него, подать на него в суд? Что?

— Не кричи на меня. Я всего лишь мать, которая желает добра своей дочери.

— Если ты желаешь мне добра, перестань меня мучить. — В глазах у Хелен стояли слезы. Она пошла наверх, держа перед собой поднос с чаем.

— Я все испортила, — всхлипнув, сказала она Нику. — В это чертово последнее утро я все испортила.