Страх и отвращение предвыборной гонки – 72 - Томпсон Хантер С.. Страница 79

— Бред сивой кобылы, — сказал я. — Только не меня. Все остальные говорят, что я похож на копа.

Он взглянул на меня, постукивая ногой по педали газа, чтобы разогреть двигатель.

— Да, — проговорил он. — Я думаю, это верно. Вы можете сойти за копа, пока держите рот на замке.

— Обычно я довольно сдержан, — заметил я.

Он улыбнулся:

— Ну, конечно же. Мы все это заметили. Тот другой парень из прессы, который по-прежнему здесь, спросил меня, кто вы такой, в тот день, когда вы поносили Никсона…

— Как его зовут?

Мне стало любопытно, кто же еще из корпуса прессы способен выдерживать весь этот позор и уединение.

— Я не могу вспомнить сейчас, — сказал Бобо. — Это высокий мужик с седыми волосами и в очках. Он ездит на синем «форде» универсале.

Мне стало интересно, кто бы это мог быть. Вероятно, у него есть веские причины оставаться здесь. Потому что все остальные, кто был в здравом рассудке, мигом отсюда слиняли. Некоторые из техников телевизионных каналов оставались до субботы, демонтируя лабиринт проводов и кабелей, которые они установили в «Фонтенбло» до начала съезда. Их было легко опознать, потому что они носили «левисы» и толстовки — но к воскресенью я остался единственным постояльцем отеля, одетым не как пиарщик гоночной трассы «Хиалих» в субботу вечером в середине сезона.

«Фонтенбло» — отнюдь не то место, где достаточно быть похожим на странноватого зловещего копа. Чтобы сойти здесь за своего, надо выглядеть как человек, который только что заплатил спекулянту 200 баксов за место в первом ряду в шоу Джонни Карсона.

Бобо поставил машину на передачу, но продолжал держать ногу на педали тормоза. Тут-то он и спросил:

— Что вы пишете? И для чего была вся эта собачья чушь?

— Господи! — воскликнул я — Именно это я и пытаюсь понять. Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе то, что занимает около 200 часов работы, за 60 секунд?

Он усмехнулся:

— Ну хотя бы попытайтесь. Расскажите мне, что там произошло.

Я остановился на полпути, переложил упаковки с пивом в другую руку и на мгновение задумался.

— Хорошо, — сказал я. — Никсон продал партию на следующие 20 лет, подготовив гонку Эгню / Кеннеди в 76-м, но он точно знает, что делает, и поступил так по той же причине, по которой делал все остальное с тех пор, как впервые попал в политику, — дабы быть уверенным, что его переизберут.

Он уставился на меня с непонимающим видом.

Я колебался, пытаясь сформулировать мысль покороче.

— Ладно, давай так: Никсон поставил Эгню и уродов Голдуотера во главе партии в этом году, потому что он знает, что они не смогут победить в 1976-м, но это была хорошая сделка, так как они вынуждены остаться с ним в этом году, что, вероятно, принесет одно или два очка в ноябре, и это важно для Никсона, потому что он думает, что гонка будет идти ноздря в ноздрю: и к черту опросы. Они всегда следуют за событиями, а не предсказывают их… Но истинная причина, по которой он развернул партию к крылу Эгню / Голдуотера, заключается в том, что он знает большинство демократов старой закалки, которых только что растоптал Макговерн и которые будут не прочь увидеть, как Джордж пролетит в 1972-м, потому что они знают, что, подождав еще четыре года, они смогут вернуться в седло.

Бобо засмеялся, мгновенно все уяснив. Сутенеры и разводилы быстро схватывают все, что касается политики.

— Иными словами, вы говорите, что Никсон просто полностью обналичил свой чек, — сказал он. — Ему плевать, что будет, когда его переизберут, потому что, как только он победит, для него все будет кончено, да? Ведь он больше не сможет баллотироваться…

— Да, — сказал я, делая паузу, чтобы открыть одну из бутылок эля, которую вытащил из упаковки. — Но вот что вам будет интересно узнать: Никсон отлично понимает, как мыслят политики, и поэтому знает, что такие люди, как Дейли, Мини и Тед Кеннеди, будут на его стороне, потому что это в их интересах — добиться сейчас избрания Никсона на второй срок в обмен на гарантированную победу демократов в 1976 году.

— Черт! — воскликнул он. — Это красиво! Они собираются обменять его четыре года на свои восемь, да? Обеспечить Никсону его последний срок в 72-м, а потом, в 1976-м, в Белый дом на восемь лет въедет Кеннеди… Господи, это так мерзко, что я по-настоящему восхищен! — Он усмехнулся. — А я-то думал, что это я циник!

— Это не цинизм, — сказал я. — Это политика в чистом виде… И я советую тебе держаться от нее подальше — ты слишком чувствителен.

Он рассмеялся и дал по газам, рванув прочь так, что взвизгнули шины, и едва не разбив на повороте задние фары длинного позолоченного «кадиллака».

Я толкнул вращающуюся дверь и пересек огромный вестибюль, все еще потягивая эль и думая о том, что я только что сказал. Если бы Никсон действительно продал партию и слил ее, было бы это сознательное действие или просто инстинкт? Неужели он заключил сделку с Мини во время одной из своих игр в гольф? Был ли Дейли при этом? Тед Кеннеди? Кто-то еще?

Я прикончил эль и бросил пустую бутылку в огромную плевательницу, полную голубого гравия. Две пожилые женщины, стоявшие рядом со мной, посмотрели на меня осуждающе, но я не обратил на них внимания и направился к дверям прославленного бара «Пудель». Он был почти пуст. Группа, копирующая Гленна Миллера, играла «Вальс Теннесси», но никто не танцевал. Три дня назад «Пудель» был набит так, что трудно было войти. На прошлой неделе здесь отметился каждый высококлассный журналист западного мира. По крайней мере, так мне сказала Салли Куинн, а она знает, что говорит.

Я вернулся к лифтам и обнаружил, что один из них пришел. Вид моей бутылки из-под эля в плевательнице снова напомнил мне о Никсоне… Кто еще может участвовать в этой сделке? Я взял Miami Herald из стопки, лежавшей в лифте, и протянул лифтерше доллар.

«Двадцать пять центов», — бодро произнесла она, и вскоре лифт остановился на моем этаже… Но прежде чем она успела отдать мне сдачу, я вышел, помахав ей рукой. «Ничего, — сказал я. — Я богат». Затем поспешил по коридору в свой номер и запер за собой дверь.

Игра уже началась, но счет был нулевой. Я поставил бутылки с элем в холодильник, одну открыл и сел смотреть матч, кляня предательство Никсона. Правда, сперва мне удалось на некоторое время сосредоточиться на игре. Трудно понять ход чужих мыслей, пока не настроишься с человеком на одну волну — не проникнешься его особенностями, не переймешь его темп жизни… А поскольку Никсон — завзятый футбольный фанат, я решил полностью погрузиться в эту игру «Рэмс» с «Канзас-Сити», прежде чем попытаться окунуться в политику.

Очень немногие понимают, как это происходит. Я узнал об этом способе от бразильского психиатра в Мату-Гросу в 1963 году. Он называл это по-английски ритм-логикой, потому что, по его словам, я никогда бы не смог произнести его настоящее название на языке индейцев хибаро. Я попробовал один или два раза, но язык хибаро — это для меня перебор, да и какая разница, как это называется. Во всяком случае, у меня, похоже, оказались врожденные способности к ритм-логике, потому что я ухватил суть метода очень быстро. Но я не могу объяснить это иначе как в музыкальных терминах, и пишущая машинка в данном случае совершенно бесполезна.

Как бы то ни было, к концу первой четверти я почувствовал, что готов. С помощью интенсивной концентрации на каждой детали футбольного матча я сумел временно перенастроить свои мозговые волны на ритм внутренних мозговых волн отъявленного футбольного фаната. Следующим шагом было направить мои «позаимствованные» ритмы на другой объект внимания, сильно отличающийся от футбола, — на президентскую политическую деятельность.

На третьем и заключительном этапе я просто сосредоточился на заранее выбранной проблеме, включающей президентскую политическую деятельность, и попытался решить ее субъективно… Хотя слово «субъективно» в этот момент несло в себе совсем другой смысл. Ведь я рассуждал не так, как это свойственно мне, а так, как это свойственно футбольному фанату.