Суд Проклятых - Романов Марк Александрович. Страница 54

Кое-как успокоившись, искин сухо отрапортовала, что сама ничего не знает про Орла, но может сообщить, что операция проводилась с участием бригады учёных с Эклектики под личным контролем самых высоких чинов. После она пожаловалась на сгоревшие в процессе обратного перемещения сознания Решки данные в его голове и внезапно замолчала, словно оборвала канал связи через удалённый доступ инфосети планеты.

Сам агент, стоящий в этот момент недалеко от входа в Лабиринт и понуро жующий какую-то порцию дешёвой еды, по вкусу напоминавшей пластиковое дерьмо тех самых первопроходцев, с надеждой взглянул на примитивный динамик связи в ржавом козырьке барака для полулегальной рабочей силы со спутников-соседей Марса.

Мемета молчала довольно долго, видимо, искала канал связи взамен внезапно оборвавшемуся, а когда подключилась хрипло просипела что-то нечленораздельное и, обозвав Решку напоследок гоем, предпочла ретироваться прочь, оставив агента наедине с его безумной идеей возвращения в Лабиринт.

Сам же агент, хоть и не сказал об этом даже верной Мемете, стремился попасть обратно на место своего длительного заключения не только для того, чтобы предстать пред светлые, или не очень, очи загадочного Орла.

Честно говоря, если бы у Решки был выбор, он бы вообще никогда не представал перед ликом Лабиринта.

Ещё в первую ночь в долгом и изнуряющем походе по местам боевой славы первопроходцев, Решка понял две вещи: ему нужно найти второго агента, Орла, и он всё больше осознаёт свою зыбкость пребывания в теле несчастного Макса Телля.

Занятое тело бригадира, с которым Двадцать Шестой частенько перебрасывался шуточками или вступал в короткие диалоги, не смотря на запреты и кажущуюся невозможность адекватного общения человека и кибера, отказывалось подчиняться агенту, хотя, по сути, являлось его собственным.

Язвы и ссадины, словно от расчёсов или укусов, Решка заметил после пробуждения в первые же двое суток в походе. Сначала он думал о реакции тела на суровую обстановку вокруг, довольно правдоподобные лишения и ограничения, в том числе, кислородное голодание, но после нескольких дней отказался от этой теории.

Даже когда Решка принудительно отменил программу двухнедельного похода по следам первых колонистов, и новейшая система безопасности мягко и аккуратно усадила его в подоспевший флаер компании, агент чувствовал беспокойство. Мелкая моторика всё сильнее и сильнее давала о себе знать сбоями и отказом подчиняться прямым командам головного мозга. Не говоря уже о бессознательных командах или необходимых функциях.

— Надо же, сколько дел решает наше сознание, когда мы думаем, что оно ничего не делает, — изрёк уставший агент, когда пальцы на его левой руке непроизвольно сжались, дёрнувшись все разом, и сильная судорога прошла от запястья до самого плеча. — Хорошо хоть сраться не начал и за дыханием пока следить не надо. Интересно бы я выглядел, если бы приходилось считать вдохи и выдохи.

Произведённый анализ, который инициировала Мемета, выявил поражения ЦНС в следствие пережитого шока. Иначе говоря, сознание Решки не желало закрепляться во заимствованном теле Макса Телля, а, следовательно, времени на раздумья у агента не оставалось совершенно.

Следовало либо искать контактов с Посланником, либо Орла, который, возможно, мог бы помочь с телом или хотя бы объяснить, что пошло не так. А все данные, которыми располагал сейчас бывший работник Лабиринта, сходились на одной точке — Эклектике.

Эта далёкая планета была хранилищем основных запасов транспортируемых кибертел в обжитом секторе космоса, транспортным узлом и грузовым лифтом, если можно так выразиться, всего биоматериала, когда-либо проходившего через руки Протектората, МАСК и, как догадывался Решка, даже ХаСОМ.

Мемета молчала, избрав для себя позицию не то обиженной девушки, не то надменной, умудрённой опытом дамы, против воли и власти которой посмел пойти какой-то сопливый юнец.

Попытки Решки напомнить искину, что он всего лишь следовал её рекомендациям, вызвали в голове агента новый шквал аргументов, споро вылившихся в острую мигрень.

И вот теперь, когда Решка уже стоял посреди темноты знакомых переходов, чудом отыскав вход в разрушенные и обвалившиеся тоннели Лабиринта, он старался понять, куда же ему двигаться дальше.

Технические коридоры и входы, выстроенные вокруг первого яруса Лабиринта, когда повстанцы пришли впервые занимать свои крысиные норы, полностью обвалились вниз, погребя под собой десятки работников.

Завалы уже разобрали, трупы вытащили, а проходы кое-как расчистили, но открытого доступа в Лабиринт, кроме крайней необходимости или воздушной тревоги, не было до сих пор.

Решке предстояло решить, стоит ли пытаться отыскать необходимую точку входа, или просто поблуждать по Лабиринту в надежде, что его центральная нервная система даст сбой, и он свалится куда-нибудь в яму или трещину от просевших внешних плит надстроек к Лабиринту.

Сама же система древних переходов, казалось, не пострадала вовсе, что и давало Решке надежду отыскать уцелевшие архивные данные с отправной точки планеты Эклектики, или ещё какую-то информацию о себе же в бытность Двадцать Шестым, что могло навести его на след загадочного Орла, если он до сих пор предпочитал придерживаться намеченного плана, и собирался выйти на контакт с последующей загрузкой сознания Посланника в тело Макса.

Раздумывая обо всём этом, Решка начал тихонько напевать для успокоения одну из простеньких песенок работников Лабиринта:

Летящей походкой мужик сел в лебёдку,

Но кто-то из нас хитрый был пи***…

Он долго скрывался, к нему подбирался,

Но вот — добрый вечер! — случилась та встреча…

Интерлюдия 3

25 марта 2278 года

Соскользнув на несколько метров по пандусу из тусклого металла, она ухватилась за выступающую из стены трубу, и остановилась. Уровнем ниже разбалансированный генератор гравитации испускал последние эрги, и поле тяготения было нестабильным — тело то наполнялось лёгкостью, то словно наливалось свинцом. Поморщившись, Химера спрыгнула на прогнувшийся под её тяжестью решётчатый мостик, и огляделась. Заброшенная станция наблюдения, лишённая кислорода и функционирующая на остатках энергии в накопителях, медленно вращалась вокруг своей оси ниже оси эклиптики на самой границе гравитационного поля Юпитера.

Дойдя до стены, изъязвлённой временем и покрытой ржавыми пятнами, Химера замерла, прислушиваясь к ощущениям. Время вокруг блестело непотревоженной поверхностью стоялого пруда, и только точка входа неровно пульсировала, успокаиваясь. Маяк, поблёскивая жёлтым пятном на границе чувств, вёл именно сюда, к остаткам оборудования и поникшим, как стебли механических цветов, кабелям энерговодов.

Она напряглась, и достала из свёртки пространства кусок металла, керамики и пластика, сразу же прилепившийся к стене, и проглотивший бронированные оболочки кабелей. От коричневого изломанного корпуса, на котором в случайном порядке были рассыпаны глубокие оспины с серым налётом, веяло чуждым. Но внутри билось хорошо знакомое Химере море силы, золотистой и горячей. Её тело пронзила дрожь ненависти, и пленница Пирамиды тихонько зашипела. Воспоминания о неспешно текущих веках и тысячелетиях, клетке из обжигающих лучей и боли, которая возникала при одной только мысли о прикосновениях к ним вернулись, освежённые прикосновением к источнику энергии прибора связи.

План Старшего Помощника Шиффса был простым и незатейливым. «Совсем вы, С-светлые, — змейкой скользнула мысль, — разучились строить интригу. Даже я могу сделать лучше!» Но указывать на ошибки освободившего её из заточения не входило в планы Химеры. Каждый сам себе могильщик.

Тем временем странный агрегат медленно наполнял накопители станции, оживляя одну за другой системы жизнеобеспечения и маневрирования. На расконсервацию и восстановление потребуется не одно десятилетие, но это её уже не волновало.