Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих - Горбачева Наталья Борисовна. Страница 40
– Сирота? Почему родные не отпели?
– Да все неверующие…
Служительница подняла на меня глаза и строго сказала:
– Спрошу у батюшки, завтра приходите за ответом.
– Понимаете… – начала было я, но поняла, что ничего не объясню и что событиям лучше идти своим чередом.
– Утром можно?
– Можете позвонить. – И она протянула мне написанный на клочке бумажки номер телефона.
– Что? Думаете, надежды нет?
– Надежда есть всегда, – улыбнулась служительница.
– Спасибо.
На следующее утро я получила ответ: неверующего батюшка отпевать не будет.
Меня охватил какой-то мистический страх: будто лезу я чуть не к черту на рога, в запретную зону, нарушаю какое-то табу. Сказали же: не надо отпевать, значит, не надо. Иначе – представилось почти явственно – беда мне… Бед в ту пору было под завязочку, спасибо, больше не надо. Что за тяжкий грех совершил дядя Володя, если в двух храмах отказали ему в отпевании? Ведь неслучайно это…
Перед отъездом я сбегала в свой храм, поставила пред иконами мученицы Натальи и Николая Чудотворца свечки, помолилась, чтобы охраняли меня в путешествии. В дверях столкнулась с духовником.
– Вот, уезжаю к родителям, благословите…
– Бог благословит, – осенил меня батюшка крестом и вдруг спросил. – Отпела?
– Нет… – пожала я плечами.
– Там отпоешь, – как бы между прочим, но повелительно сказал он.
– Там времени не будет, – ответила я. – Застолье.
– Найдешь…
С тем и расстались. Мне стало обидно: почему здесь-то нельзя было отпеть близкого человека. Новое благословение теперь попробуй выполни.
Празднование перенесли на воскресенье, третье декабря. Приехав к родителям в другой город, я сразу включилась в хлопоты приготовления завтрашнего застолья. Любил народ покушать материной стряпни и выпить «под гуся и без оного». Особенно любил этот тост дядя Володя.
Гости собирались к обеду, часам к трем – кто раньше, кто позже. Началась церемония встреч со взаимными объятиями, целованиями и передачей подарков. О новопреставленном ни один из живых не вспомнил. Может, потому, что давно не приходил на родительские застолья, года два тяжело болел. Но ведь еще и двух недель со дня смерти не прошло, неужели уже совсем забыли?.. Или вообще не знают? Что за люди! Я оделась и постаралась незаметно улизнуть из квартиры.
– Наталья, ты куда? – строго спросил отец. Он так ждал моего приезда…
– Да по делам, нужно… Я приду…
– Матери помочь надо!
– Тут теперь помощников… – присвистнула я. – Справитесь.
Мне захотелось именно сегодня вечером, в канун праздника Введения во Храм Пресвятой Богородицы, заказать отпевание. И еще мне не давала покоя мысль, что дяде Володе сейчас так грустно… Если вдруг дано ему видеть, что лучшие друзья не очень переживают о его кончине… А, собственно, в чем должно заключаться «переживание»? Более всего в молитве о прощении грехов усопшего. Но если люди к молитве не приучены – какой с них спрос!
Я отправилась в городской собор в надежде, что в его многолюдстве будет проще заказать требу. Оказалось, что праздничную всенощную возглавит митрополит. В храме шли последние приготовления, народ прибывал и прибывал. Встав в конец длинной очереди к свечному ящику, я сначала не могла сообразить, почему так много детей? Ах да, это же «детский праздник» – воспоминание о том, как в Иерусалимский храм на воспитание привели трехлетнюю Деву Марию. Дорогие детки, вот с Кого вам надо брать пример, в очереди за свечами думала я, с этой чудной Девочки, Которая была так чиста и так любила Бога, что сам Архангел Гавриил являлся, чтобы учить Ее Божественным истинам…
– Что у вас? – услышала обращенный ко мне вопрос.
– Отпеть… новопреставленного Владимира.
– Свидетельство о смерти есть?
– Нет… Понимаете… – снова попыталась объяснить я.
– Без свидетельства не отпеваем, – заученно твердо сказала служительница.
– Может, самоубийца, – услышала я сзади.
– Девушка отходите. Мне три по сто. И вот эта свеча почем?
«Три по сто» живо напомнило мне начавшееся дома застолье… И куда мне теперь идти?
Вдруг по храму пронесся громкий шепот, народ кинулся к ковровой дорожке, расстеленной от входа к алтарю. В храм вошел митрополит. Подойти к нему было уже невозможно. Подпрыгивая и пытаясь протиснуться поближе к дорожке, я видела, что митрополит благословляет исключительно детей. Ни один из взрослых не удостоился митрополичьего благословения. «Детский праздник», что тут скажешь. Началась всенощная, на которой присутствовать я не собиралась – из-за семейного торжества.
Заметив вдруг, что женщина за свечным ящиком передает дела другой и, торопливо одевая дубленку, собирается уходить, я стала пробираться туда. Попытаться в последний раз? Духовник почему-то ведь сказал: «Там отпоешь». Служба началась, народу у свечного ящика почти не осталось. Ладно, последняя попытка – и ухожу.
Новая служительница снова спросила меня, есть ли свидетельство о смерти. Почувствовав слабину в ее голосе, я стала с жаром уговаривать ее сделать такую Божескую милость – отпеть друга семьи, которого больше некому отпеть…
– Вы понимаете, что я не могу нарушить порядок? – сказала она.
– Ну при чем здесь этот порядок, если человеку на том свете плохо? Никак не прочитают над ним разрешительную молитву… Законничество какое-то! Где любовь?
– Девушка, порядок должен быть…
– Вот вы, вы лично, – напирала я, – хотели бы чтобы с вашей душой так поступили? Неверующие у него родственники, не понимают важности. А я понимаю, верю! Ведь и младенцев крестят по вере родителей. Младенцы вообще ничего не соображают, когда их крестят.
– Меня отпоют! – уверенно сказала она.
– А вдруг? Мало ли в жизни обстоятельств? Вам хорошо будет, если не отпоют? Нет, я вам не желаю этого…
– Ладно, – махнула она рукой. – Давайте деньги. Будет на вашей совести…
– Ой, спасибо, – обрадовалась я и протянула деньги. – Как ваше имя? Помолюсь.
– Виринея, – ответила она. – Ваше-то как?
– Наше… Владимир, новопреставленный.
Я отошла и на радостях решила помолиться на всенощной. В конце концов, лучший подарок на годовщину свадьбы – молитва о «молодых», чтобы продлилась их жизнь на многая и благая лета. Пусть выскажет отец свое мне недовольство, а мать – добавит под горячую руку. Что с того? Надо пострадать за доброе дело.