Узор счастья - Синицына Людмила. Страница 3

Как долго она играла, Светлана не заметила. Она опустила руки на колени, только почувствовав, что ей вновь стало легко и хорошо — точно так же, как в тот день, когда она в первый раз пришла на экзамен, когда все еще было впереди и она не знала всех этих закулисных интриг.

— С такими пальцами надо поступать в консерваторию, — повторил настройщик изменившимся голосом.

Светлана открыла глаза... и увидела перед собой высокого, красивого мужчину с темно-синими глазами в джинсах и легком пиджаке, под которым ощущалось хорошо тренированное тело. Со странным выражением лица он смотрел на нее.

— А там, наверное, тоже все места уже заранее распределены, — ответила она, усмехнувшись тому, что два человека повторили один за другим одну и ту же фразу.

— Что значит «тоже»? — спросил мужчина, в упор глядя на нее.

— Спросите об этом приемную комиссию, — пожала она плечами и повернулась посмотреть, куда делся рыжеволосый парень.

Она была недовольна своим ответом. И тем тоном, которым произнесла его. Но «воробей» уже вылетел, и ловить его она не собиралась.

Настройщик, перекинув сумку через плечо, еще раз посмотрел на рояль:

— Инструмент сдан, инструмент прошел испытание, — отрапортовал он насмешливо и, обращаясь к мужчине, проговорил: — Я должен закрыть зал.

Они спустились вместе на второй этаж. Хвост из тех, кто должен был пройти собеседование, заметно укоротился.

— Туда? — спросил ее настройщик.

Светлана кивнула.

— Ну, ни пуха, — махнул он.

— К черту, — ответила Светлана и встала в числе последних.

— Сюда, к нам, — позвали ее Алла и Катя, стоявшие уже у дверей. — Мы заняли и для тебя.

Тут из аудитории вышел покрасневший парень и вытер лоб платком.

— Следующий, — раздалось изнутри, и Светлана почувствовала, как девушки толкают ее вперед...

— Литовская? — повторила женщина, сидевшая за столом слева.

— Литовская? — переспросила другая, с гладко зачесанными волосами, что сидела рядом, и заглянула в свой список.

Светлана почувствовала, как сердце ее оборвалось и покатилось куда-то вниз.

— Мы с вами поговорим вон за тем столиком, — чрезвычайно любезным тоном проговорила женщина с гладко зачесанными волосами и повела Светлану, держа за руку.

Ни ее тон, ни голос не внушали надежды на что-то хорошее. Света на негнущихся ногах прошла следом за ней и села, пытаясь изо всех удержать слезы, готовые хлынуть из глаз. Из-за охватившего ее волнения она понимала не все, что говорит женщина, а только выхватывала обрывки фраз:

— ...хорошие оценки, конечно, ...и, судя по всему, общежитие...

Нет, она не могла позволить себе разрыдаться прямо здесь. Надо встать и гордо уйти, не дожидаясь, когда эта женщина договорит до конца. Но ноги не слушались ее. Надо собраться. Подумать о чем-то постороннем. Не имеющем отношения к той несправедливости, что происходит здесь. О том, что она все равно будет рисовать. Устроится работать уборщицей, сторожем, кем угодно. Будет смотреть, что делают студенты... и рисовать по ночам.

— ...группа, которую набирает Максим Матвеевич Муратов, будет находиться в более привилегированном положении, чем остальные, — продолжала женщина.

«Какое мне дело до какой-то избранной группы? Почему она говорит об этом?» — вяло думала Светлана. И злость, которая пришла на смену одолевшей было слабости, означала, что силы возвращаются к ней. Самое время подняться и уйти.

— Это, можно сказать, индивидуальные занятия. Возрождение старых традиций. Когда лучшие художники передавали мастерство своим ученикам. Надеюсь, у вас нет никаких возражений? Почему вы хмуритесь? — недоуменно спросила женщина. — Большинство из тех, кто поступает в Центр искусств, многое отдали бы за то, чтобы оказаться на вашем месте и попасть в эту группу. Кстати, для всех студентов Муратова выделяются места в общежитии. Для вас, наверное, это немаловажный вопрос?

Слабое движение головы женщина приняла за кивок и продолжила прежним доверительным тоном:

— Кстати, это Максим Матвеевич хотел, чтобы все, кто вошел в его группу, не дожидались, когда вывесят общие списки. Вы приняты. Первые занятия пока будут в этом здании. Потом, возможно, появится отдельное помещение. Желаю успеха. Вам повезло. — Она кивнула и двинулась к столу, на прежнее место.

Кто такой Максим Матвеевич, Светлана не могла не знать. Молодой преуспевающий художник. Первая его выставка состоялась в Париже, когда ему было двадцать лет. С тех пор — все последние десять лет — Максим неизменно оставался на гребне славы и моды. То он устраивал хепенинг на улице: шествие и действо, в котором участвовали музыканты и акробаты, то выставку картин, превращавшуюся в демонстрацию немыслимых нарядов, которые за такие же немыслимые цены приобретали самые богатые дамы, то за свой счет снимал кинофильм о художнике из Франции, который был его учителем, и фильм получал приз. Одним словом, все, за что он брался, привлекало внимание газетчиков, журналистов и телевидения.

А еще были картины и скульптуры. И никогда нельзя было заранее угадать, насколько неожиданной окажется следующая серия его работ. Большинство его картин конечно же были уже недоступны — они оказались в частных коллекциях за границей. Но Светлана с Еленой Васильевной в последний свой совместный приезд в Москву успели на выставку, где было показано довольно много его работ. Выстояв трехчасовую очередь, тянувшуюся к музею чуть ли не от самого метро, они вышли совершенно ошеломленные увиденным.

И вот теперь Светлана будет учиться в группе, которую набирал сам Максим! Интересно, похож он на свои фотографии или нет?

И тут ее вдруг как молнией пронзило: ведь мужчина с темно-синими глазами — и есть Максим. Сердце ее с опозданием дрогнуло. Как же так вышло, что она не смогла узнать его? Впрочем, разве это имеет значение? Главное, что она поступила. У нее будет место в общежитии. Стипендия. И возможность рисовать столько, сколько ей хочется. Сбылась мечта Елены Васильевны, Антона Антоновича — школьного учителя рисования — и ее собственная.

Светлана стояла на ступеньках растерянная и ошеломленная.

— Ну что? — услышала она знакомый голос. — Решил дождаться, когда ты выйдешь. Интересно было, действительно ли все места заранее распределены? Неужто...

Если бы он закончил фразу «неужто для такой красивой девушки не нашлось места», Светлана скорее всего не стала бы продолжать разговор. Но рыжеволосый парень сам почувствовал, что переходит на пошлость, и опять улыбнулся:

— Неужто справедливость не восторжествует?

— А почему ты решил, что это справедливо, если меня возьмут? — спросила Светлана.

— Потому что талантливый человек талантлив во всем, что он делает, — вдруг серьезно ответил он. — Я слышал, как ты играла. И могу представить, каким ты будешь художником.

— А если я решила стать скульптором? — решила подразнить его Светлана.

— Вот насчет скульптора не стану ручаться, — подхватил парень ее интонацию.

И она оба рассмеялись. Не от того, что он сказал что-то смешное, а потому что оба заразились друг от друга хорошим настроением, чувством приподнятости и беспричинной радости.

— Кстати, меня зовут Василий.

— Светлана, — улыбнулась девушка.

— Пойдем, сделаешь вдох-выдох, — предложил новый знакомый, увлекая ее к выходу.

— Мне надо дождаться... Сейчас выйдут Катя и Алла, — покачала она головой.

— Подождем их во дворе. Ты так побледнела, что того и гляди в обморок упадешь. Может, «Спрайта» глотнешь? — Он вытащил из сумки небольшую пластиковую бутылку и отвернул пробку. Пузырьки узкой струйкой устремились вверх. — Давай прямо из горла, — посоветовал он.

На глаза у нее действительно навернулись слезы. Те, которые она пыталась удержать при посторонней женщине. Но сейчас, когда Светлана почувствовала радостное облегчение, они сами собой потекли из глаз.

Вася протянул платок, и Светлана быстро вытерла их.

— Ты здесь? — услышала она голос Аллы. Рядом стояла и Катя.