Страна мечты (СИ) - Савин Владислав. Страница 28

Скучать тут не приходилось. Дядя Саша снова в Москве — значит, обеспечение безопасности Проекта на ком? Вы правильно поняли, на мне. Вдобавок, как по указанию Пономаренко, должность Инструктора ЦК за мной осталась, а значит и все по партийной линии. А Партия у нас руководящая и направляющая — нет, напрямую приказывать директору Севмаша, или товарищу Курчатову я права не имею, однако не только могу, но и обязана обратить их внимание на любую проблему, показавшуюся мне важной, а при непринятии мер доложить о том в Москву. Так что — завод, Второй Арсенал, Корабелка, горком. И самообразование! Поскольку, насмотревшись в Киеве на стиль руководства Кириченко, совершенно не хочу быть как он — судить, не разбираясь в предмете. Пусть не досконально, на то специалисты есть — но хотя бы уметь вовремя вопрос задать. Так что мои неофициальные посиделки с товарищами учеными, и разговоры на умные темы имели для меня глубокий практический смысл. Благо, допуск у меня был по высшей форме, собеседники это знали — и тут уже вступало извечное мужское, перед красивой женщиной перья распушить и язык распустить. И мне было чем себя занять, когда моего Адмирала рядом нет. Ну а когда К-25 у стенки Севмаша стоит, то хотя бы полчаса, а то и час на наши ежедневные прогулки, хоть по парку сразу за проходной, это дело святое!

Лючию сначала поселили в общежитии с девчонками, а как допуск оформили по — полной, к нашим секретам (кроме «Рассвета», главной нашей Тайны), то переехала она в соседнюю со мной квартиру. В ту самую, где я жила, когда была еще не Лазаревой а Смелковой — на одной площадке с квартирой Михаила Петровича (теперь нашей общей), и в смежной стене дверь сделана, можно даже на лестницу не выходить. Хотя иногда (когда мой Адмирал в море уходил) мы вместе и в общежитии на Первомайской оставались, для нас всегда спальные места и стол находили. На пять минут зайдешь, тут же чай появляется, печенье, домашнее варенье — и девчата Лючию в оборот берут, расспросами об Италии, и как там воевали партизаны — гарибальдийцы, и про жизнь вообще — вплоть до того, а каковы итальянские мужчины в обхождении, и что в Риме носят. Итальяночка наша за словом в карман не лезет, и по — русски уже почти нормально говорит — в общем, мир — дружба, тем более что Народная Италия считается страной коммунистической, и нашим союзником. Только имя римлянки для наших непривычно — и зовут ее в разговоре кто как, Люсей, Людой, Людмилой, Милой.

И еще, девчата, на нас глядя, стали к шляпкам вуали прицеплять. Где взяли — тюлевую занавеску разрезали? И тут же объяснение придумали:

— Аня, а вдруг тебя и впрямь будут искать, бандеровцы, или еще кто? Им же, первым делом, надо разведать, где ты бываешь, когда, с кем? А если в городе много девушек под вуалями, и в похожих платьях?

Так вуаль же не маска? Хотя издали действительно, спутать можно. Особенно если солнце, и на лицо тень. Платьями меняться я отказалась — а вот чужой плащ иногда поверх накидывала, с дозволения владелиц, если надо было по — быстрому сбегать куда?то на пару часов и вернуться. На Второй Арсенал машину вызывали, ну а по городу рядом и пешком удобнее, тем более по летней погоде. Но к Курчатову я теперь ездила нечасто — наслышана была про радиацию, а вдруг это моему будущему ребенку опасно? А когда все же приезжала, то лишь в административно — лабораторный корпус — а за периметр в «грязную» зону, где надо полностью переодеваться и на выходе в душ, ни ногой! И непременно брала с собой дозиметр, позаимствованный еще давно с К-25. Товарищи ученые относились к этому с полным пониманием.

В КБ у Базилевского бывала чаще. Можно сказать, отдыхала душой. Какие там люди работают, парни и девчата, высокообразованные, культурные, бывшие фронтовики с орденами, коммунисты и комсомольцы — как персонажи ненаписанного еще романа Ефремова про светлое коммунистическое будущее! Кстати, Пономаренко сказал, что наш город и Севмаш, это «пилотный проект» в деле воспитания нового, советского человека — и как таковой, на контроле, у Самого. И что мои доклады Пантелеймону Кондратьевичу бывает, после ложатся самому товарищу Сталину на стол! А эти ребята, и инженеры, и студенты — старшекурсники Корабелки, кто тоже активно к работе привлекались, творили с энтузиазмом, с огоньком — на стапелях рождалась серия лучших в мире, пока еще дизельных подлодок, которые должны были превзойти и немецкие «тип XXI», и 613е той истории, ну а следующими будут наши советские атомарины! И как говорил Базилевский, с учетом последних модернизаций, поставок нового оборудования, в том числе и по ленд — лизу, и средоточия конструкторских кадров, наш Севмаш уже стал первой верфью СССР, обогнав Ленинград, все еще не восстановившийся после Блокады. Правда, не все с этим соглашались — но надо же и патриотом своего города быть!

Лючия и тут освоилась совершенно. Легко вступала в разговор — но сразу предупреждала, что «мужу своему навек отдана и верна», так что никаких намеков! Такая скромница — и не сказать, что лишь Юрку увидит, с ним полностью отпускает тормоза. Интересно, а как она, с нашими тайнами, после сможет к себе домой в Италию ездить, даже на время? После того, что она здесь насмотрелась и наслушалась? И слава богу, что в Молотовске, и даже в Архангельске под боком, католического храма нет — на исповедь ей не сходить. А когда и если будет? Нам в исповедальне микрофон ставить, а с попа подписку о неразглашении брать?

— Аня, скажи — за что меня тут ненавидят?

Я даже не поняла сначала ее вопроса! Тебя кто?то обидел, оскорбил? Почему я не видела, мы же всюду вместе ходили?

— Аня, нет — нет, все тут такие хорошие, добрые. Но есть тут одна девушка, что на меня с ненавистью смотрит. Я не понимаю, за что?

И кто же это такая? Мою подругу обидеть — то же самое, что обидеть меня! Ах, вон та, «попадья»? Интересно, с чего бы? Прошу Лючию повторить эксперимент — непринужденно проходим по лаборатории, итальянка как бы случайно задерживается возле девушки в черном. А я наблюдаю — чем хороша вуаль, глаза прячет, а шляпки мы и в комнате можем не снимать.

Да, это был взгляд! Как раз про такой говорят, «убить можно». Хотя у Кука тогда, в приемной Кириченко был опаснее, холодные глаза змеи, означающие, что приговор тебе уже вынесен, и скоро за тобой придут. А это, всего лишь злоба мелькнула, яростная, но бессильная, пока. Так не ждать же, когда придумает что?то и к действию перейдет?

Будь я прежней Анечкой, пусть даже всего год назад, я бы непременно тут же подошла и спросила бы — что ты против моей помощницы имеешь? А сейчас я, ни слова не говоря, отправилась в Первый отдел, чтобы ознакомиться с документами. Происходящее мне не то что казалось угрожающим — но было непонятным. А любая непонятка, как учил меня в Киеве Смоленцев, это возможный Большой Песец.

Самое простое объяснение, что она была в Смоленцева тайно влюблена, и возненавидела удачливую соперницу — вероятность не ноль, но очень мала. Поскольку «попадья» даже в наш «шаолинь» не ходила, и с Юркой, в отличие от моих «стерв», никак не пересекалась, даже не видела его ни разу, ну если только мельком на улице. Хотя могла знать, кто такой Дважды Герой Смоленцев, в этом городе личность известная, его фото вроде даже в «Северном рабочем», газете нашей, было, правда, давно, но при очень большом желании достать можно. И должен тогда портрет ее кумира у нее на стене висеть — делаю заметку в памяти, расспросить ее соседок по комнате, или даже самой нечаянно туда заглянуть, удостовериться. Или какие?то счеты с войны? Однако же на пленных немцев «попадья» так не реагировала, а помнится мне, был случай, даже подкармливала кого?то, своим пайком поделилась. Или ей именно итальянцы ненавистны? Так она вроде бы, ленинградская, где она там римлян найти могла?

Ну вот, принесли мне личное дело. Пирожкова Вера Александровна, родилась в Пскове в 1921 году (на год всего старше меня? А я думала, ей уже за двадцать пять!). Жила там же, с родителями, до 1938, когда поступила в Ленинградский университет, на матмех. Про родителей указано, что отец, доцент Псковского пединститута, мать домохозяйка, оба беспартийные. И сама она, не комсомолка, согласно анкете! А это что еще такое?!