Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом - Ярославцева Светлана И.. Страница 60

Братья Александра Никитича, Владимир и Петр, родились от другого брака их отца – с княжной Марией Михайловной Голицыной. Они тоже служили в Семеновском полку. В Списке начальников и командиров лейб-гвардии Семеновского полка в 1717–1719 гг. значился подполковник флигель-адъютант князь Владимир Прозоровской. У Владимира Никитича к тому времени был уже сын Петр. А младший брат Петр Никитин сын был зачислен в полк рядовым лишь в 1718 г., как повелось, малолетним, и только через семь лет ему был присвоен чин фендрика (знаменщика, позже этот чин заменили чином прапорщика). В 1730 г. Петр уже подпоручик, а в 1732 г. в чине лейтенанта назначен адъютантом к генералу Бирону [484].

После благополучного получения «данной» грамоты на санкт-петербургский дом Александр Никитич решил просить и маленькое, но самое близкое к Москве дядино владение – село Борисовское, Зюзино тож. Один, без братьев. В январе 1721 г. морского флота подпоручик князь Александр Никитин сын Прозоровской бил челом государю, просил пожаловать его дядиным подмосковным селом Борисовским, «в котором находится только одиннадцать дворов с принадлежащими к тому селу землями и угодьями» [485].

Вероятно, подполковник флигель-адъютант князь Владимир Никитич к этому времени скончался, рядовой Петр начинал службу (сидя дома), а заслуги Александра Никитича стали весьма заметны.

Обучившись в Голландии морским наукам, Александр Никитич был там на службе. И по возвращении определен в российский морской флот подпоручиком. Несомненно, навигатор Прозоровской, вернувшись в 1713 г. домой после успешного обучения, должен был принять участие в кампаниях, которые Петр I провел на Балтийском море против шведских войск и флота: 1713 г. – при Гельсингфорсе, 1714 г. – при полуострове Гангут, в 1719–1720 гг. – при Эзеле, Стокгольме, Гренгаме. Петр I принимал непосредственное участие в этих кампаниях в звании подполковника и мог лично знать морского флота подпоручика князя Александра Прозоровского.

В 1719 г. русский парусный флот на Балтике составляли 23 линейных корабля, 6 фрегатов и 6 шняв при 1672 орудиях и 10 711 матросов и офицеров. Особое значение имел гребной флот, в котором было 132 галеры и более 100 лодок. К нему был приписан десант числом более 20 тыс. чел., в том числе Преображенский и Семеновский полки. И все операции против шведов начинались с высадки десанта с гребных галер, отвлекавшего шведские войска на себя. Малочисленные шведские гарнизоны, завидев русских, разбегались, не принимая боя. С галер десант нападал во время атак и на линейные корабли шведов, когда их брали на абордаж.

После кампании 1721 г., когда Петр I силой оружия принудил шведов подписать Ништадтский мирный договор, долгая Северная война закончилась, и за Россией закрепилось открытое настежь «окно в Европу» – выход в Балтику.

К концу царствования Петра I российский флот мог помериться силами с флотом любого морского государства. Он имел в строю 48 линейных кораблей, а галер и мелких судов – 787; всего экипажа на судах было без малого 28 тыс. чел. И в решении по челобитью князя Александра, полученном уже в конце февраля 1721 г., были отмечены заслуги навигатора перед государем: по указу государя и государыни «подмосковную вотчину село Зюзино, Борисовское тож, с принадлежащими к той вотчине владениями отдать родственнику его морского флота подпоручику князь Александру Прозоровскому для того, что он, князь Александр, в службе его царского величества обретается, а другим родственникам, которые хотя и ближе его, отказать, понеже они нигде не служат». Ту т же было указано «движимое имение ему не давать» (т. е. завещанные князю Александру 2000 руб.).

Впрочем, братья его тоже не получили деньги. Только в марте 1729 г. повзрослевший князь Петр Никитич решился просить императора Петра II: «По смерти дяди моего боярина князя Бориса Ивановича Прозоровского и княгини его по завещанию... велено в награждение дать нам трем братом князь Александру, князь Володимеру и мне князь Петру княж Никитиным детям Прозоровским по 2000 рублев человеку; и из нас брату нашему Александру пожаловано дяди нашего из недвижимого подмосковная вотчина село Борисовское, а брату моему Володимеру и мне ничего не пожаловано, и брат мой Володимер умре, а после ево остался сын наследник князь Петр, который со мной челобитчик...» [486] Результат этого челобитья неизвестен.

Александр Прозоровской после царского указа о пожаловании ему села Зюзина снова бил челом – просил послать в село подьячего для написания отказной книги: только после получения этого документа владелец мог считаться законным собственником. И в мае 1721 г. такая отказная книга была написана: «Из Санкт-Питербурха Канцелярии вотчинных дел подьячей Семен Протопопов ездил в Московский уезд покойного боярина князя Бориса Ивановича Прозоровского в подмосковную ево вотчину в село Зюзино, Борисовское тож, с деревнями и пустошми», а переписав село со всеми угодьями, а в нем «пашни сто сорок восемь четвертей в поле а в дву потому ж, с людьми и со крестьяны отказал князь Александру Никитину сыну Прозоровскому в вотчину ж» [487].

Стояло тогда в селе две церкви: старая «древяна клецки» во имя князей Владимира и Бориса и Глеба – ветха без службы; и каменная, тоже о двух службах: нижняя – во имя князя Владимира и верхняя во имя князей Бориса и Глеба. На той церкви наверху каменная колокольня. При церкви были дворы попа, дьячка и просвирницы.

Неподалеку от церкви располагался вотчинников двор, где тоже имелись и старые, и новые хоромы. «Старые хоромы о двух жильях [т. е. в два этажа. – С.Я.] ветхи», что называется, без окон без дверей: «полы и лавки и окончин нет, а в верхних дву жильях две печи ценинные и лавки, а в тех же во всех верхних и нижних жильях полов и оконниц нет, да в тех же верхних хоромах в сенях два створа воротных, в обеих по засову железные...» Вероятно, это были остатки терема боярина Г.И. Морозова, неподалеку от которого князь Борис Иванович Прозоровской построил другой, более просторный, грандиозный для того времени – в шесть этажей («о шести жильях»). «...Близ саду другие хоромы деревянные о шести жильях, а в них выбелено по холстине левкасом и росписано по живописному над дверми и над окошками, а в них печи ценинные и муравленые, и окончины в них стекляные и слюденые, у тех же хором в сад назади два нужника, да в тех же хоромах трой сени и с чуланами. Да на том же дворе два погреба, один с каменным выходом обвалился, а второй деревянной; изба поваренная. Около тех же хором позади с двух сторон сад со всякими садовыми и не садовыми древами, огорожен заборником, да двор конюшенной, а в нем строения: конюшня да сенница. А в конюшне дватцать стоел, двери с двемя затворами, покрыта тесом, два сарая ветхих без крыши, три житницы пустых...» За три года, пока село было в ведении Дворцового ведомства, хозяйство его несколько обветшало – пусты были сараи и житницы, не было и «хлеба стоячего никакова» (впрочем, тогда был только конец мая). «Да посеено ржи в земле 18 четвертей, а иного никакова хлеба нет».

На конюшенном дворе стояла жилая изба, где жил конюх с семьей, да пустая изба. Жил на конюшенном дворе и нищий с женой и тремя детьми. А лошадей, рогатого и мелкого скота и птиц в том конюшенном дворе уже не стало. Подле конюшенного двора находился двор приказчика «со всяким дворовым и хоромным строением», где он жил с семьей. Имел двор и пашню садовник Герасим Осипов. Ему было под восемьдесят, с ним жили жена и сын с многодетной семьей. Гарасим появился в селе при князе Борисе Ивановиче. Сорокалетний Вавила, сын Гарасима, тоже был садовником, впоследствии стали садовниками и внуки Гарасима. А через несколько десятилетий от них пошла крестьянская фамилия Вавилиных.

Кроме усадебного сада, среди села находился еще один сад со всякими деревьями, «а вкруг огорожен кольем». Да под тем селом Зюзином, Борисовское тож, три пруда копаных. Копали их обыкновенно в оврагах, меж которыми располагалось село. Для удержания талой воды и ручьев поперек оврага ставили еще и плотинки, по которым проходили дороги в соседние селения.