Бойтесь данайцев, дары приносящих - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 57

– И ты, Иноземцев, давай с нами.

Стремительнейшей походкой впереди всех, главный конструктор пронесся по коридорам, сбежал по лестнице, выскочил из здания, где сидели инженеры и проектанты, пролетел заводскую территорию и ворвался в цех. Феофанов и Иноземцев за ним едва поспевали.

В цеху на стапеле стоял новый корабль из серии «Восток» – как две капли воды похожий на прочие «Востоки», – испытанный, бравый корабль, на которых слетали поодиночке уже шестеро советских героических людей: Юра, Герман, Андриян, Паша, Валера, Валентина.

– Вот, гляди, – сказал Королев, обращаясь исключительно к Феофанову, словно Владика рядом и не было. – Ты, помнится, у меня в космос просился? Будет тебе космос. Все сделаю, чтоб ты полетел. Но с одним условием: ты, очень быстро, переделаешь мне этот корабль в трехместный. Третье место в корабле, обещаю, будет твое.

– Трехместный?! – У Феофанова, казалось, очки поднимаются на лоб от удивления. – Здесь и двоих-то некуда усадить! Трехместный – совершенно невозможно!

– Возможно, Костя, возможно! Поэтому бросай все дела, три дня тебе срока, и доложишь мне первый эскизный проект.

– Да здесь, в кабине, и двое-то с трудом поместятся!

– Ты в космос хочешь, Костя? Я тебе говорю: трехместный – значит, нужен трехместный. Могу тебе прямо сейчас рассказать, что, в принципе, надо сделать. Но ты парень грамотный и сам, без меня, разберешься. И пусть, вон, Иноземцев предлагает – как раз ему материал для кандидатской будет. И вторую модификацию давайте, мне срочно предложите: как из этого корабля выйти, в скафандре, в открытый космос. Всю остальную свою работу отставь – «Союзом» пусть заместители твои занимаются, а мне дай, и срочно, две новые модификации «Востока». Один корабль – трехместный, и второй – для выхода в открытый космос.

– Один вопрос, Сергей Павлович. – Феофанов был одним из тех немногих, кто на равных, и непримиримо, спорил и возражал Королеву. – Зачем все это надо?

– Тш-шш, Константин Петрович, – поднял палец кверху Королев. – Приказ с самого верха.

Галя

Когда Галя пришла к Провотворову с рапортом об увольнении – из полка подготовки космонавтов и из армии, – он встретил ее холодно. Казалось, он обо всем уже знал. Их отряд был что коммунальная квартира – никакие тайны не держались, все обо всех тут же становилось известно.

– Давай рапорт, – молвил Иван Петрович. Пробежал глазами. – Уходишь, значит? А ты не в курсе, Иноземцева, что в советскую армию, да в полк подготовки космонавтов, попасть трудно – но уйти еще, может, сложнее?

– Ничего, не будете отпускать, – разыграла она домашнюю заготовку, – комиссуюсь по состоянию здоровья. Я тут рентген у гражданского доктора делала: три трещины в трех позвонках. Прыжки с парашютом и перегрузки, увы, категорически противопоказаны. – Насчет трещин в позвонках она не врала, не блефовала: неудачное приземление в Киржаче сказалось. Укатали в итоге сивку крутые горки.

– Вот как? – совершенно равнодушным голосом протянул генерал. И тут же достал самописку и рапорт ее подписал. Даже для проформы уговаривать остаться не стал, ни словечка не сказал – а она, признаться, надеялась. Помимо отряда, все-таки не чужие люди. Столько времени постель делили. Столько хорошего, если вспомнить, было вместе.

В голове пронеслось серией мгновенных стоп-кадров: вот генерал умыкает ее из Энска от свекрови… Вот он ведет ее в двухсотую секцию ГУМа и покупает все подряд. Вот они сидят в ресторане «Арагви» и плавают в бассейне «Москва»…

Правда, все это было и сплыло, и теперь Галя не испытывает к этому человеку ничего, кроме холода и даже отвращения, но все-таки хотя бы в память о прошлом мог бы он малейшее проявить участие в ее дальнейшей судьбе? Хотя бы спросить: какие у нее планы? Где (и с кем) она собирается жить? Чем заниматься?

От ледяной глыбистости генерала защекотало в носу и слезы на глаза навернулись. А Провотворов только одно сказал: «Сообщи мне свой новый адрес. Я распоряжусь, чтобы тебе доставили из моей квартиры все твои вещи. Кольцо, что я тебе тогда подарил, можешь оставить у себя».

Галя вскочила и, чтобы при Провотворове не разреветься, выскочила из кабинета – и только в коридоре дала волю слезам.

Жить с Владиком она, как и собиралась, не стала. Муж купил раскладушку и принялся ночевать в новой квартире в Подлипках.

Галя вместе с Юрочкой осталась на съемной в Лосинке. Супруг был благороден: живи, буду оплачивать ее сколь угодно долго. Галя фыркала: «Да я и сама смогу за жилье платить». Однако в реальности у самой получалось плохо.

Ее взяли работать в школу, да не простую, а спец. Правительство недавно приняло решение о том, что надо изучать языки – притом особенно тщательно не немецкий, как раньше, а нового потенциального противника – то есть «инглиш». По Москве срочно начали преобразовывать обычные школы в специальные, с углубленным изучением языка. Кадров для них не хватало, и Галю с радостью взяли. Однако несмотря на то, что нагрузку ей с ходу дали бешеную, полторы ставки, двадцать семь часов в неделю, плюс классное руководство, – все равно зарплата получалась гораздо меньше, чем у младшего лейтенанта в полку подготовки космонавтов. И вторая сложность: с момента, как после родов Владик увез ее с грудным Юрочкой пожить у свекрови, Галя практически не ведала бытовых забот-хлопот. А когда это было? В апреле шестидесятого – считай, три с половиной года прошло. В Энске все бытовые хлопоты брали на себя свекровь, свекор и бабушка. У Провотворова, в Доме правительства, она и вовсе сыром в масле каталась: прислуга, няня. Затем – в госпитале лежала, служила в полку подготовки космонавтов, с прекрасным четырехразовым казенным питанием и готовым обмундированием. А если им, космонавткам, платья вдруг надобились – их лично Юрка Первый в той же двухсотой секции ГУМа доставал.

И вот теперь Галя снова оказалась один на один с советским бытом. Хочешь молока достать свежего, совхозного? Надо в шесть утра вставать и идти на угол, куда привозят бочку. Юрочке требуются ботиночки, чулочки, пальтишко, из всего мальчишка вырастает? Надо ехать ловить в «Детский мир», очередищу выстаивать. Мечтаешь побаловать его клубничкой в сезон? Опять ищи по овощным или на рынке, покупай втридорога. Плюс к тому: стирка, уборка, готовка.

По субботам Юрочку из садика забирал Владик и оставлял его у себя в новой подлипкинской квартире на все выходные. Супруг постепенно обрастал хозяйством: кроме тех самых граненых стаканов, появились чайник, чугунная сковорода, кастрюля. Галя, невзирая на то, что с мужем не жила, чувствовала свою ответственность, старалась помочь ему обставиться, обустроиться. Как женщина активная плюс, как она считала, домовитая, схватилась за дело. Деньги у Владика водились – еще не кончились со времен затяжной командировки на космодром, да и в ОКБ ему то и дело подбрасывали премии.

В ту пору Москва начинала сходить с ума по полированной мебели из ДСП: легкой, изящной, не то что бабушкины тяжеловесные комоды. Вдобавок купишь румынский гарнитур под названием «жилая комната», и все проблемы обстановки до конца жизни решены: в одном наборе тебе и сервант, и платяной шкаф, и секретер с баром, и стол, и стулья! Но, как все хорошее, гарнитур следовало выстрадать, поискать. И однажды в выходной Галя отправилась в дом мебели на Ленинский проспект – авось выбросят.

Но ничего, конечно, в государственном мебельном подходящего не было – наивная она какая-то, просветили ее толкущиеся граждане, даром что учительница. Все вожделенные румынские гарнитуры расходились по блату или по записи – но кто ту запись ведет и где в ней отмечаются, вызнать не удавалось. И тут вдруг на ступеньках мебельного – что за встреча! Она бы и не узнала: очки темные на пол-лица, шляпа, поднятый воротник супермодного плаща. Но он сам подошел: «Галка! Ты что тут делаешь?» Она так и ахнула: Юрка Самый Первый! Собственной персоной, замаскировался, чтобы граждане не насели со своими автографами, на сувениры не порвали.