Возвращение с Западного фронта (сборник) - Ремарк Эрих Мария. Страница 65

– Конечно, в качестве героев да где-то там, подальше, мы были им много милей, – говорит Карл.

– Мне страшно любопытно, во что выльется эта комедия, – говорит Вилли. – Такие, как мы теперь… Огонь и воду прошли.

Он приподнимает ногу: раздается оглушительный треск.

– Газы на тридцать с половиной километров, – устанавливает он с удовлетворением.

При расформировании роты оружие нам оставили. Приказано сдать его по месту жительства. И вот мы явились в казарму сдавать наши винтовки. Одновременно мы получаем расчет: по пятьдесят марок увольнительных и по пятнадцать суточных на человека. Кроме того, нам должны выдать шинель, пару обуви, белье, гимнастерку и брюки.

Получать барахло надо под самой крышей. Взбираемся. Каптенармус небрежным жестом предлагает нам:

– Выбирайте!

Быстро обойдя помещение, Вилли бегло оглядывает развешанную одежду.

– Послушай-ка, – говорит он каптенармусу отеческим тоном, – очки втирать ты можешь новобранцам. Барахло это времен Ноева ковчега. Покажи-ка что-нибудь поновей!

– Нет у меня, – огрызается интендантский холуй.

– Так, – говорит Вилли, не спуская с него глаз, и медленно вытаскивает из кармана алюминиевый портсигар. – Куришь?

Каптенармус трясет плешивой головой.

– Может, жуешь? – Вилли опускает руку в карман куртки.

– Нет.

– Ну ладно. Но водку-то ты хлещешь? – Вилли ощупывает на своей груди некое возвышение. Он все предусмотрел.

– Тоже нет! – флегматично тянет интендантская крыса.

– Тогда мне ничего не остается как дать тебе разок-другой в морду, – дружелюбно заявляет Вилли. – Имей в виду, что без новенького обмундирования мы отсюда не выйдем.

К счастью, появляется Юпп. Как солдатский депутат, он теперь большая шишка. Юпп подмигивает каптенармусу:

– Это земляки, Генрих. Свои ребята; одно слово: пехтура. Покажи-ка им салон!

Каптенармус повеселел:

– Чего ж вы сразу не сказали?

Идем за ним в другое помещение. Там развешаны по стенам новые мундиры, шинели. Живо сбросив с себя изношенное тряпье, надеваем все новое. Вилли заявляет, что ему необходимы две шинели, потому что солдатчина довела его до малокровия. Каптенармус колеблется, но Юпп берет его под руку и, отведя в сторонку, заводит разговор о суммах, отпускаемых на довольствие. Каптенармус успокаивается. Сквозь пальцы смотрит он на Вилли и Тьядена, значительно пополневших.

– Ну ладно, – ворчит он. – Мне-то что? Некоторые и совсем не берут обмундирования: у них монеты сколько хочешь. Главное, чтобы у меня по ведомости все сходилось.

Мы расписываемся в получении вещей сполна.

– Ты, кажется, что-то говорил про курево? – обращается каптер к Вилли.

Вилли, оторопев, вытаскивает портсигар.

– И про жевательный табак? – продолжает тот.

Вилли лезет в карман куртки.

– Но водку-то ты ведь не пьешь? – осведомляется он.

– Отчего же? Пью, – невозмутимо отвечает каптенармус. – Мне даже врачи прописали. Я, видишь ли, тоже страдаю малокровием. Ты бутылочку-то свою оставь.

– Одну минутку… сейчас. – Вилли делает здоровенный глоток, чтобы спасти хоть что-нибудь. Затем вручает изумленной интендантской блохе бутылку, которая только что была непочатой. Теперь в ней осталось меньше половины.

Юпп провожает нас до ворот казармы.

– А знаете, ребята, кто сейчас здесь? – спрашивает он. – Макс Вайль! В Совете солдатских депутатов!

– Самое подходящее для него дело, – говорит Козоле. – Теплое здесь у вас местечко, а?

– Да как тебе сказать… – отвечает Юпп. – Пока, во всяком случае, мы с Валентином устроены. Между прочим, если вам что понадобится, бесплатный проездной билет или что-нибудь в этом роде, приходите. Я сижу у самого источника всяких благ.

– Кстати, дай-ка мне билет, – прошу я. – Тогда я как-нибудь на днях съезжу к Адольфу.

Он вытаскивает книжку с бланками и отрывает листок:

– Заполни сам. Поедешь, конечно, вторым классом.

– Есть!

На улице Вилли расстегивает шинель. Под ней – вторая.

– Чем спекулянту в руки, уж лучше мне, – добродушно говорит он. – Разве за полдюжины осколков, что во мне сидят, мне не положена лишняя шинель.

Мы идем по главной улице. Козоле сообщает, что сегодня после обеда собирается чинить свою голубятню. До войны он разводил почтовых голубей и черно-белых турманов. Он хочет снова этим заняться. На фронте он всегда мечтал о голубях.

– Ну а еще что ты собираешься делать? – спрашиваю я.

– Искать работу, – коротко говорит он. – Ведь я, братец ты мой, женат. Теперь только и знай, что добывай денег.

Со стороны Мариинской церкви затрещали вдруг выстрелы. Мы настораживаемся.

– Армейские револьверы и винтовка образца девяносто восьмого года, – объявляет Вилли тоном знатока. – Если не ошибаюсь, револьверов два.

– Что бы ни было, – смеется Тьяден, размахивая полученными ботинками, – по сравнению с Фландрией это мирное щебетание пташек.

Вилли останавливается перед магазином мужского платья. В витрине выставлен костюм из бумажного материала пополам с крапивным волокном. Но Вилли интересуется не костюмом. Он как зачарованный смотрит на выцветшие модные картинки, разложенные за костюмом. Восторженно указывает он на изображение элегантного господина с остроконечной бородкой, обреченного на вечную беседу с охотником.

– А знаете, ребята, что это такое?

– Ружье, – говорит Козоле, глядя на охотника.

– Дубина ты, – нетерпеливо обрывает его Вилли, – видишь фрак? Ласточкин хвост, соображаешь? Самое модное сейчас! И знаете, что мне пришло в голову? Я закажу себе такую штуку из шинели. Распороть, выкрасить в черный цвет, перешить, хлястики выбросить, словом – шик!

С каждой минутой он все больше влюбляется в свою идею. Но Карл охлаждает его пыл.

– А брюки в полоску у тебя есть? – спрашивает он резонно.

Вилли озадачен. Но только на мгновение.

– Стащу у своего старика из шкафа, – решает он. – Да в придачу захвачу еще его белый свадебный жилет, и тогда посмотрим, что вы скажете о красавце Вилли! – Сияющими от восторга глазами он обводит всех нас по очереди. – Эх, заживем мы теперь, ребята!

Дома я отдаю матери половину полученных в казарме денег.

– Людвиг Брайер здесь; он ждет в твоей комнате, – говорит мать.

– Он, оказывается, лейтенант… – Отец удивлен.

– Да, – отвечаю я. – А ты разве не знал?

У Людвига сегодня вид более свежий. Его дизентерия проходит. Он улыбается мне:

– Я хотел взять у тебя несколько книг, Эрнст.

– Пожалуйста! Выбирай любую, – говорю я.

– А тебе они разве не нужны?

Я отрицательно качаю головой:

– Пока нет. Вчера я попробовал читать. Но, знаешь, как-то странно – не могу как следует сосредоточиться: после двух-трех страниц начинаю думать о чем-нибудь другом. В голове точно плотный туман. Ты что хочешь? Беллетристику?

– Нет, – говорит Людвиг.

Он выбирает несколько книг. Я просматриваю названия.

– Что это ты, Людвиг, такие трудные вещи берешь? – спрашиваю я. – Зачем тебе это?

Он смущенно улыбается и как-то робко говорит:

– На фронте, Эрнст, я много думал, но никак не мог добраться до корня вещей. А теперь, когда война позади, мне хочется узнать уйму всякой всячины: почему это могло случиться и как происходит с людьми такая штука. Тут много вопросов. И в самих себе надо разобраться. Ведь раньше мы думали о жизни совсем по-иному. Многое, многое хотелось бы знать, Эрнст…

Указывая на отобранные им книги, я спрашиваю:

– И ты надеешься здесь найти ответ?

– Во всяком случае, попытаюсь. Я читаю теперь с утра до ночи.

Людвиг сидит у меня недолго. После его ухода я впадаю в раздумье. Что я сделал за все это время? Пристыженный, открываю первую попавшуюся книгу. Но очень скоро рука с книгой опускается, и я устремляю в окно неподвижный взгляд. Так, глядя в пустоту, я могу сидеть часами. Прежде этого не было. Я всегда знал, что мне нужно делать.