Десятая планета(изд.1945) - Беляев Сергей Михайлович. Страница 80

– Что же интересного для науки в этой степи? спросила я.

Грохотов медленно вытер губы салфеткой. Мне показалось, что он пользуется этим, чтобы ответить не сразу и обдумать свои слова.

– Как вам сказать? Я возглавляю небольшую экспедицию одного столичного института. Нас интересует метеорологические и некоторые другие данные этого района, – очень медленно и серьезно произнес Грохотов.

Я промолчала, хотя и чувствовала, что он ждет; чтоб больше говорила я. Пришлось сказать:

– Лето здесь очень жаркое.

– Вот-вот, – подхватил Грохотов. – Именно. Я здесь уже два месяца, работаю почти рядом, вон там за рощей, и ни разу не собрался в поселок, такая жарища… А сегодня с утра пасмурно, это мешало наблюдениям, я и решил прогуляться по степи. Да вот, как видите, попал сюда.

Пока разговаривали, погода разгулялась, и мы придумали перебраться пить чай в сад. Благодушествовали за самоваром, а Грохотов продолжал рассказывать о своей передвижной лаборатории за рощей.

– Вокруг ни души. Жили там втроем, как отшельники. Я с лаборантом да еще одна сотрудница. Очень хорошая девушка, комсомолка. А теперь нас двое. Варя расхворалась и спешно уехала. Такая досада! Надо срочно переписывать ведомости, а некому. Почерк у меня корявый, а у моего помощника Симона еще хуже. Знаете, цифры надо писать четко. Уехала, и мы без нее, как без рук. Горе луковое, как говорится…

Грохотов хвалил все, что попадалось ему на глаза: пчел, псов, яблони. Восторгался медом, просил продать «хоть черепушечку».

– Угощу помощника… Пусть возвеселится, а то ведь мы живем по-походному. Консервы, сухари… Ездить в район за продуктами времени нет. Одним словом, такая несчастная наша планида.

Особенно понравилась ему Альфа.

– Украду я этого пса у вас, – шутил он. – Не продадите?

Потом разговор опять переметнулся на то, что некому переписывать ведомости в экспедиции. Грохотов осведомился о моем образовании. Пришлось мне вскользь коснуться биографии. И тогда он вдруг спросил:

– Может быть, согласитесь нам помочь?

Я пожала плечами. А Грохотов чуть не вскочил со стула в неподдельном восторге:

– Идея!.. Выход из положения!

– Да сумею ли? – потупив глаза, пробормотала я, хотя самой мне страшно хотелось побывать за рощей, посмотреть, что там за экспедиция.

– Наверное, по чистописанию имели только пятерки, – польстил мне Грохотов. – Не стесняйтесь. Похоже, боитесь, что за работу засажу и не дам передышки. Не беспокойтесь! Деньги буду платить, как хотите, сдельно или аккордно. Не обижу…

И принялся доказывать, что, кроме меня, какие-то ведомости в экспедиции составлять некому.

Взяв маленький горшочек с медом. Грохотов направился по степи напрямик к своей роще. Я проводила его. На прощание он взял с меня слово, что завтра явлюсь к нему ознакомиться с работой.

Расстались. Грохотов удалялся неторопливой походкой бывалого ходока. Помню, солнце отсвечивало от блестящей пряжки на его кепке. И почему-то я прошептала:

– Веселый ежик!

Улыбаясь, в тот момент я невольно вспомнила острые глаза Грохотова и жесткие, ершистые, коротко стриженые волосы его, черные-черные, один к одному, только с проседью над левым виском.

Что за человек? Я чувствовала к нему невольную симпатию. Все казалось в нем простым и естественным. Я в первый раз в жизни так близко видела ученого. Вероятно, это очень интересно – быть ученым. И тут подумалось:

«А вдруг я делаю ошибку, собираясь стать артисткой?» Вспомнились слова папы: «И для искусства нужны знания…» Как сложна жизнь!..

Медленно двигалась я домой.

Солнце коснулось края степи. По ней побежали прощальные мягкие лучи. В далеких ковылях протяжно крикнула невидимая ночная птица. От реки тянуло пряной влажностью трав…

VI. Полевая станция ЭИВР

Грохотов сидел на табурете за походным столиком против меня и просматривал очередные ведомости.

– Прекрасно, – сказал он. – Для вас это только скучный ряд непонятных цифр. По вашим же глазам вижу, хотите узнать, что они значат.

– Да, – ответила я, выдерживая строгий его взгляд.

Кузов большого грузовика защищал нас от полуденного солнца. Вот уже несколько дней, как я по утрам прихожу сюда, в степь, за рощу. Могучие дубы и ясеня скрывают низину с речкой, за которой расположен поселок.

По середине холма возвышается тонкая антенна в виде устремленной в небо острой металлической иглы. Ее удерживают тросы, которые укреплены на врытых в землю столбиках. От антенны проволоки идут в один из домиков. Зачем – не знаю. Я еще не бывала внутри.

Мои обязанности несложны. Грохотов вручает мне узкие полоски бумаги, испещренные рядами цифр. Записаны они, видимо, наспех, карандашом, торопливым, не очень разборчивым почерком. А я должна переписать их чернилами. Вернее, как можно аккуратнее скопировать в разграфленные ведомости, чтобы получались стройные таблицы. В заголовке их – слова, значения которых я не понимаю, а в левом верхнем углу штамп с таинственными буквами: ЭИВР.

Я не пытаюсь расшифровывать их, чувствуя, что Грохотов сам расскажет все необходимое, когда присмотрится ко мне. Казалось, этот момент наступит скоро…

Грохотов сложил мою работу, спрятал исписанные листки в портфель.

– Симон!

Над нашими головами раскрылось окошко домика. Показалось лицо помощника. Он немногословен. Скосил на Грохотова большие черные глаза, буркнул:

– Эге?

Тот протянул ему портфель.

– Положите на место.

Симон взял портфель жилистой могучей рукой, произнес:

– Ага.

И захлопнул окошко.

Ни разу я не слыхала, чтобы Симон сказал связную фразу. У него манера говорить только: «ага, эге, ого, угу», причем он придает одному и тому же слову самые разнообразные оттенки.

Грохотов продолжал пытливо смотреть на меня.

– Если не очень спешите, оставайтесь позавтракать с нами, – предложил он. – Кстати, познакомитесь ближе с Симоном.

– Мне было бы приятно помочь вам и в приготовлении завтрака, – сказала я, вставая.

– Ну, это не так сложно, как полагаете, – мягко отозвался Грохотов, взглянув на ручные часы. – Двенадцать двадцать четыре по местному времени. В Москве мои друзья еще только просыпаются… Симон!

– Окошко снова распахнулось. Послышалось:

– Эге?

– Парадный завтрак в честь Тани. Срок изготовления – шесть минут.

– Угу! – чуть усмехнулся Симон и захлопнул окошко. Через секунду он пробежал мимо к другому домику, прыгнул в дверцу сразу через все ступеньки, крикнул:

– Ого!

– Приглашает заняться делом, – кивнул на Симона Грохотов. – У нас рассчитан каждый жест… Раз-два!

Мне не пришлось ничего делать, оставалось только смотреть и удивляться. Откидной столик и два сиденья ловко вмонтированы в стенку домика. Грохотов откинул их и подставил табуретку. Сервировка на три персоны производились молниеносно, будто передо мною работали цирковые жонглеры. В гнезде столика торчали два штепселя. Вот моментально включены электроплитки. Консервные банки Грохотов откупорил особым ножом с острозубым колесиком на толстой ручке. Колесико завизжало, словно миниатюрная циркулярная пила, и это напомнило мне районную лесопилку у нас в горном лесничестве.

– Суп с мясом, – сделал любезный жест Грохотов, поставив банки на плитки. – А на второе… Симон! Угощаешь?

– Aгa!

Симон вынес сковородку. Грохотов потер руки:

– Ухитрился вчера подстрелить дикого гуся. Вчера же половину и съели… Симон у нас мировой охотник… А хлеба хватит?

– Ого… – развел руками Симон, показывая, что хлеба много.

Завтрак был чудный. Никогда я не предполагала, что в консервных банках может находиться столько разнообразных вкусных вещей. Главное же, все подогревалось и кипятилось моментально. В поселке электричества не было. Откуда же оно у Грохотова?

Мое торжество наступило после завтрака. Даже Симон широко раскрыл глаза, увидев, как быстро я управилась с посудой. Я все перемыла, вычистила ножи, вилки, ложки, перетерла тарелки. Захотела пошутить и как-то невольно многозначительно сказала Грохотову: