Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих - Горбачева Наталья Борисовна. Страница 7

Декан в целом оказался хорошим физиономистом, книжицу я поняла в нужном направлении. И решилась на обнаженку исключительно из идейных соображений, потому что была готова участвовать в событиях, приближающих новую эпоху Возрождения – эпоху свободы и красоты. Тогда я была уверена, что можно приблизить эту эпоху собственными усилиями и что свобода и красота – это безусловные ценности. Не знала я еще евангельских истин: «Если пребудете в слове Моем… познаете истину, и истина сделает вас свободными»,[8 - Ин. 8:31–32.] «Где Дух Господень, там свобода»,[9 - 2 Кор. 3:17.] «Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете».[10 - Ин. 8:36.]

Когда я шла на первый сеанс, меня подташнивало, подмышки были липкими и мокрыми от пота. Я уговаривала себя: ведь и студенты-медики осматривают голых пациентов во время врачебной практики – и ничего, никто не считает эту ситуацию аморальной…

Перед сеансом декан зашел в мастерскую и строго предупредил:

– Узнаю, что кто-нибудь хамит, отчислю невзирая…

Решиться надо было только на первый шаг – сказать себе: «Вперед, в неизвестное», взойти на подиум, сбросить халат и замереть. И удивительно – стены не рухнули. Работа пошла. На занятиях в мастерской стояла такая тишина, что среди сосредоточенного сопения было слышно лишь чирканье карандашей о ватман.

Декан после той первой, дореволюционной книжицы стал давать мне другие книги по искусству, которые я «проглатывала» как романы, не все и не каждый раз понимая, почему так, а не иначе. Постепенно передо мной приоткрылась завеса иного мира – мира художественных образов. Они составляли отдельную вселенную. Ее законы, как мне казалось, были в корне отличны от постулатов знакомого мне мира – мира ясных формул и логических построений. Я была сбита с толку, растеряна, но terra incognita манила меня. Робко, не веря в успех, я стала мечтать о том, чтобы узнать законы новой вселенной, которая была не здесь и не там, а в голове или – в уме, а может, в сердце, Бог знает. Это была прививка будущего моего писательства…

И вот что еще… Когда я уже стала регулярно ходить в храм, выстаивать службы порой было очень трудно – казалось, что сейчас подкосятся ноги, спина переломится, упаду от духоты в обморок… Но в самые отчаянные моменты я вспоминала свое трехчасовое и более «стояние» на подиуме и стыдила себя: «Ради денег могла все вытерпеть, а ради Бога – слабо…» Так и переломила все эти «не могу».

Ассоль

Деньги, заработанные в художественном училище, я не потратила, как хотела, на поездку в Самарканд. Стало почему-то жалко, решила копить.

На моем последнем, пятом курсе мехмата занятий стало меньше. Факультет гудел разговорами о предстоящем дипломе: кто руководитель, какая тема, в каком институте пристроиться поработать на ЭВМ, на каком языке писать программу – на Алголе или Фортране? Куда распределяться после университета? Я тоже решала все эти насущные проблемы и… продолжала подрабатывать натурщицей «в штатном режиме»: кто бы только знал…

В училище я часто приходила с пачками перфокарт, потому что между делом бегала на физфак, где располагалась ЭВМ, на которой строго по расписанию «прогоняла» свою дипломную программу. Программа была записана на этих самых пачках бумажных перфокарт – то была эпоха каменного века программирования, случившаяся всего-то лет тридцать – сорок назад. Художники в конце концов разузнали, что я учусь на отделении прикладной математики мехмата – самой модной и перспективной специальности, за которой многие прочили большое будущее; оно и наступило – в виде нашествия современных бытовых компьютеров, ноутбуков, нетбуков, планшетов и прочая. Для одаренной художественным талантом молодежи я тогда, можно сказать, была живым «гостем из будущего», зарождающегося мира компьютерной техники; о головокружительной перспективе развития этой техники и ее зомбовлиянии на души населения даже в научной фантастике прозрения были весьма робкими. Некоторые из моих рисовальщиков проявляли искреннюю заинтересованность к моей будущей профессии и на переменах просили что-нибудь рассказать.

Я и рассказывала, популяризируя свои студенческие знания, например, о БЭСМ-4, на которой «просчитывала свой диплом». Советская большая электронно-счетная машина, БЭСМ-4, второго поколения, на полупроводниковых транзисторах, считала с огромной скоростью – двадцать тысяч операций в секунду. В повести «Понедельник начинается в субботу», которую написали основатели советской научной фантастики братья Стругацкие, главный герой программист Привалов видит во сне БЭСМ с панелью управления цвета заварного крема, а это тебе – не фунт изюма, это многозначительный намек на важнейшие успехи современной научной мысли.

А еще группа ученых создала математическую модель движения кошки. Машина БЭСМ-4, выполняя написанную программу решения дифференциальных уравнений, нарисовала – вот как высоко взлетела человеческая мысль – минутный мультфильм «Кошечка», который удивительно правильно воссоздал движения кошки. И уже вовсю выпускают новую модификацию БЭСМ, супер-ЭВМ БЭСМ-6, которая, как считалось, является самой быстрой не только в СССР, но и в Европе, производя до миллиона – целого миллиона! – операций в секунду. Этакое чудо вместе с вентиляторами и другими подсобными механизмами занимало площадь… всего 150 квадратных метров.

И наконец, самые последние, свежие новости 1975 года были таковы: модернизированная БЭСМ-6 в составе вычислительного комплекса обрабатывала данные траектории полета космического корабля «Союз – Аполлон» за 1 минуту, в то время как американская сторона на такой расчет тратила 30 минут.

Рассказывала, видимо, я увлекательно, завораживая художников спецтерминами: они прочили мне большое преподавательское и инженерное будущее. Но я не оправдала этих надежд и с дистанции сошла…

Причина на первый взгляд была самая ничтожная – телефонный звонок незнакомца, но из нее, как из малюсенького горчичного зерна, выросла необходимость заняться совершенно другим делом. Подобных малюсеньких «случайностей», круто менявших линию моей жизни, было несколько. Только через много лет их совершенно хаотическое на первый взгляд нагромождение удалось выстроить в стройную линию жизни, которую только и может сотворить Промысл Божий. И чудо, что мне, заблудшей Божьей овечке, в полнейшей какофонии разнообразнейших влияний удавалось услышать зов Пастыря, еще не зная Его.

Но поначалу жизнь всколыхнулась так, что все стало мутно и совершенно непонятно.

Однажды мне позвонили. Бархатный мужской голос спросил:

– Здравствуйте, это Наташа?

У меня замерло сердце. Это он, тот самый художественный гений…

– Здравствуйте, это она… – спокойно ответила я.

– Дело в том… что мне порекомендовали вас как прекрасную натурщицу… Иван Всеволодович… декан…

Я молчала. Вдруг стало обидно, что меня, студентку, почти отличницу мехмата, а также «комсомолку, спортсменку, наконец, просто красавицу», как говорил товарищ Саахов, порекомендовали «как прекрасную натурщицу».

– Что-то не так? – интеллигентно переспросил незнакомый голос.

– А вы кто?

– Член Союза художников, только не смейтесь, Иван Андреевич…