Страна мечты (СИ) - Савин Владислав. Страница 29

Была в оккупации, летом сорок первого находясь в Пскове, у родителей. Дальше прочерк, указано лишь, что «была угнана немецкими оккупантами в Ригу, где и освобождена Советской Армией». Что делала в это время, неясно — но надо думать, СМЕРШ при проверке ничего не нашел, иначе о том была бы как минимум, секретная отметка в выданных документах, а максимум — кара за пособничество врагу. Но непонятно — если Псков был освобожден в мае сорок третьего, а бои на подступах к нему шли еще с марта, то смысл для немцев, наших советских людей в рабство не в Германию, а в Ригу угонять? Ведь наше наступление в Белоруссии, и выход к Рижскому заливу, когда вся группа армий «Север» в Прибалтике оказалась отрезанной, это уже июль — август! То есть ничего не мешало пленных прямо в Рейх везти. А вот запятнавшие себя сотрудничеством с оккупантами вполне могли отступать с тылами вермахта! Хотя пытался Гитлер и в Латвии «образцовые хозяйства» завести, не только немецкие, но и голландские хозяева ехали, на даровые земли с русскими рабами! Если она через такое прошла… нет, там немцы были, голландцы, датчане, даже испанцы — но вот итальянцев не было точно! А ведь ненависть ее — именно на итальянцев как таковых, конкретно с Лючией она точно не встречалась!

И на фотографии, как указано, из личного дела ЛГУ, она совсем другая! В чем?то нарядном, светлом — совсем на монашку не похожа! А отчего собственно она сейчас как в трауре? Может, в этом и причина? Так ведь не одна Лючия, все мы так ходим — вот привилось тут, с нашей и товарищей с К-25 подачи, что девушкам должно быть красивыми и хорошо одетыми, не все из заводских позволить себе такое могут, но стараются! В платьях нередко даже зимой ходим — теплую юбку поддеваем, в холод еще и шерстяные рейтузы, сверху свитер и пальто. С юбками смех: мы их из портяночной байки шьем, а то и просто портянки, нам положенные, как военнослужащим, сшиваем — зато так я в декабре здесь ходила в крепдешиновом платье, а Молотовск даже не Ленинград, тут холоднее! Так что на случай с «товарищ брекс» в Киеве не похоже — на всех бы тогда «попадья» коситься должна, и на меня прежде всего.

Может быть, я уже столько на разную сволочь насмотрелась, что при малейшем подозрении тревогу включаю? Так все равно разобраться надо, может помочь человеку в чем?то? Вот теперь, когда информация собрана, можно и прямо спросить. А я рядом буду, посмотрю.

— Простите, мы знакомы? — улыбается Лючия — или же, мне показалось, вы за что?то обижены на меня?

А я шагах в четырех стою, смотрю очень внимательно. Голову чуть в сторону повернула, а взгляд под вуалью не виден, недооценивала я прежде этот аксессуар! А «попадья», вместо того, чтобы ответить откровенно, пусть даже с агрессией — глазки в пол, и безжизненно — нейтральным голосом отвечает, что вы ошиблись, я вас не знаю, и ничего между нами нет. Но я?то видела сама! Значит, умышленно скрывает, затаив? Что ж, будем копать по — полной! Может, она никакая не Вера Пирожкова, а фройлейн как — ее — там, «легенда» вполне подходящая? Фото из довоенного личного дела… теоретически, могли или лицом похожую подобрать, или фотографию как?то подменить? Хотя поведение для шпионки совершенно непрофессиональное — ей бы надо не выделяться, быть «как все», и уж тем более, взглядом себя не выдавать? Так по возрасту, ну никак не может она быть матерым, многоопытным агентом — могла и сорваться? Особенно когда ее фатерлянд войну проиграл, связь потеряна, и что делать неизвестно? Так нет, помнится, она и до Победы черное носила, и не радовалась, не смеялась никогда!

А как она к нам попала? Ведь было указано особо, сомнительных людей в Проект не брать! Моя ошибка — раньше должна была проверить! Но понадеялась, привыкла, что к нам лишь лучших и надежных шлют — не просто студентов из Ленинграда, но еще и тех, кто на фронте отличиться успел! А эта как тут оказалась? По ходатайству товарищей из ЛГУ, так выходит, ее довоенные преподаватели признали, значит не подмена? Хотя и тут всякое могло быть, «здравствуйте, Иван Петрович, я такая?то, у вас до войны училась, помните меня? Что, не сразу узнали, так война сильно людей меняет!». Ну да, как раз этой зимой мы Москву просили, прислать нам расчетчиков — и «метод большого параметра», как его товарищи ученые называют, плохо к компьютеру приспособлен, карандашом на планшете выходит дешево и сердито, и людей мало, кто к технике «из будущего» допущен, так что приходится и способами из двадцать первого века считать, и по старинке. А ленинградцы подобрали, студентку, отличницу, но совсем не комсомолку?

Послать запрос в отделы НКГБ Ленинграда, Пскова и Риги — все, что им известно о благонадежности Пирожковой В. А. Можно и дяде Саше позвонить, чтобы товарищей накрутил — указания из Москвы будут с большим старанием выполнять, чем просьбу из Молотовска. И проследить за «попадьей» детально — чем живет и дышит, подруги, друзья (если есть), интересы, разговоры. Пишет ли кому?то, ведет ли дневник? Узнать так ненавязчиво, а отчего она в трауре? А ведь кое?кто из девчат КБ в «шаолинь» ходит, и с нами, «стервами», в дружбе — будет сегодня разговор, и постановка задачи! Если очень потребуется, могу и технику «особой секретности» привлечь, мини — микрофон, или электронный маячок. И — наружное наблюдение, обязательно!

А то затишье, даже подозрительно! После майской попытки меня завербовать, никакой шпионской активности! Даже «мистер шимпанзе» похоже, смирился — кушает то, что мы ему даем, присылает нам барахло, и надо думать, исправно получает зарплату. Ну да, четыре раза в госпиталь попасть, это отучит лезть куда не надо. Но дядя Саша предупреждал — правила меняются! Если американская разведка в начале войны была на откровенно дилетантском уровне, на импровизации таких вот «мистеров обезьян» — то к концу она стала по — настоящему серьезной Конторой, с наработанной методикой и системой. А значит, кустарщина подходит к концу — и если в той истории у США просто не было никаких особых интересов на нашем Севере, и оттого их агентов тут можно было по пальцам счесть (в отличие от сотен английских), то здесь их УСС, весьма заинтересованное раскрыть тайну К-25, а заодно и узнать, куда делся уран «Манхеттена», займется нами по — настоящему! И при таком раскладе «мистер шимпанзе» идеально подходит для отвлечения внимания от действительно опасных персонажей. А завод и город расширяются, приезжают новые люди, как тут всех отследить? И иностранные суда, хотя и реже, но швартуются у нас — те, что привозят заказанные у союзников грузы для завода. И пленных тут остается несколько тысяч рабочей силы, когда же их наконец домой вернут?

Но эта Пирожкова вряд ли американский или английский агент. Немцы, это более вероятно. Придется и о том дядю Сашу просить, нам же какие?то архивы гестапо и Абвера попали? А могли и пленные быть — может, кто?нибудь Пирожкову вспомнит? А если попробовать с другого конца подойти? Чисто по психологии — вот я бы, веселая и счастливая Анечка Смелкова, от чего могла бы такой «попадьей» стать? А ведь могла бы, точно — если бы вдруг провалилась в будущее, когда коммунизм рухнул, кругом бандиты, причем те самые, кто вчера в обкомах — райкомах заседал, и никакого подполья нет, и во что верить, неизвестно! Спрашиваю о том же Лючию. Она, почти не задумавшись, выдает:

— Ну, если бы я в мир попала, где абсолютно точно известно, что Бога нет. Не сомнение, как сейчас, а достоверно. И нет никакой надежды вернуть все назад.

Еще непонятнее! Была бы Пирожкова из «бывших», все бы идеально легло — но ведь советская студентка, уже после революции родилась, в советской стране! Может все?таки немка, фанатичка, так поражение своей нацистской идеи переживает?

Ладно — подождем, какая информация в сети попадет. Тогда и будем решать, что делать с этой Пирожковой. Может, ей помочь надо? Или все?таки разоблачить и наказать! Кто она, наш, советский человек — или враг? Быть в оккупации, в рабстве — это ломает характер, бывает что и у обычных людей, кто ничем бы иначе себя не запятнал, наружу лезет гниль. Вспоминаю как погибла Маришка, моя подруга, вместе учились в Школе, вместе забрасывались к немцам в тыл. Но я сумела сыграть тогда неприметную серую мышку — а Мариша была гордая, так и просвечивала в ней «советскость», когда немцев и явных, обмундированных предателей не было рядом. Соседка заметила, сумела вытянуть на откровенный разговор — а после донесла в гестапо. Причем эта тварь и в самом деле была бывшей женой командира РККА, носила русскую фамилию Курицына и не была штатным агентом — предала по своему желанию, «скорей бы война кончилась, пусть даже и немцы победят, наконец настанет порядок». Ребята рассказывали, что когда они после пришли ночью к этой мрази, она еще и пыталась качать права, не раскаивалась ни в чем.