Избавьте меня от нее - Чейз Джеймс Хедли. Страница 21

Снотворное! Как он раньше не догадался? Забыться до утра, когда Смит или полиция сообщит ему, что Шеннон больше нет и он свободен.

Джемисон принял горячий душ, проглотил четыре таблетки снотворного, которое всегда брал с собой в дорогу. Таблетки наконец подействовали, и он погрузился в тяжелый сон.

Проснулся он от настойчивого телефонного звонка. Какое-то время Джемисон не мог понять, где он находится, затем внезапная мысль заставила мозг заработать на полную мощность. Стенные часы показывали 8.55.

Свершилось! Ясное дело, ему спешат сообщить новость, которую он так ожидал. Шеннон больше нет, он свободен!

Отшвырнув одеяло, Джемисон вскочил на ноги и схватил трубку. Голос телефонистки произнес:

– Мистер Джемисон, ваш дворецкий хочет с вами переговорить. Надеюсь, я вас не потревожила?

Боже! Как они лебезят, если у тебя есть деньги.

– Соединяйте! – рявкнул Джемисон.

Послышался щелчок, затем раздался голос Смита:

– Мистер Джемисон?

– Да! В чем дело?

– Мистер Джемисон, боюсь, у меня для вас плохие новости… – Голос его дрожал.

– В чем дело, Смит? – прорычал Джемисон, нисколько не сомневаясь насчет того, что он сейчас услышит.

– Боюсь, что миссис Джемисон похитили, сэр. Все на это указывает.

– Похитили?! – Сердце Джемисона пропустило один удар и застучало, как паровой молот. Что он несет, этот старый дурень? Может, это оборот речи и он старается сгладить известие, что Шеннон разорвало бомбой на кусочки? – Похитили! О чем вы говорите, Смит?

– Разрешите, сэр, я расскажу все по порядку.

– Да говорите же, ради Бога!

– Сэр, миссис Джемисон, как обычно по утрам, поехала в церковь. Конклин видел, как она уезжала, он смотрел, пока машина не скрылась из виду за поворотом. В половине девятого Конклин обнаружил недалеко от ворот припаркованную машину миссис Джемисон, но самой хозяйки внутри не оказалось. Конклин позвонил мне из автомата, и я немедленно прибежал. Мы осмотрели машину и нашли лист бумаги, зажатый между «дворником» и ветровым стеклом.

– Да говорите же! – прорычал Джемисон.

– Да, сэр. На нем было на машинке напечатано: «Джемисон, ваша жена похищена. Если хотите видеть ее в живых, не сообщайте в полицию, пока мы не свяжемся с вами в восемь вечера». Это все, сэр.

Джемисон не был бы Джемисоном, если бы его тренированный мозг не умел за долю секунды оценить любое, самое неожиданное изменение ситуации и принять решение.

– Смит, поступайте, как сказано в записке, ничего не предпринимайте. Ясно? Машину отгоните в гараж. Ждите моего возвращения. Постараюсь успеть на рейс в 11.30. – Он так часто летал из Майами в Нью-Йорк и обратно, что знал расписание наизусть. – Пусть Конклин встретит меня в аэропорту.

Времени оставалось в обрез, и Джемисон заметался. Он быстро напялил одежду, игнорируя душ и бритье. Возможность привести мысли в порядок появилась, только когда самолет на Майами был уже в воздухе. Джемисон постарался трезво оценить ситуацию.

Во-первых, он понял, что его одурачили. Кулаки его сжались. Никому нельзя доверять! Киднеппинг! Ясное дело, эта сволочь теперь такую цену заломит!.. Ладно, любые деньги уплачу, лишь бы от нее избавиться. Моя судьба стоит любых денег.

Стюардесса принесла кофе. Джемисон отпивал маленькими глоточками горячую жидкость, а на лице гуляла мрачная ухмылка.

«Джемисон, – говорил он сам себе, – тебя обвели вокруг пальца, как сопляка. Но, мистер Клинг, хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я вам, ублюдки, покажу, кто такой Джемисон! И ты это запомнишь, Клинг, и этот слизняк Лукан. Но сначала я должен изучить ситуацию. Вы еще не знаете, кто такой Шерман Джемисон».

Он вспомнил о Тарнии. Да, в Рим пока звонить рановато.

Затем в памяти всплыло содержание записки, оставленной похитителями:

«…Если хотите видеть ее в живых, не сообщайте в полицию…»

Вот уж чего он точно не хочет, так это видеть ее в живых. Тем не менее, в полицию пока что сообщать не стоит. Сначала надо узнать, какой выкуп потребует Клинг. Теперь Конклин и Смит. Их нужно будет заставить поверить, что он, Джемисон, знает, что делает. Они хоть и глупы, но преданы Шеннон, и он был уверен, что сможет держать их в страхе.

Он попросил стюардессу принести еще кофе и продолжал напряженно размышлять, пока самолет мчался в облачных просторах к Майами.

Лепски сидел за письменным столом, с тоской наблюдая за стрелками часов. Еще десять минут – и его дежурство закончится.

С утра он обещал Кэрол сводить ее вечером в кино, а потом поужинать в ресторане. И что женщины находят в кино и ресторанах? Гораздо приятнее уютно посидеть за ужином дома. Так уж устроены эти существа, говорил он сам себе со вздохом.

Лепски рассеянно листал журнал комиксов – дежурство было скучным, без происшествий, – когда резко прозвучал телефонный звонок. Лепски неохотно поднял трубку.

– Это Чарли говорит, – раздался в трубке знакомый голос. – Тут пришел один парень и жаждет видеть самого лучшего детектива. Я сразу же о тебе подумал, Том. Хочешь с ним пообщаться?

Чарли Тэннер дежурил в приемной, и в его обязанности входило отделять агнцев от козлищ и приносить Беглеру кофе.

Лепски глянул на часы. 18.00. Рабочий день закончился.

– Что ему надо?

– Говорит, что хочет сделать очень важное сообщение, но желает сделать это лишь в присутствии лучшего детектива. – Чарли Тэннер явно подавил смешок. – Так что, впустить?

– Над чем это ты хихикаешь, Чарли? – рявкнул Лепски. – Раз парню нужен лучший детектив, пусть войдет.

В комнату вошел упитанный, хорошо одетый подросток лет десяти с круглым, луноподобным лицом и в больших очках.

– Вы мистер Лепски? – спросил он на удивление спокойно.

– Да, он самый, – ответил Лепски, сдвигая шляпу на затылок – у него была привычка не снимать головного убора даже в помещении. Он полагал, что это придает ему крутой вид, как в кино.

– Дежурный сказал, что вы здесь – лучший сыщик. Это правда?

Лепски самодовольно ухмыльнулся:

– Это факт, сынок. И что же тебе нужно?

– Я хочу сделать заявление насчет серьезного преступления.

– Вот как? Слушай, сынок, я занят. Что ты называешь серьезным преступлением?

– Киднеппинг, – ответил юный толстяк.

– Киднеппинг? Ты это серьезно?

– Но ведь это серьезное преступление?

– Безусловно. – Лепски почесал затылок, для чего ему пришлось приподнять шляпу. – Слушай, сынок, если ты попусту тратишь мое время, ведь я могу и рассердиться. Ты говоришь серьезно или просто умничаешь?

Толстячок с достоинством взирал на инспектора.

– Так вы хотите, чтобы я сделал заявление, или нет? Я должен быть дома к обеду. Если я опаздываю, мой отец начинает зудеть. А я больше всего на свете ненавижу, когда мой папаша начинает зудеть.

– Хорошо, садись и выкладывай, – сказал Лепски, сдвинув шляпу на затылок. – Кого украли, где, когда?

Парнишка огляделся, подвинул стул, удобно устроился на нем и положил пухлые ручки на еще более пухлые ляжки.

– Чтобы сэкономить время, может, вы сразу запишете в протокол, кто я такой, где живу, а потом я сделаю заявление?

Лепски изобразил звук электропилы, врезающейся в сучковатое бревно.

– Мой папа тоже издает такие звуки, – спокойно отметил мальчик. – У него проблемы с пищеварением.

– Ладно. – Лепски достал чистый бланк из ящика письменного стола. – Итак, сынок, твое имя?

– Фредерик Уайтлоу. И не называйте меня, пожалуйста, «сынок». Друзья зовут меня бурдюком, так то друзья. А к вам это не относится.

Лепски барабанил пальцами по столу.

– Правильно говоришь. Значит, Фредерик Уайтлоу.

– Да, мой отец – Хуберт Уайтлоу, владелец нескольких магазинов самообслуживания, – самодовольно сказал толстячок.

Лепски стал слушать внимательнее. Уайтлоу-старший принадлежал к городской элите.

– Так, – произнес он, делая очередную запись, – а живешь ты на вилле «Вербена» на Оушен-роуд… верно?