Вице-император. Лорис-Меликов - Холмогорова Елена Сергеевна. Страница 10

Станция эта являла собою ворота в аракчеевскую Россию, то есть такую Россию, где царит строго отмеренный линейкою и циркулем порядок. Здание станционное архитектурой своей являло торжество геометрии. И управлялся здесь аккуратный, дотошный немец Карл Иванович Грау, не чета пушкинскому бедному Вырину [12].

В аракчеевские времена место расположения Гродненских гусар было отведено для поселений пехотных солдат и именовалось Штабом Первого округа. На берегу Волхова были выстроены строгим квадратом каменные двухэтажные Селищенские казармы. Внутри этого гигантского квадрата размещался полковой плац, великолепный манеж, каланча с гауптвахтою, за нею – дома для офицеров, особняк полкового командира и дворец на случай посещения августейших особ. Плац окружен был бульваром из постоянно, каждую весну подстригаемых лип и кленов – уже набравших силу тенистых деревьев. Красота!

Но какая-то холодная, отпугивающая красота. Армия в России времен Николая Павловича мало чем отличалась от тюрьмы. Известно, что узники русские больше всего на свете боятся тюрем образцовых, где все выметено, выскоблено, все сияет чистотой: там и порядки образцовые по своей жестокости. Редкий солдат проживет месяц без розги. Для обер-офицеров гвардейский полк был сущее наказание. Учения – смотры – парады. Парады – учения – смотры. И так вся жизнь. Впрочем, началась она весело.

Корнетам Николаю Голубцову, Ивану Леонову 2-му и Михаилу Лорис-Меликову жить было определено в Сумасшедшем доме – крайнем правом из офицерских флигелей, где селились холостые поручики и корнеты. Леонова тут же забрал в свою квартиру старший брат, а Лорис-Меликов с Голубцовым поселились на втором этаже в квартирке о двух комнатах с общей прихожей.

Дом, конечно, не зря прозван был Сумасшедшим. Едва новые офицеры вошли в него, невесть откуда – и справа, и слева, и сверху – обрушились на них громовые звуки гитары, расстроенного фортепьяно, лай домашних собак. Справа под скрипочку чей-то тенорок выводил:

Сверху, со второго этажа, нежный этот романс перебивал под барабанный бой по фортепьянным клавишам грозный бас:

Поневоле растеряешься. Однако ж растеряться им не дали. Комнаты молодых корнетов тотчас же заполнились народом. Юнкера прошлогоднего выпуска, в Школе относившиеся к ним несколько свысока, обрадовались старым знакомым, как дети, и с этого дня в отношениях между ними наступило равенство. Опять явилось шампанское, и на протестующий жест Лорис-Меликова Приклонский 1-й ответил гусарскою истиной:

– Как день ни бьешься, а к ночи напьешься. Гуляй, гусар! Завтра начнется другая жизнь.

Другая жизнь и началась. И нельзя сказать, чтоб очень веселая.

Гвардейский полк тем отличается от армейского, что готовится не к войне, а к параду. И если случается попасть в сражение, успех ожидает лишь того из господ офицеров, кто начисто забудет, чему его учили в полку, и в миг смертельной опасности вспомнит какие-то начала тактики из школьных, не выбитых аракчеевской муштровкой истин. Так что учения в гвардии главною целью имели не одоление внезапных нападений и не атаку из засады, а стройность рядов, отчетливость движений на разводах и парадах и безукоризненность формы.

Гвардейский полк – потешный. И русские императоры чрезвычайно гордились верностью традициям Петра; до самого 1917 года радовал их глаз парадный строй семеновцев, измайловцев, преображенцев. Увы, не тому Петру они были верные потомки. Любовь Романовых к потешным полкам была сродни поклонению фрунту Петра III. Недолго царил на Руси Петр Федорович, но глубоко пустили корни в романовскую породу его прусский характер и пристрастия. Соответственно августейшим вкусам и порядки в гвардейских полках сильно отличались от армейских.

Неисправность в форме во время дежурства и на карауле или, не дай Боже, ошибка в отдании чести старшему каралась значительно строже, чем промах, допущенный на учениях и чреватый серьезными ошибками в настоящем, неигрушечном сражении. Неподобающая, на взгляд начальства, прическа стоила дороже сбоя в маршруте. Кремневые ружья, которыми оснащена тогда была армия (а в Европе – давно уж нарезные), начищались песочком и кирпичом до такого блеска, что положительно теряли всякую возможность стрелять точно в цель. Гайки, прикреплявшие ствол к ложу, пригонялись как можно свободнее, чтобы приемы были, как выражался Михаил Павлович, темпистее.

Гродненский гусарский полк образован был в 1806 году, и первым его командиром стал генерал Яков Петрович Кульнев. В Отечественную войну 1812 года гродненцы в авангарде корпуса генерала Витгенштейна спасли Петербург, разгромив под Клястицами корпус маршала Удино. Это был последний бой славного героя генерал-лейтенанта Кульнева. Когда полк устремился в преследование французов, генерал был убит. По высочайшему повелению Александра I с 1824 года в честь этого сражения полк назывался Клястицким. Впрочем, недолго. За победы, одержанные над взбунтовавшимися поляками в 1831 году, император Николай Павлович восстановил полку прежнее имя и зачислил его в гвардейский корпус, которым командовал его императорское высочество великий князь Михаил Павлович.

Тут и кончилась вольница для полковых офицеров. Великий князь нашел, что старший его братец, наместник в Царстве Польском Константин Павлович, распустил гродненцев выше всякой меры и полк находится не в надлежащем виде. Едва ли не каждый корпусной смотр кончался тем, что кто-нибудь из командиров эскадрона или взвода на неделю водворялся на гауптвахту. В 1838 году найдена была полку и новая железная метла – его командиром был назначен молодой генерал-майор князь Дмитрий Георгиевич Багратион-Имеретинский.

Красавец князь характера был пылкого, сурового и необузданного. И в первую же неделю службы корнет Лорис-Меликов попал под его горячую руку. Он вывел свой взвод на учения, отрабатывались приемы рубки саблями, и корнет был чрезвычайно доволен своими гусарами – лихо у них получалось единым махом раскалывать сплеча чучело противника. На прочее он не смотрел.

– Господин корнет! Почему нижние чины выглядят не по форме?

Господин корнет только недоумевающе хлопал глазами в ответ. И сколько ни вглядывался в своих гусар, никаких отступлений от формы, хоть убей, увидеть не мог.

– У рядовых Малахова и Картинкина пуговицы не вычищены.

Корнет Лорис-Меликов недостаточно знал еще собственный взвод и не различал среди рядовых Малахова и Картинкина, известных в лицо командиру полка. Пуговицы на их мундирах и впрямь были чуть тускловаты.

Теперь-то, конечно, познакомился. И с Малаховым, и с Картинкиным. Солдат понизили на два класса и на неделю обрекли на грязные работы. Корнету же наказанием было двое суток гауптвахты, а чтобы не скучал ось под арестом, из канцелярии полка были принесены ему копии приказов, содержащих сведения о надлежащем внешнем виде гусар Гродненского полка. И в частности, такой, сочиненный еще в 1832 году генералом Эссеном: «Пуговицы надлежит чистить следующим образом. Растопив 1 золотник олова, смешать с 2 золотниками ртути; послюнив несколько пуговицу и взяв на палец сказанного состава, растирать оный и тотчас же чистить щеткою досуха».

Повод к второму аресту был еще глупее. Поскольку гусарам в равной степени положены были и кивера, и шляпы, Михаил первым делом заказал себе треуголку. Примерил – очень хороша ему треуголка. Вылитый Наполеон! Вышел на плац и нос к носу столкнулся с генералом. Ловко, по-уставному повернул во фронт, правая рука вскинулась, отдавать честь… Это ж азбука! К шляпе прикладывают левую руку. Поздно опомнился корнет Лорис-Меликов. Трое суток ареста.