Что в имени тебе моем... (СИ) - Кариди Екатерина. Страница 20

Можно себе представить, что чувствовал начальник тайной стражи, когда все закончилось, и он пришел в себя. Как-то не удивительно, что к вечеру его нашли повесившимся в собственном кабинете. То-то во дворце все забегали... Такое дело, да еще накануне царевой свадьбы.

А Михель-злой сказал про себя:

- Первый, - и, мечтательно улыбнувшись, отправился на свидание к советнику Эзару.

***

Надо сказать, что и царском гареме не было спокойствия. Гарем Владыки Зимруда гудел, как растревоженный улей. Вместо того, чтобы ублажать себя любимых нарядами, драгоценностями, лакомствами, ваннами и притираниями, а также другими высокоинтеллектуальными занятиями, да хотя бы интригами и заковыристыми ритуалами с целью забеременеть, жены и наложницы совещались. Постоянно проводились совещания на всех уровнях, кто с кем и против кого будет дружить, как подольститься к новой жене их господина и повелителя, как при этом не поссориться со старыми, как попытаться успеть забеременеть за оставшиеся шесть дней до приезда царевны Элении и вообще, как успеть и урвать...

Счастье Владыки, что он этого всего не видел и не слышал. За исключением двух немолодых уже наложниц, бывших с ним почти со дня смерти царицы Нитхиль, с которыми у него сложились скорее дружеские отношения, все остальные смотрели на него исключительно как на источник потребления. И всем жадно хотелось потреблять его больше и больше. И по возможности не делиться. А ведь он был бесконечно щедр со своими женщинами, никого никогда не обижал и лаской не обделял. Разве что не любил. Так ведь и они его не любили! Ни одна! Вот оно, одно из следствий проклятия, о котором бедный Владыка даже не подозревал.

В общем, ставки за право провести ночь в объятиях повелителя поднялись до заоблачных высот. И это было само по себе странно, потому что их царь далеко не в первый раз обзаводился новой женщиной в свой гарем, и это никогда не вызывало подобного ажиотажа. Женщины нервничали, охранницы-амазонки устали следить за их постоянными перемещениями, кухня была в мыле от невероятнейших заказов, поступавших одновременно. Бедный Марсиэль не вылезал из покоев царевых жен, а еще на очереди были полчища наложниц. Впрочем, для эльфа было куда лучше и безопаснее находиться среди женщин гарема, чем в мужском обществе. Он это уже понял и пользовался ситуацией, пока мог.

Никому не приходило в голову, что это странное нагнетание суеты и атмосферы неуверенности и страха напрямую связано с присутствием во дворце злого. Никому.

***

Странное самоубийство верного начальника тайной стражи сильно потрясло Зимруда. Он не мог себе представить, что подкосило этого человека железной воли, блестящего проницательного ума и тонкой интуиции до такой степени, что он покончил счеты с жизнью. Зная своего друга, а Марханзар определенно был другом Зимруда много лет, Владыка понял, что толкнуть его на такой шаг могло разве что сильное чувство вины. И он все время задавал себе вопрос:

- Что? Что же это за вина? В чем ты мог так облажаться, что постыдился прийти ко мне и покаяться? Я бы простил тебя. В чем таком тебе было каяться, мой друг? Вся твоя жизнь открыто прошла передо мной как на ладони, что же с тобой могло случиться?

Помимо чувства потери страшно мучило царя то, что его друг не доверился ему, предпочтя унести свою тайну в могилу. Не было у него сегодня душевных сил ублажать своих женщин, ему самому необходима была помощь. А потому он велел привести к себе двух своих старых наложниц-подруг Гульшари и Захарию. Четыре амазонки сопроводили двух закутанных в плащи с капюшонами женщин в покои царя, откланялись и ушли. Женщины остались стоять в недоумении, он посещал их редко, а к себе и вовсе никогда не вызывал. Владыка Зимруд сгорбившись сидел на диванчике с низенькой спинкой. Перед ним стоял столик с ужином, а на полу множество подушек. Зимруд жестом подозвал обоих женщин подойти и предложил присоединиться:

- Захария, Гульшари, девочки, поужинайте со мной.

- Спасибо, Владыка, мы сделаем это с удовольствием.

Женщины присели рядом на подушках у его ног и взяли со столика по мясному пирожку. Зимруд любил мясные пирожки, и повар изощрялся, готовя специально для царского стола крохотные румяные и ароматные пирожочки. Видя, что их повелитель подавлен, Гульшари набралась смелости и спросила:

- Что печалит нашего повелителя? Может мы могли бы помочь...

- Ах, верные мои подруги, мне... мне...

Непривычно было видеть, как царь заикается и не может высказать своего пожелания. Зимруд вздохнул:

- Мне сейчас нужна поддержка, - он покачал головой, - Я потерял друга. И он...

Владыка не мог продолжать, боль душила. Потом все-таки признался:

- У меня нет матери, нет сестер, братьев. Некому пожалеть меня в моем горе. Дочь я не хочу обременять этим... - он взглянул на притихших женщин и продолжил, - Будьте сегодня моими сестрами.

- Владыка... - на глаза Захарии навернулись слезы, - Позволь обнять тебя, позволь забрать твою боль.

Он протянул им руки, призывая обоих в свои объятия, женщины обняли его с обеих сторон. Чувствуя, что царь дрожит и глубоко дышит, сдерживая слезы, Гульшари, погладила его спину и, уткнувшись ему в шею, прошептала:

- Плачь, Владыка, плачь... В том, чтобы оплакать друга, нет стыда. Плачь.

И плакал царь. Плакал в объятиях тех, пред кем он не постеснялся показаться слабым и уязвимым. Обычным человеком, просто одиноким человеком, а не всесильным Властителем пустыни. Перед женщинами, которых в эту минуту он считал сестрами.

***

Дагон, придя этой ночью в покои Янсиль, обнаружил в саду нового духа растительности. Кариса он прекрасно знал в лицо, а этот новенький ему совершенно не понравился. О чем темный не преминул дать понять субтильному парнишке с зелеными волосенками. Вид разгневанного и подстрекаемого ревностью темного был пугающ и прекрасен одновременно. Но Фрейс видел только его страшную сторону, ибо красота интересовала духа растительности только в зеленом царстве растений, и на дышащие угрозой слова, что он здесь делает, Фрейс слегка заикаясь, честно ответил:

- Р-р-розу выращиваю для п-п-принцессы. Она проснется и обрадуется.

- Дай сюда розу, и свалил отсюда быстро, и чтобы я тебя здесь больше не видел!

Видя, как закручиваются смерчи тьмы вокруг злющего темного, Фрейс счел за благо отдать розу без возражений. Дагон при виде дивного цветка смилостивился и заговорил уже нормально:

- Я тебя здесь первый раз вижу. Как тебя зовут?

- Я Фрейс. Из Фивера. Был смотрителем царского сада, - мечтательно протянул молодой дух растительности.

- Меня зови Дагон, - они пожали друг другу руки, - А здесь как оказался?

Фрейс пугливо огляделся по сторонам, сделал темному знак приблизиться и зашептал:

- У нас тут... в Фивере... на днях царь Александр умер...

- Угу.

- Да. Он болел давно... Ну... потому что его брат травил... Баллерд. И теперь этот Баллерд стал царем.

- А тебя это как касается? Не пойму.

- Да тихо ты... А я травку одну вырастил, хорошую, - Фрейс гордо приосанился, - Короче, с помощью этой травки, царь Александр хоть и был при смерти, но смог зачать сына.

- Да ты что?

- И теперь я ужасно боюсь. Если этот Баллерд узнает...

- И что тебе тот Баллерд сделает?

- Ты не понимаешь, Баллерду служит злой, - он прошептал Дагону на ухо о ком идет речь, - Мне не жить.

- Успокойся, мы все уладим.

Дагон был уверен, что сможет помочь мальчишке Фрейсу, потому что с тем злым, которого Фрейс боялся как огня, он имел неплохое общение, и надеялся при случае замолвить словечко.

- Ладно, что розу вырастил - молодец. А теперь исчезни.

Что обрадованный Фрейс тут же и сделал.

Обнаружив утром на своей подушке прекрасную пунцовую розу, принцесса Янсиль затряслась от страха и залилась слезами. Не зря ее сны были такими странными, кто-то приходит к ней в спальню по ночам. Но кто?