Мои друзья святые. Рассказы о святых и верующих - Горбачева Наталья Борисовна. Страница 41

Слава Богу, в Иерусалиме горненские сестры [43] встретили меня хорошо. Еще в 50-х годах из Покровского монастыря приехали сюда несколько сестер, некоторые из них остались, умерли здесь, кое-кто уехал. А потом уже следующая партия в 1982 году с разных епархий, в 1983 году приехали 10 сестер из Пюхтиц, через четыре года еще десять. К моему приезду в Горнем оставалось 35 сестер. Они уже устали жить без всякого руководства. Предыдущую игуменью Тавифу приняли в штыки, когда она приехала. В Горненском монастыре тогда сестры арабки жили, эти сестры ее плохо приняли: «О, советскую игуменью прислали. Зачем нам советская игуменья?..» Времена-то советские были. И на мать Тавифу так подействовало подобное к ней отношение, что она не смогла здесь жить. Мы с матушкой Варварой тогда были еще в Вильнюсе. И ее прислали сначала в Вильнюс, мы ее там встречали, расспрашивали про Горний. А потом ее благословили вернуться в Ригу, где вскоре мать Тавифа скончалась, я на похороны приезжала. Потом мать Феодора приехала в Горний, была здесь игуменьей около двух лет. Но по состоянию здоровья тоже не смогла жить в Иерусалиме, здесь тяжелый климат. После нее пять с половиной лет никого не было.

И вот за послушание Патриарху в 1991 году в полную неизвестность приехала я. Святейший тогда говорил: «Мать Георгия, надо восстанавливать Горний, поднимать, ремонтировать. Потом и паломники поедут». А я переживаю: «Ваше Святейшество, с кем, как начинать ремонт?» Он мне всегда Пюхтину и Карповку припоминал – как семинаристы к нам ездили. Через несколько месяцев после моего прибытия на Святую землю Святейший прислал двадцать семинаристов с тем, чтобы я дала им «фронт работ». А я не знала, с чего начать восстановление. К собору даже тропинки никакой не осталось, по монастырю не пройти, вся территория была заросшая. Недостроенный собор без крыши стоял почти 90 лет, внутри даже огромные деревья выросли. Жил здесь Яков Викентьевич, Царство ему Небесное, на нашем кладбище похоронен, помог, дал копеечку, купили топорики, пилочки, и вот ребятки к собору расчистили дорогу, потом внутри стали вырубать деревья. Они, правда, мало побыли – очень долго документы оформляли. А как оформили, вскоре и учебный год начался, им надо учиться. Мне только пять семинаристов оставили.

В Пюхтице было натуральное хозяйство, а здесь – ничего. Жить тоже негде было. Ни света, ни городской воды. Раньше здесь жили около 200 сестер, каждая в своем домике. Везде печки были, сами топили, сами себе готовили. Ни гостиницы, ни паломников в Горнем никогда не было. Вода накапливалась за дождливый сезон в цистернах. В игуменском, в трапезной, у храма – большие цистерны, у каждого почти домика была цистерна с чистой водой. Но и цистерны эти пришлось ремонтировать, местных нанимала.

Однажды даже вот что было. Дожди шли обильные, а ко мне одна сестра приходит, другая, говорят, что воды в цистернах почему-то нет. Как нет? Может, вы трубу с крыши забыли в цистерну направить? Нет, все как надо. А прежде, чем начинались дожди, всегда вычищали крыши, желоба. Первый дождичек пройдет – промоет, только потом направляли трубу в цистерну, чтобы вода чистая копилась. И вот нет воды! Я сама пошла, посмотрела, потом позвала Дауда, он араб, который уже 30 лет нам всегда помогает. Дауд приехал, открыл цистерну, спустился вниз по лесенке. Воды было чуть на донышке. Оказывается, кипарисовые корни пробились наружу, и воду-то и пили. Святейший мне звонил очень часто, интересовался, как идут работы. Однажды я ему и говорю: «Спаси, Господи, Ваше Святейшество, за вашу заботу, за любовь, за помощь, за все. Я вам хочу пожаловаться». – «Матушка, – ответил он, – вы никогда ни на кого не жаловались». – «Простите, Ваше Святейшество, у нас кипарисы выпивают воду, я на них жалуюсь». – «Что, что, кто, кто?» – «Кипарисы, – повторяю, – выпивают воду». Он опять не может понять, как будто я неправильно называю какую-то фамилию. Потом ему объяснила, рассказала, что в нескольких цистернах кипарисовые корни проросли и воду выпивают. Святейший так удивлялся, потом даже смеялся, говорил: «Матушка, прямо как анекдот. Я не мог понять, что такое, никогда вы ни на кого не жаловались, а вдруг на каких-то кипарисов жалуетесь». Дауд тогда арабов своих набрал и они корни внутри цистерн вырубали, а потом щели все замазали, заделали, почистили.

И вот уже когда начались ремонтные работы, я сказала отцу начальнику Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандриту Никите (Латушко), что нет воды и тогда подвели к монастырю городской водопровод. Среди семинаристов оказался связист. Он провел в игуменскую городской телефон, который до того отсутствовал. Даже и телефон было непросто провести: везде камень, скалы, траншею не выроешь. Где-то времянку сделали, где-то на деревьях кабель привязали. Паломничество из России (тогда – СССР) начало развиваться с 1960 года, небольшие группы из духовенства приезжали обычно к празднику Святой Пасхи, Святой Троицы и Рождества Христова. В Горний тогда заезжали редко. В начале девяностых паломники появились и у нас, мне нужно было часто звонить в Миссию, без телефона стало уже невозможно жить.

Паломников надо было устраивать на ночлег. На месте нынешней гостиницы «Хадасса», которая сейчас располагается у входа в монастырь, богадельня находилась, из нее решили сделать гостиницу. Внутри этого здания мусор был навален почти до потолка. Еще до семинаристов приехали три брата чуваша, которые до того в Пюхтице долго работали. Они узнали, что меня направили сюда и вдруг приехали в Иерусалим. Ремонт начали эти три братика, выносили мусор в ведрах. Когда семинаристы уже стали крышу чистить, вдруг вертолет прилетел посмотреть, что такое в русском монастыре затевается. И смотреть приходили не раз. Я говорила, что нового ничего не строится, ремонтируем свое старое здание. А внутри надо было и воду, и электричество, и туалет, и душ сделать.

Однажды мне звонят: «Встречайте высоких гостей». Иду к воротам… это сейчас ворота, а тогда просто была калиточка. Не понимаю, кто бы это мог быть, из Миссии не звонили… А приехал с моей родины, из Санкт-Петербурга, Анатолий Собчак с сопровождением; поздоровались, он так обрадовался мне, немного прошелся, природой любуется. «Матушка, какой вид, какой воздух, какая красота у вас, – стал восхищаться. – Я бы с удовольствием у вас жительствовал». А он в Тель-Авиве остановился. Лето: у нас 30, а там, в Тель-Авиве под 40, плюс средиземноморская влажность. Я говорю: «Анатолий Александрович, с любовью приняла бы, но у меня еще ни гостиницы, ничего нет. А уж таких высоких гостей мне и вовсе негде принимать, а восстанавливать некому». И договорились мы с ним, что через две недели я в Питер приеду – как раз отпуск мой намечался – и пойду к Сергею Николаевичу Никешину, 20-й трест, на такой-то улице. Он даст рабочих, оплатит дорогу, зарплата им пойдет – пусть гостиницу отстроят. Я когда прилетела в Россию, встретилась со Святейшим тоже, он обрадовался, что кто-то будет помогать. И вот мне сразу прислали 10 рабочих. Раскладушки им купили, они и жили там, где ремонтировали. Потом уже и другие приезжали.

У сестер ни одного жилища нормального не было – пол ходуном, окна не закрываются. Крыши текут. Казанский храм тоже начали ремонтировать. Иконы в нем сохранялись, но церковь стояла не расписанная. Расписали ее, крышу новой черепицей покрыли. Раньше общей трапезной не было. Кушали сестры только по кельям. На месте новой трапезной стояло какое-то здание, тоже новой черепицей крышу покрыли, стены немного расписали, окна поменяли. А пол был такой, что в трапезу не войти. Отец Никита, начальник Миссии, однажды сюда пришел, как раз когда семинаристы приехали. Я говорю ему, надо решить, какие работы делать, пока здесь ребятки. Может, пол бы они подняли – эти старые доски. Он отвечает, матушка, да зачем? А потом в другой раз он приехал, споткнулся и упал. Тогда только он дал благословение. И вот когда ребята стали поднимать эти доски, оттуда какой только живности ни поползло. Сколько десятилетий пол не менялся. А потом уже положили плитку. И сестры смогли вместе собираться на трапезу повеселели.