Суд Проклятых - Романов Марк Александрович. Страница 52

— Апельсины с австралийских плантаций, триста тонн, тысячу комплектов органов брюшной полости Homo sapiens sapiens, автомобиль «Роллс-Ройс» модели «Альфа-три», 2134 года выпуска, пятнадцать киберов-«землероек»… — на мгновение закатил глаза Авель. — С Ганимедом я уже поговорил, думаю, там участятся несчастные случаи на шахтах и в рабочих лагерях. Автомобили имеются на Земле, не проблема. Апельсины — тоже.

— Киберы? — Гастон удивлённо двинул бровью. — Зачем им наши «землеройки»? Их машины совершеннее на порядок.

— Э-э… Шеф, — замялся Гаррисон, — им нужны не обычные железки, а прошедшие Лабиринт… Вот это — проблема.

Ле Рой помрачнел, вспоминая текущие донесения из Цитадели. После серии взрывов в строю оставались всего несколько десятков киберов, из них половина — с выработанным ресурсом. Спешно готовились замена и пополнение состава, но процесс киборгизации и коррекции никогда быстрым не был… «Прекращать обслуживание Лабиринта никак нельзя, — подумал он, прокручивая потоки информации. — Иначе будет, как в две тысячи двести пятьдесят седьмом, когда погиб старый Гвидо, и вышли из строя половина энергосетей… Повторения того хаоса я лично не хочу. Слишком дорого».

— Да, Авель, ты прав… Друг мой, нам нужно, по меньшей мере, три недели, чтобы возместить потери техники Цитадели. И только тогда можно будет снять с дежурства текущие единицы, но не ранее, — канцлер прикинул список. — К сожалению, или к счастью, на этом объекте уже не осталось никого из особого списка. Последний погиб несколько дней назад, в «бутылке» карантина…

— Значит, три недели, так, — Гаррисон пригубил бокал, пыхтя сигарой. — Но остаётся посланник…

— Не остаётся. Тело исчезло во время теракта, который мы спишем на выброс Лабиринта, — Ле Рой почувствовал, как его окрыляет вдохновение. — Если они не фиксируют разума своего драгоценного посланца, значит, он мёртв. «Скорбим, сожалеем, приносим извинения, но Лабиринт — это Лабиринт, с ним не шутят… Ждём замену почившему в бою, как только запеленгуем подходящее тело».

— Но, Гастон… — Авель перенёс вес тела вперёд, скрипнув стулом. — Если он всё-таки жив…

— Я отдал приказ спецхрану, они там всё наизнанку выворачивают… — канцлер плотоядно ухмыльнулся, вспоминая багровое лицо генерал-бургомистра, которого он лично о том уведомил вскоре после инцидента. Ле Рой был тогда взвинчен происшествием в Сенате, и не щадил ничьих чувств. — Найдут. Живым или мёртвым. Лично майор Шепард обещал…

— Он тоже «трёхсотый»? — уточнил Гаррисон, успокаиваясь. — Что-то я не помню майоров у нас в списках…

— Нет, он чист. — Гастон неспешно кивнул. — Но служака отменный. Верен «Марсу и чести», как он сам говорит.

— Ненавижу поэтов, — рыкнул Авель, — особенно — в форме…

— У поэтов главное не форма, а содержание, — улыбнулся Ле Рой. — А с содержанием у него полный порядок, выплачиваем вовремя.

16.3. Макс Телль. Сон в галактическую ночь

Человек на плоту проснулся, и привычно потянулся, разгоняя руками звёздную пыль, взлетавшую вверх от волн этого странного океана, где было слишком много частиц Вселенной, и так мало обыкновенной воды. Поплескав рукой среди ленивых стаек огоньков у края своего узилища, он уселся, обхватив колени руками, и стал смотреть куда-то вдаль, в никуда, не замечая ставших привычными красот и диковинок этого места.

«Тюрьма, даже если она из алмазов, или звёзд — всё равно остаётся тюрьмой, — неспешно текли мысли Макса, глядевшего остановившимся взглядом на столкновения галактик. — Если твою свободу отняли, тело забрали, и поместили душу, или что там у человека можно вырвать из его оболочки, в место, подобное этому — что можно хотеть? Только свободы… Жить. Я хочу жить».

Что-то изменилось вокруг. Он ясно чувствовал чьё-то присутствие, и даже нарушил свою недвижность, чтобы осмотреть плотик. Но ничего не нашёл на несчастных трёх квадратных метрах, которые сейчас были его единственным владением, кроме разума.

Тем не менее, здесь кто-то был… Кто-то или что-то, неощутимое и недоступное восприятию.

— Мы тоже хотим жить… — раздался бестелесный голос внутри Макса. Чуть надтреснутый, но знакомый — именно его он слышал перед тем, как заснуть на Марсе и проснуться уже здесь. — Это вообще характерно для всех существ, вне зависимости от степени развития и строения тела или разума — хотеть жить. Существовать. Взаимодействовать с миром вокруг… Продолжать себя. Развиваться, учиться, расти — или праздно проводить дни в неведении, небрежении и лени.

— Это ты… Ты перенёс меня сюда, в эту… это… — Макс запутался в словах, и внезапно понял, что не испытывает каких-то негативных чувств к этому бестелесному существу. — Зачем? Кто ты?

— Можешь звать меня «Посланник», — мягко шепнул голос. — Это и имя, и одновременно — функция, цель и смысл жизни. Так уж мы устроены…

— Макс Телль. Бывший работник технического сектора Цитадели, Марс… — слегка обалдело представился Телль в ответ.

— Я знаю… У вас функция и смысл пока ещё разделены, и это так непривычно… — Посланник слегка запнулся. — Но сейчас я пришёл показать тебе кое-что.

Макс внутренне напрягся. Любое изменение обстановки дарило надежду — пусть не на освобождение, но… Кто знает?

— Смотри, — подождав немного, продолжил его невидимый собеседник, — я покажу тебе наш мир…

Макс почувствовал, как его сознание расщепляется на несколько частей, одна из которых остаётся безучастно таращиться в пространство на чёртовом плотике, а другие… Темнота и серые искорки танцевали вокруг странную пляску, взвиваясь и опадая, рассыпаясь пылью и вспыхивая, расширяясь и опадая. Тишину движений нарушало лишь шуршание, и лёгкий запах затхлости чувствовался здесь.

Понемногу из теней стали проступать изломанные и искажённые очертания строений, скоплений валунов и скал, серой земли и каких-то металлических сооружений, причудливо раскиданных между курящимися темнотой провалами. Сумеречное низкое коричневое небо плевалось пеплом и песком, и тяжёлые чёрные облака медленно ползли по его куполу, навевая ощущения печали, скорби и грусти…

Темнота, тени и низкие небеса. «Боги Земли и Ушедшие Марса! — поразился Макс, озирая эту картину. — Как же здесь… тяжко. Где находится этот мир? Что за солнце его освещает? И освещает ли?»

— Это моя родина… — Посланник говорил медленно, тягуче, со странными нотками в голосе. Тоска, грусть и толика боли смешивались в его интонациях. — Древняя, рассыпающаяся прахом и пеплом, уставшая жить, умирающая — но любимая!

— Соболезную, — ляпнул Телль, и тут же смутился. — Что здесь случилось?

— Ничего особенного. Просто время подошло к концу, — Посланник вздохнул. — Оно закончилось уже давно, но мы смогли обмануть реальность, и выпросили у мироздания ещё эпоху. Потом ещё одну…

— А потом мироздание вам отказало… — Макс почувствовал, что, кажется, знает эту историю — где-то в глубине себя, внутри своей памяти или души… — И пришлось искать новый способ выжить.

Картинки угрюмого мира менялись. Глубокие моря, медленно переваливающие свинцово-серые волны к горизонту, скрывающемуся в чёрной дымке. Изломанные грани гор, увешанных бесформенными коконами то ли жилищ, то ли гигантских насекомых… Остатки искорёженных решётчатых башен из некогда светлого металла, покрытого липкой даже на взгляд коричневой плесенью.

— Верно, — голос дрогнул. — Нас мало… И если умрёт наш мир, погибнем мы все. Ваша реальность не может поддерживать жизнь в наших телах, наша — смертельна для вас. Другие законы материи, что поделать…

— Потому вы можете приходить к нам, только оставив свои тела, — Телль почувствовал растущее негодование, и угрюмо продолжил, — и захватывая наши… Моё, например.

— Крайне редкое и удачное совпадение.

— Ч-что? — опешил Макс.

— Твоё тело — крайне редкое и удачное совпадение, — невозмутимо ответил Посланник. — Оно способно принять меня почти целиком, в отличие от миллиардов твоих соотечественников…