Золотая пряжа - Функе Корнелия. Страница 45

Джекоб решил записать то, что сказала бамбуковая женщина, пока слова были еще свежи в памяти, но тут слуга принес телеграмму.

Увидев имя Данбара, Джекоб сразу повеселел, однако сам текст навел его на тревожные размышления.

ПОЛОЖЕНИЕ БИБЛИОТЕК ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ КОЛОНИЯХ АЛЬБИОНА УДРУЧАЮЩЕЕ ЗПТ ЧТО НЕУДИВИТЕЛЬНО ТЧК ЧТО ТАМ С СЕРЕБРЯНЫМИ ВПР НАПАЛИ СЛЕД ТЕМНОЙ ВПР ГАЗЕТЫ ПИШУТ ЗПТ МОРЖ БОЛЕН ТЧК НЕ УВЕРЕН ЗПТ ХОРОШО ЭТО ИЛИ ПЛОХО ТЧК НАИЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ ЗПТ ДАНБАР ТЧК

Роберт Данбар и перед концом света не забыл бы прочитать газету.

Не уверен, хорошо это или плохо… Вероятно, Игрок мог бы ответить Данбару на мучивший его вопрос, действительно ли Артур Альбийский был сыном ольхового эльфа и феи.

Джекоб отложил листок, на котором успел набросать слова бамбуковой прорицательницы, и стал писать ответ:

Ищи дальше. Боюсь, мы еще встретимся с серебряными, когда найдем Уилла. Мне нужны их уязвимые места, слабости. Действует ли азотная кислота на живое стекло? Хотя, по мне, колдовство будет вернее химии. О Темной никаких известий, но ее сестра пыталась меня завербовать. К черту этих бессмертных. Джекоб.

Все предельно ясно. И незачем прибегать к симпатическим чернилам.

Джекоб отдал бумажку с текстом мальчику-посыльному и решил утопить тоску в вине щедрого хозяина. Спустя некоторое время он вдруг осознал, что вовсе не зеркалики – причина его беспокойства. Это ревность корчила ему рожи со дна бокала.

Отвлечься от мрачных мыслей помогли подоспевшие Ханута с Сильвеном. Щедро пересыпая свой рассказ изощреннейшими проклятиями, канадец поведал об их визите к протезисту, которого так расхваливал Барятинский. Идея познакомиться с этим человеком, без сомнения, принадлежала Сильвену. Ханута то и дело прерывал его восторги насмешливыми репликами, однако Джекоб видел, что протезы со стальными пальцами не на шутку впечатлили старого охотника. Но лишь только Сильвен заговорил о ценах, огонь в глазах Хануты погас, и он снова превратился в старого, больного человека из затхлой каморки в Шванштайне. Джекоб невольно схватился за кошель, хотя прекрасно знал, что его содержимого и на стальной палец вряд ли хватит. Чтобы хоть как-то поддержать старика, он сообщил ему, что на следующий день их примет царь.

– Я рассчитываю на аванс, – намекнул Джекоб.

Аванс за что? Об этом он не имел ни малейшего понятия, но лицо Хануты сразу просветлело, и Сильвен пустился в обсуждение планов предстоящей охоты.

Лиска подошла только через два часа. С первого взгляда на нее Джекоб понял, с кем она коротала время. Борзой показывал ей золотые церкви, Драконьи ворота и коней, в мгновение ока переносящих царских курьеров в Якутию или Поднебесную. Захлебываясь, Лиска рассказывала о поющих караваях, которые выпекают возле кремлевской стены. Никогда после Синей Бороды она не выглядела такой беззаботной.

Вижу, у тебя появился соперник. Этого следовало ожидать, не так ли?

Ревность грызла его, словно болезнь. Этого эльф и добивается, Джекоб.

Но никакие доводы разума не помогали. Когда он сказал, что назавтра приглашен ознакомиться с сокровищами царской кунсткамеры, Лиска посмотрела странным, отсутствующим взглядом, словно мыслями все еще оставалась там, с Овчаркой.

– Орландо должен кое с кем встретиться завтра, – сказала она. – Надеется разузнать о Фее. Он просил меня составить ему компанию.

Орландо. Как она произнесла это имя! Что с тобой, Джекоб? Ты просто свихнулся от ревности.

Он ведь даже не успел пригласить ее с собой. Что ему теперь делать в царских сокровищницах одному?

Но она такая счастливая… Почему бы и нет? Борзой ничего не должен ольховому эльфу.

Джекоб протянул Лиске телеграмму от Данбара, а потом, как бы между прочим, рассказал о бамбуковой женщине. Но так и не задал тот вопрос, что вертелся у него на языке.

Брат, Фея, Клара – кто угодно, только не она.

Ольховый эльф прав, и это самое страшное.

Но Лиска по-прежнему выглядела счастливой.

– С каких это пор ты веришь гадалкам? – Она вглядывалась в его лицо, как всегда, когда подозревала, что он что-то от нее скрывает.

А чего он, собственно, ожидал после того, что наговорил ей тогда, в Шванштайне? Чему удивляться? Разве тому, что все произошло слишком быстро. Черт. Он не проживет без нее и пары недель.

Самое время привыкать, Джекоб.

– Даже если она права, Уилл жив, – сказала Лиска.

– Да, но если он снова…

Он не договорил, но Лиска все поняла. Она взяла его за руку. И Джекоб не отпрянул, как раньше, – не смог себя заставить. Слишком уж хорошо ему было.

– Помнишь, что говорила Альма о предсказаниях? Их мало кто понимает, потому что будущее говорит на своем языке.

Орландо. Завтра. Только представить себе… Прекрати, Джекоб.

– И она видела при нем гоила? – спросила Лиска.

– Об этом она не сказала.

В любом случае Бастард не может снова сделать его нефритовым. Лучше мести не придумать, но с некоторых пор это не работает. У него каменная кожа. Нет, теперь только Темная Фея способна вернуть ее Уиллу.

За эти несколько месяцев Уилл, должно быть, забыл, каково это, быть нефритовым гоилом.

За несколько месяцев? И как часто ты с ним виделся за это время, Джекоб? Что, если Уилл сейчас сам не хочет, чтобы ты его нашел? Как не хотел тогда…

– Ты устал, – заметила Лиска. – Почему бы тебе не вздремнуть?

Голос звучал спокойно. Ей нравилось здесь, в Москве. Даже если мыслями она была с другим.

То, чего мы желаем

Золотая пряжа - _38.jpg

Человеческий кинжал с перламутровой рукояткой. Его брат нашел такой в пещере, где они возводили каменный город. Да… Этот кинжал стал первой вещью, которую Кмен возжелал всем сердцем. В конце концов он украл его у брата. За это Скала отломил ему два пальца. Четыре года спустя Кмен убил его на поединке и закопал вместе с кинжалом. Отломанные пальцы до сих пор болят в сырую погоду.

То, чего мы желаем…

Дворец, куда привел его царь, оказался полон таких вещиц. На вкус гоила, помещение было оформлено аляповато: слишком много золота и картин, перегруженных фигурами человеческих богов и героев. Но искусство мастеров поражало. Кмен и сам удивлялся, откуда в нем слабость к этой человеческой чепухе…

Если ножки кровати сделаны в форме львиных лап, от этого на ней не спится слаще. Князья Ониксы держали во дворце черных львов. Последнего убийцу, подосланного Ониксами, Кмен велел отдать львам на съедение.

Ну и конечно, зеркала. Как людям без них? Едва ли не с каждой стены смотрело на Кмена его собственное отражение. Первое время ему нравилось себя разглядывать. Каменное лицо не выражало ни гнева, ни любви, которыми он так легко воспламенялся, ни решительности, ни гордости, свойственной всем изгоям. Ведь гоилы – народ-изгой. Каждый из них с детства привыкает к унижениям, как к подземному жару.

Кмен отвернулся от зеркала.

Неужели она так и не приедет?

Плеснув в стакан воды, он поймал себя на желании увидеть в ней лицо Феи. Он любил ее сильнее всего на свете и предал, променяв на то, к чему так стремился: на власть, трон враждебного государства и сына с человеческой кожей. Все это оказалось нужнее любви. Любовь сделала его трусом, она размягчила и ранила его сердце.

Охранник доложил о прибытии Хентцау. Кмен поставил у дверей гоильских солдат только ради того, чтобы успокоить яшмового пса, которому везде мерещились шпионы Ониксов.

По лицу Хентцау, как всегда, было невозможно определить, с какими вестями он явился. Хотя в последнее время он приносил королю только хорошие новости. Северные мятежники готовы к дальнейшим компромиссам; человекогоилы возвращаются к армию; Уилфред Альбийский тяжело болен, и это ставит под угрозу союз Альбиона и Лотарингии; среди Ониксов царит раздор и смятение, вот уже троих своих князей они объявили гоильскими королями.