Хрестоматия по истории СССР. Том 1 - Тихомиров М. Н.. Страница 65

Как только была им весть, что князь великий вышел из города, они тотчас же подошли к Москве изгоном февраля в 12 день в субботу, в 9 часу ночи, накануне воскресенья о блудном сыне, и взяли город, потому что не было никого, кто бы им сопротивлялся, и никого, кто знал бы об их нападении, кроме их же единомышленников, которые им отворили город. Они же, войдя в город, взяли в плен великих княгинь, Софью и Марию, и казну великого князя и матери его разграбили, а бояр их взяли в плен и пограбили, и иных многих, и горожан. И в ту же ночь отпускает князь Димитрий Шемяка князя Ивана Можайского на великого князя Василия к Троице изгоном с многими своими и с его людьми.

В самую же обедню, в воскресенье о блудном (сыне) примчался к великому князю некто Бунко, говоря ему, что идут на него ратью князь Димитрий Шемяка да князь Иван Можайский. И не поверили ему, потому что тот Бунко незадолго до этого отъехал к князю Димитрию. И (великий князь) сказал: «эти (люди) нас смущают, а со своими братьями я обменялся присягами, как же так может быть?» И повелел того(Бунка) из монастыря выгнать и вернуть назад, а как он (Бунко) был на Воре, то его взяли караульные стражи и били. А князь великий хотя и не имел к нему веры, все же послал стражу к Радонежу. Стражи пришли и остановились на горе над Радонежом стеречь, и узнала их стража (Шемяки) издалека, а они ту стражу не заметили, потому что не имели веры к тем вестям. А те стражи (Шемяки) сказали князю Ивану, что стоит стража за Радонежем на горе. Он же велел изготовить много саней, точно возы с рогожею и полостями, а в них (посадили) по два человека в доспехах, а третий позади идет как бы за возом. И как передние уже прошли, все выскочили из саней и схватили их (стражу великого князя) и взяли в плен, а убежать им было некуда, потому что тогда снег лежал (глубиною) на девять пядей. Итак, они (люди Шемяки) быстро пошли к монастырю и поскакали на конях с горы к селу Климентьевскому, точно на любимую охоту. А великий князь, увидев их, побежал сам на конюшенный дворец, а конь для него не был приготовлен, потому что сам он все случившееся считал невероятным, надеясь на присягу, и ничего не велел себе приготовить, а все люди были в унынии и в великом смущении, точно обезумевшие. Князь же великий, увидев, что ему нет никакой помощи, быстро пошел к каменной церкви святой троицы. Пономарь же инок, по имени Никифор, пришел и отомкнул церковь, князь же великий вошел в церковь, а Никифор замкнул (церковь), ушел и спрятался. А они, убийцы, как свирепые волки, прискакали в монастырь на конях, раньше всех Никита Константинович и взъехал на коне на лестницу к передним дверям церковным. Когда же он стал слезать с коня, то ударился о камень, вделанный на примосте к передним дверям церковным. Остальные пришедшие подняли его, он же едва отдышавшись, выглядел как пьяный, а лицо у него было, как у мертвеца. Потом и сам князь Иван прискакал в монастырь и все их воинство. И начал спрашивать князь Иван: «где князь великий?» Великий же князь услышал внутри церкви, как говорил князь Иван, и закричал громко, говоря: «брат, помилуйте меня, позвольте мне видеть божий образа и пречистой матери его и всех святых, я не выйду из этого монастыря и здесь постригусь». И пошел к южным дверям, отпер их и взял икону, что над гробом святого Сергия — явление святой богородицы с двумя апостолами святому Сергию, и встретил в тех же дверях князя Ивана, говоря: «брат, целовали мы животворящий крест и эту икону в церкви живоначальной троицы, у этого же гроба чудотворца Сергия, что не думать нам, не хотеть никому из наших братьев никакого зла, а теперь я не знаю, в чем виноват». Князь же Иван сказал ему: «господин государь, если захотим тебе зла, пусть будет и над нами зло, но сделали это ради христиан и из-за твоего выкупа; увидев случившееся, пришедшие с тобой татары облегчат выкуп, который ты должен давать царю». Князь же великий поставил икону на свое место и упал ниц у гроба чудотворца Сергия, обливаясь слезами, тяжко вздыхал, молясь и захлебываясь от крика так, что удивились все бывшие тут, даже пришедшие злодеи прослезились. А князь Иван, сделав немного поклонов в церкви, вышел, сказал Никите: «возьми его». И князь великий, после долгой молитвы, оправившись от неожиданности, и осмотревшись, громко сказал: «где брат князь Иван?» Приступив же (к нему) Никита, злой раб гордых и немилосердных мучителей, взял за плечи великого князя, говоря: «ты взят великим князем Димитрием Юрьевичем». Князь же великий сказал: «да будет воля божия». Он же. злодей вывел его из церкви и из монастыря и посадил в голые сани, а против его монаха, и так уехал с ним в Москву, а бояр его всех захватили, а остальных ограбили донага и отпустили.

А сыновья великого князя, князь Иван и князь Юрий, спрятались в том же монастыре; они же кровопийцы ушли, точно после хорошей добычи, а о них не подумали, не спрашивали. Сыновья же великого князя, Иван и Юрий, в ту же ночь побежали из монастыря с оставшимися у них людьми, которые спрятались, и прибежали к князю Ивану Ряполовскому в Юрьев в его село Боярово; князь же Иван с всею братьею, с Семеном и с Димитрием, и со всеми людьми своими бежали с ними к Мурому и там затворились в городе со многими людьми.

А князя великого Василия в понедельник в ночь на мясопустной неделе, февраля 14, привели в Москву и посадили на дворе Шемякине, а сам князь Димитрий стоял на дворе Поповкине. В среду на той же неделе, на ночь ослепили князя великого и отослали в Углич с его княгинею, а мать его великую княгиню Софью послали в Чухлому. Услышав об этом, князь Василий Ярославич побежал в Литву, и с ним князь Семен Иванович Оболенский, а остальные дети боярские и все люди били челом служить князю Димитрию, и он их привел к присяге. Один Федор Басенок не захотел ему служить. Князь же Димитрий велел возложить на него тяжкие оковы и держать за стражею. Он же подговорил своего пристава, освободился из оков и бежал в Коломну, и там прятался у своих друзей; и многих людей подговорил бежать с собой, и, пограбив коломенский уезд, побежал в Литву с многими людьми и прибежал в Брянск к князю Василию Ярославичу, а тот Брянск, да Гомель, да Стародуб, да Мстиславль и иные многие места дал король князю Василию Ярославичу в вотчину. И князь Василий Ярославич дал Брянск князю Семену Оболенскому да Федору. Басенку. А князь Димитрий, услышав, что дети великого князя находятся в Муроме со многими людьми, не захотел на них послать войско из боязни, потому что все люди возмущались его княжением и на него самого замышляли, желая видеть великого князя Василия на государстве. Князь же Димитрий, замыслив так, призвал к себе епископа Рязанского Иону в Москву. Когда же тот пришел, обещал ему митрополию и начал ему говорить: «отче, пошел бы ты в свою епископию, в город Муром и взял бы детей великого князя на свою епитрахиль, а я рад их жаловать, отца их великого князя выпущу и дам ему достаточную вотчину, чтобы ему можно было жить». Владыка же Иона пошел в Муром на судах, и с теми речами князя Димитрия пришел в Муром и начал говорить речи его боярам детей великого князя, трем князьям Ряполовским и остальным. Бояре же много о том думали и решили так: «если мы ныне епископа не послушаем, не пойдем к князю Димитрию с детьми великого князя, то он возьмет город с бою, а захватив их, сделает им, что захочет, так же и отцу их великому князю и всем нам, и для чего будет служить наша твердость, если не послушаем епископа». И сказали они владыке Ионе: «если пришел с такими словами от князя Димитрия к нашим государям, детям великого князя, да и к нам, то мы сами не осмелимся так сделать, чтобы отпустить детей великого князя без подкрепления (клятвой); иди в соборную церковь рождества пречистой и возьми их Из пелены (у образа) пречистой на свою епитрахиль, тогда отпустим их с тобою и сами с ними пойдем». Владыка же Иона обещал так сделать, вошел в церковь и начал молебен пречистой; и совершил молебен и взял их из пелены пречистой на свою епитрахиль, и пошел с ними к князю Димитрию в Переяславль (Рязанский), где он тогда находился, а в Переяславль пришли месяца мая в 6 день. Князь же Димитрий несколько почтил их, лицемерно призвав их к себе на обед и одарив, а на третий день после того с тем же владыкою Ионою послал их в Углич к отцу в заточение. Иона же дошел с ними до их отца и, оставив их там, возвратился к князю Димитрию, который велел ему идти в Москву и сесть на митрополичьем дворе. Иона так и сделал.